Уникум (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич
- Ты ещё мал мальчик чтобы я тобой заинтересовалась.
- Ох, не знаете, чего лишаетесь. Это вам не ленивые брачные игры брутальных самцов, сделал дело и отвернулся к стенке, захрапев. Это буйство, это стихия, это настоящий шторм, от которого мои женщины, кричат так что стёкла лопаются.
- Размер не впечатлил.
- А вот сейчас обидно было. Теперь не узнаете, что это за поза номер сто девятнадцать из китайской Камасутры.
Ухмыляясь, та осмотрела места ранений, чуть задирая бинты, кожу у ран, видимо на покраснения, ощупала раны, и сообщив что заживление идёт нормально, повернулась к соседу. Все вокруг с огромным интересом слушали наше общение, раздавались с трудом сдерживаемые смешки. Вот медсёстры, что сопровождали врача, та не представилась, но как я слышал звали Лидией Николаевной, гражданский врач что направили в госпиталь на усиление, причём та продолжала работать в больнице. Меня позабавило что меня лечит врач по специальности акушер-гинеколог, но не более. Так вот две медсестры что её сопровождали, повели себя по разному, одна многопутный, только посмеялась, а молоденькая покраснела как помидор и отвернулась, глядя в сторону. Накрываться простынёй я и не думал, мне стыдится нечего, более того есть чем гордится, а то что врач сказал, то если её нравиться размеры как у ослов или у некоторых негров, так это лично её проблемы. Попросив передать мне гитару, у одного из ранбольных на весь зал был единственный музыкальный инструмент, та самая гитара. Мне не отказали, так что гитары пошла по рукам, и вскоре оказалась в моих, а так как врач была рядом, то я сказал ей:
- Лидия Николаевна, эта песня для вас. Правда я написал её для другой женщины, но вам она идеально подходит. Её должна исполнять женщина, поётся как бы о себе, но я надеюсь вы поймёте.
С гитарой я не был на ты так как с аккордеоном, но всё же наигрывать простые мелодии мог, научился за время странствий и путешествий. Вот и тут наигрывая, запел, глядя той прямо в глаза.:
Что-то милый, на меня ты больно сердишься,
Ну подумаешь, монашкой не жила.
В этом мире как умеешь, так и вертишься,
И не думай, что всегда тебя ждала.
И не надо меня мучить подозреньями,
Ты мне лучше, что красивое скажи.
И давай с тобой устроим день рождения
Моей маленькой, но все-таки души.
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Но уж если мы с тобою повстречалися,
Я на прошлом на своем поставлю крест.
И хочу, чтоб в церкви мы с тобой венчалися,
И чтоб я была не худшей из невест.
И не надо меня мучить подозреньями,
Ты мне лучше, что красивая скажи.
И давай с тобой устроим день рождения
Моей маленькой, но все-таки души.
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Все мы бабы - стервы,
Милый бог с тобой,
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!
Каждый кто не первый,
Тот у нас второй!.. (И.Крутой - С.Осиашвили).
Та, встав, с лёгкой улыбкой, чуть наклонив голову, слушала меня. А когда я закончил, запрокинув голову захохотала. Видно, что по-настоящему. Песня той понравилась. Красивая зараза, на Долину чем-то похожа. Но всё же стерва.
- Спасибо, - поблагодарила та и продолжила работу.
Прелесть, и всё равно стерва. Я вернул гитару, сам накрылся простынёй и вернув пустую тарелку санитарке, был ужин, напомню, и стал травить соседям анекдоты, в основном о девушках-блондинках. Наш врач как раз блондинкой была. Пару раз и та оглушительно захохотала, с интересом слушая меня, я голос не понижал. Меня попросили по громче рассказывать. Я больше скажу, в зале была оглушительная тишина, даже тяжёлые переставали монотонно стонать и слушали, так что ржали все. Для меня анекдоты бородатые, а тут их слушали как откровения. Да и скучно лежать было. Ну а два последних анекдота я совместил, про блондинку у врача описал. Вот первый:
- Блондинка проверяет слух у врача. Врач, шепотом говорит:
- Коньяк.
