Александр Доставалов - По ту сторону
А проводить в этих краях еще одну зиму не улыбалось никому.
Снова пришлось втягиваться в ритм тяжелых переходов. Тайга стала еще более больной, чем прежде. Километрами тянулись проплешины высохшего, желто-оранжевого, мертвого леса. По совету Мирры они не заходили даже на окраину таких мест, хотя идти там, по пустырю, было бы удобнее.
На третий день пути они услышали выстрелы. Стреляли вдалеке, из охотничьего ружья. Два выстрела, потом через паузу еще два. К их маленькой группе, идущей сквозь безбрежное лесное море, это не имело никакого отношения, и скалолазы спокойно продолжили движение, а на следующий день Мирра принес им первую удачу.
Карлику почудилось, что недалеко от тропы умирает крупный зверь. Тайга, пробитая химией, просматривалась насквозь, почти как в зимнее время, Женька отправил в указанную сторону разведчиков, и совсем недалеко от.тропы обнаружился труп молодого медведя. Издох мишка буквально только что, туша еще не остыла, а после разделки в нем обнаружили два крупных заряда свинца. Или оголодавший зверь пытался задрать человека, или кто-то не очень удачно поохотился на него; возможно, это был тот самый мишка, что захаживал к Мирре за сушеной рыбой.
В любом случае отказываться от целой горы медвежатины не следовало, вот. только момент для чуда выдался не совсем удачный. Скалолазы почти до предела были навьючены овощными запасами Мирры.
На сутки устроили привал, обработали мясо, прокоптив его полосками, перетряхнули рюкзаки, безжалостно выбрасывая «лишнее», заменили мясом часть овощей и даже — ужас!!! — оставили три драгоценных книги. Мирра, против ожиданий Женьки, только вздохнул. Затем он вздохнул еще раз и сообщил всем собравшимся, что попусту спорить не намерен, что он прекрасно чувствует общий настрой в пользу медвежатины, и что они варвары, ничего не понимающие в искусстве. Мясо и книги — здесь не о чем говорить. Глазки карлика скорбно разъехались в стороны. Ведь книги нельзя поджарить и съесть, а значит, они не имеют никакой ценности.
— Впрочем, — добавил Мирра, — медвежатина дело хорошее. Так что если вы возьмете хотя бы одну книгу из этих трех — вон ту, синенькую, — то я приму этот разбой как должное.
Женька отрицательно покачал головой. Мирра улыбнулся, ощерив свои жуткие черные зубы. Он прекрасно знал пределы реального торга. Теперь вздохнул Женька, и синяя книжка перекочевала в его рюкзак.
Мясо удалось забрать почти полностью, по крайней мере, лучшие его куски; кроме того, все вволю наелись свежей «копчушки».
ГЛАВА 28
Это был самый обычный понедельник. Сергей возвращался в Москву из Клина, и тяжелая сумка с продуктами «от бабушки» висела у него через плечо. Как и всегда, он зашел во второй вагон и сел к окошку. Электричка была местной, а не проходящей, поэтому свободных мест пока хватало, но Сергей убрал свою сумку наверх — ближе к Москве вагон всегда заполнялся. К этому времени он обычно старался задремать, иначе над ним нависал какой-нибудь старичок или парочка беременных женщин, и приходилось уступать место. Сейчас, однако, на него наступал дифференцированный зачет, и спать было противопоказано. Стипендия, на которую он очень рассчитывал, могла пролететь элементарно. Сергей раскрыл конспект и погрузился в чтение.
На какое-то время студент, что называется, отключился— не замечая ни своих соседей, ни остановок. Солнечные пятна скользили по формулам и тексту, мешая читать, но Сергей привык готовиться в электричке, и такие мелочи его не отвлекали. Он проработал одну за другой три лекции, закончил раздел и уже собирался погрузиться в новый, когда на одном из поворотов солнце брызнуло ему прямо в глаза. Сергей откинулся на спинку сиденья и поднял взгляд. И все формулы вылетели у него из головы напрочь.
Прямо перед ним, в соседнем «купе», сидели двое.
Те самые, из леса, из овражной подземной мглы. У Сережи что-то оборвалось внутри, и по спине поползла струйка липкого, холодного пота. Он как будто увидел змею или ядовитого паука. Чудовище. Или нечистую силу. Днем. В электричке. В толпе людей.
И лица-то у этих «черных» были неприметные, и видел он их отчетливо всего секунду, пока светил во мгле фонарик, но запомнил намертво. Они были в темного цвета рубашках и на этот раз вдвоем, а не вчетвером, но это были точно они.
Точно.
Сергей опустил глаза к тетради, но мысли его прыгали так же, как и формулы— он чувствовал, что эти двое очень опасны. Даже днем, в электричке, даже в толпе людей. Это была нечисть, монстры из фильма ужасов. Его ночной кошмар.
Несколько станций он так и проехал — делая вид, что читает, и боясь оторвать от конспекта глаза. Затем что-то внутри него стало возмущаться. Собственно, чего он испугался? Они же его знать не знают, и не видели никогда, так что узнать не могут в принципе. Да если бы и узнали? С чего он взял, что эти люди опасны? Где логика? Это ведь эмоции, пережитый страх. Хорошо, что никто не видит, но все равно стыдно. Ну, струхнул он тогда, в овраге. Не за себя даже струхнул, за Настю. Хотя и за себя тоже. Неважно. Ночью в лесу проверять, хорошие это люди или плохие, явно не стоило. Затаились они тогда правильно. Мало ли что. Нечисть, тоже… А может, это туристы какие-нибудь. Или местные, клинчане… Только что это было за световое кольцо?
Хотя, если постараться, и кольцу можно было подыскать рациональное, фейерверочное объяснение. Однако внутри Сергея сидело четкое убеждение, что перед ним не туристы. И что эти двое опасны даже днем. Интересно, это работает его подсознание, или он просто становится трусом?
Он снова попытался сосредоточиться на записях в конспекте, но это ему не удалось. Двое в темных рубашках тихо разговаривали между собой. Сквозь обычный гул вагона до Сергея не долетало ни слова.
Только губы их шевелились. Чубатый, со сросшимися бровями, и Ушастый — так их про себя окрестил Сергей. У обоих были одинаковые черные сумки, такие носят либо через плечо на длинной лямке, либо в руках за две ручки покороче. Удобные сумки, у Сергея в общаге такая же. Из бокового кармана Чубатого торчала свернутая газета. Люди как люди. По оврагам ночью лазят. Из огненных колец.
Сергей старался откровенно на них не пялиться. На него никакого внимания пока не обращали. Да и с чего бы?
За окнами вагона уже начиналась Москва.
Так. Сейчас они где-то выйдут. И уйдут. И пусть себе идут. Или за ними дернуть, посмотреть? Хотя у него же лекция. И вещи. А с банками таскаться тяжело. Грохнуть можно, стекла вместо варенья привезешь. Да и что, собственно, он увидит? На первую пару тогда точно опоздает. Глупо. Это не оправдание, это просто глупо. Может, подойти и спросить про овраг? Чего, собственно, он так боится?
— Следующая Останкино,— лаконично объявил машинист, и Сергей увидел, как двое в темных рубашках, поднявшись, направились к выходу. Не отдавая себе отчета, для чего ему это понадобилось, Сергей сдернул с полки сумку с продуктами и нагрузил ее на плечо.
В тамбуре он встал прямо за «черными», но внимания к себе по-прежнему не привлек. На полу валялись окурки, а на ступеньках возле двери кто-то раздавил пакет кефира. Лужа была совсем свежей, так что выходили все с левой стороны.
На платформе он немного отстал.
Чувствовал себя Сергей довольно глупо. Разумом он отлично понимал, что эта странная слежка ничего не даст и ни к чему не приведет. Но знал и то, что раз уж вышел, надо дело до конца довести. Даже если прогулять придется две пары. Или три. В конце концов, не в первый раз ему прогуливать. Да и перед собой как-никак оправдается. Раз он сейчас вышел, значит, тогда он точно испугался не за себя, а именно за Настю. А сейчас он уже сам, один, ужасно храбрый, проследит этих уродов, куда бы они ни направлялись. Днем, в центре Москвы. И Насте можно будет об этом рассказать. Мимоходом.
Идти, впрочем, пришлось совсем недалеко. Ни в машину, ни в троллейбус «черные» не садились. Неподалеку от телебашни они свернули к высотке, обычному жилому дому, свечке из белых плит, и Сергей, почти уже решивший задать вопрос насчет оврага — не убьют же его за это, прибавил шагу, чтобы их не потерять.
Типичный московский подъезд, стекло и широкие ступени. Сергей быстро нагонял своих попутчиков, у почтовых ящиков он отставал всего на пару шагов, а в лифт они вошли вместе. Двери мягко закрылись, после чего оба: и Чубатый, и Ушастый — внимательно посмотрели на студента. Уже вертевшийся у него вопрос примерз к языку.
— Тебе на какой этаж? — спросил Ушастый.
— На че… твертый, — судорожно сглотнув, сказал Сергей. Спрашивать об овраге почему-то расхотелось. Он отвернулся к дверям и на четвертом этаже вышел. Поправил тяжелую сумку на плече и пошел по длинному коридору к квартирам, чувствуя за спиной тяжелый взгляд. Затем двери лифта закрылись, и кабина ушла вверх.
Неприятности случались каждый день. Мелкие пакости большого перехода. Почти сразу после «медвежьей стоянки» обезножил Вовка. Ни с того ни с сего у него разболелось колено. Какое-то время парень терпел, на каждом шагу прислушиваясь ко все более возрастающей, трущей боли в суставе. Рядом шли Игорь и Оксана, к которой Володя, что называется, неровно дышал, и проявлять слабость на ее глазах он не собирался. Через несколько часов, однако, не хромать стало невозможно. Женька, первым заметивший, что Вовка начинает сдавать, выяснил ситуацию и от души прошелся по адресу терпеливых героев, которых потом приходится нести на носилках.