Блондинка, тоже шепотом:
- Где?
Когда зал проржался и снова наступила тишина, я второй рассказал:
- Врачи решили посмотреть, что находиться в голове у блондинки. Вскрыли череп и увидели только тонкую прямую полоску.
– А что будет если отрезать эту полоску? – спросил один врач.
– А давай попробуем.
Перерезали – и уши отвалились…
Ржач стоял минут десять. Лидия Николаевна стояла с красным лицом, вытирая слёзы от смеха, работать дальше та смогла только минут через десять. Правда за этот день до конца не успела, но продолжила дальше утром следующего дна. Так и мы и лечились. На процедуры меня не носили, прямо тут же отодрали старые бинты, кровь потекла, и смазав, дав ранам просохнуть, накрутили новые бинты. Ну как новые, сильно стиранные, с пятнами что остались, но чистые, а это главное. Пережил эту экзекуцию я с трудом, а через два дня следующая, ну а там дальнейшее лечение. Госпитали делятся на три стадии, хорошие, средние и плохие, где уморят легче лёгкого, всё от главврача зависит. Наш был не рыба ни мясо и то что госпиталь в плохие не скатился, а оказался на позиции средних, было чудом, и это чудо назывались врачи. Наша всё же оказалась не такой и плохой. Пять дней я уже тут в Ташкенте, и только вчера было пополнение медперсонала, наш старый наконец вздохнул свободнее. Врач так и остался один, в основном санитаркам и пополнили. Видимо девчат-десятиклассниц набрали, кивнув клич, вот те и суетились, делали что им медсёстры и более опытные санитарки показывали. За нашим углом закрепили Юленьку, та хоть и русское имя носила, но наполовину узбечка, наполовину русская. Смесь неплохая получилась, красотка.
Так потихонечку лечение и шло. Почему я не говорю кто я? Да скучно мне, решил посмотреть, что из всего этого выйдет и чем дальше тем становилось понятнее что всем на меня наплевать. Ну кроме Светы конечно, но что та в её положении сделает? Найти меня было бы не трудно. Эти двое уродов что перевозили меня, из медиков того аэродрома, сказали бы где меня оставили, дальше проверили по бумагам, куда эшелон ушёл, а тут найти не проблема, опросив, но никаких поисков не было. Я же говорю, наплевать. Так что чем дальше, тем я чаще машу рукой, и хрен с ними. К тому же Петровский обещание не выполнил, гад такой. Наградной пистолет не вручил. По-честному я один аэродром уничтожил, хотя остальные не без моей помощи, но заслужил я только одно наградное оружие, которое не получил. Есть причина обидится? На мой взгляд есть. Так что идите все к чёрту, я отдыхаю и лечусь. Нет, я понимаю, что в тот момент как меня доставили не до этого было, но когда вернусь в Москву или на фронт, и в течении месяца не получу заслуженную награду, а я заслужил, вот и ранение получил, то всё, буду посылать на хрен таких как Петровский. А такие желающие воспользоваться мной, не красиво звучит, но так и есть, найдутся. И не мало. Слухи о моём рейде прошлись даже по нашему госпиталю и газета московская со статьями об этом, и фотографии, даже моё, где я раненый на носилках большой палец показываю, тоже было. И знаете, что интересно, никто не связал старшего лейтенанта Барда и старшего сержанта Гафта, кем меня тут считают, хотя сходство было поразительным, как говорили многие. Так что выполнять их приказы я не буду. Отправят в тыл, пережду и вернусь, мол, ничего не получилось. А чтобы задницу прикрыть, устрою охоту на немцев и полицаев, настреляв их в достаточном количестве, ну пару мостов сожгу, и хватит, а задачу выполнять не буду. Я уже говорил? Повторюсь. Идите на хрен. Признаюсь, в одном моменте, я очень обидчив, особенно если игнорируют признание моих заслуг.
