Андрей Муравьев - Гроза тиранов
Пальцы сомкнулись вокруг рифленой ручки оружия. Надо ударить точно и сильно, тогда Салы не успеет поднять шум. Внизу полно охранников – на любой крик сбегутся.
Шорох за спиной!
Девушка резко развернулась, выбрасывая навстречу опасности зажатый в ладони кинжал, и замерла, трепеща от напряжения.
Тень напротив слегка отпрянула, но не издала даже звука, способного призвать на беглянку ночующих внизу янычар.
Нелли всмотрелась в силуэт. У распахнутой двери в комнату свиданий стояла Вицушка, венгерка, взятая в гарем совсем недавно. Ее семью, осевшую в бывшей венецианской провинции, по слухам, янычары вырезали в отместку за какое-то мнимое оскорбление султана. Скорее всего, османы просто решили присвоить немалые богатства, накопленные отцом и дедом Вицушки. Под нож пустили всех, кроме нее. Салы-ага пожелал видеть четырнадцатилетнюю черноволосую малышку у себя на ложе.
Вицушка сторонилась остальных наложниц, стоически сносила побои и насилие. Старожилки утверждали, что ей недолго осталось – хозяин быстро хладел к безответной невольнице.
Теперь венгерка стояла, слегка покачиваясь, в проеме двери.
Нелли приложила палец к губам. Вицушка кивнула, показывая, что не будет шуметь.
– Ты его убьешь? – венгерка прошептала вопрос одними губами.
Нелли кивнула.
Вицушка вывела руку из-за спины. В ее ладони блестела сталь, глаза заполыхали.
– Нет, чернявая! Ты это не сделаешь! Он – мой!
Венгерка приблизилась, Нелли отступила подальше от невольницы, размахивавшей кухонным ножом. А та шипела:
– Я только этим жить осталась. Только мыслию, что доберусь до его горла. Я каждую ночь под ним лежала и думала, как когда-нибудь взрежу эту желтую кожу и выпущу грязную кровь! Его кровь! Так же, как он это с моими сделал! Уйди, чернявая, не занимай дорогу!
Нелли отшатнулась дальше от обезумевшей рабыни.
Венгерка замерла над разметавшимся во сне хозяином. Нелли узнала нож в ее руке. Им Афифе сегодня резала арбуз на празднике.
Вицушка раскачивалась, примеряясь куда ударить – в горло или сердце.
Ее глаза обретали нормальный вид, движения успокаивались. Из сгустка клокочущей, вырвавшейся на волю ярости, она понемногу превращалась снова в человека. Наконец, храп аги прервал тихий шепот венгерки:
– Ты думала удрать или зарезать его?
Нелли пожала плечами:
– Удрать… И его порешить. Он виновен в смерти моего жениха. Не сам, но…
Вицушка повернула голову, склонив ее набок. Она рассматривала собеседницу, как недавно та сама изучала ее:
– Если сбежать думала, то иди – сейчас самое время. Я дам тебе небольшой запас. Будешь поторапливаться – успеешь…Только кинжал оставь – мой совсем негодный.
Лицо венгерки исказилось, оплыло. Нелли поняла, что та пробует улыбнуться, но получался лишь звериный оскал. Из-под тонких еще детских губ проступили мелкие острые зубы. Вицушка зашипела:
– Я хочу, чтобы он умирал на моих глазах. Горло ему перережу и буду смотреть, как этот боров станет кровь зажимать. Послушаю, как янычары верещат и хрипят перед кончиной.
Нелли положила кинжал и отошла. Вицушка тут же завладела стальным клинком.
Она закачалась от нахлынувших эмоций. Руки, сжимающие оружие, побелели.
– А ты, коль хочешь жить, беги. Мне же уходить некуда, да и незачем!
Нелли, все еще оторопевшая, застыла. Венгерка топнула ногой:
– Ну!
Нелли отшатнулась. Она ткнулась спиной в открытую дверь комнаты свиданий, торопливо развернулась, прислушалась, не идет ли кто еще, и заперла замок. Хватит одной безумной мстительницы!
Вицушка замерла над телом турка с поднятым оружием. Глаза ее были полузакрыты, губы шевелились.
Нелли присмотрелась и поняла, что венгерка читает молитву. Кончик клинка в ее руках дрожал от нетерпения.
Нелли подхватила с пола одежду турка (ночью подмораживало) и бросилась к окну.
Вдоль стены, снаружи, шел узкий карниз, по которому девушка начала двигаться вправо. Ступая мелкими шажочками и молясь, чтобы не обвалился кирпич, она добралась до персикового деревца, ухватилась за нависающую ветку и перебралась на хрупкий качающийся ствол.
Теперь начиналась самая опасная часть плана.
Под ногами послышался шорох. Пара черных волкодавов с блестящими в ночи глазами подбежали под деревце и недовольно зарычали. Их приучили не подавать звуков, даже если собаки замечали нарушителя. Молча рвать врагов на части, и все!
Нелли вытянула из-за пазухи кусок мяса и бросила вниз. Тут же начала шептать имена собачек, подслушанные у старого чауша,[112] их смотрителя.
Всю прошлую неделю, высунувшись из окна, она подкармливала непривычных в ласке людоедов, чей загон находился ровно под окнами невольниц. Подкармливала до тех пор, пока не добилась некой приязни этих озлобленных тварей.
На землю полетели еще четыре куска баранины, двухдневный рацион самой Нелли. Собаки узнали странную добрую двуногую и перестали рычать. Вот одна махнула обрубком хвоста, следом другая.
Девушка соскользнула с дерева. Волкодавы насторожились. Теперь главное – сохранять уверенность! Псы чувствуют слабость и страх.
Она дошла до калитки, запертой на ночь, следом, недовольно сопя, топали псы. Девушка приставила к калитке прихваченную у дерева лавку для отдыха. Тут был хозяйственный дворик, через который в дом попадают слуги и разносчики еды. Сторожа янычары предпочитали спать у парадного входа, рядом с конюшней.
Нелли не решилась ночью громыхать щеколдой и засовами, потому просто взобралась на верх калитки и мягко спрыгнула наружу.
Путь был свободен. Прямая, освещенная луной дорожка вела к южному выходу из Херцег-Нови. Там, конечно, тоже топают грузные ночные сторожа, но для выучившей закоулки егозы такие преграды – не помеха.
Нелли вздохнула, быстро развернула украденный халат и закуталась в теплую ткань. Промозглый ветер с моря стал ощущаться меньше.
За спиной, в доме, послышались ругань, яростные вопли. Ночь прорезал жуткий раздирающий душу крик.
Нелли торопливо двинулась в сторону развалин у базара. Чтобы от нее ни ждали будущие преследователи, покидать город она пока не собиралась.
4
Утром в город вошел нищий.
Херцег-Нови гудел. Ночью одна из невольниц великого Салы-ага решилась на страшное. Презрев доброту правителя этих земель, подарившего ей, обреченной, жизнь и свою милость, она пробовала зарезать хозяина. Аллах, милостивый и милосердный, сумел удержать руку безумной… Или рука сама дрогнула в последний момент – в этом мнения судачащих кумушек расходились в зависимости от веры спорящих.
Салы-ага отделался глубокой раной на шее и парой порезов на руках. Невольницу зарубили подоспевшие телохранители.
Ага поначалу решил казнить всех своих невольниц, но ограничился тем, что повелел удавить самых ненадежных. Евнухи тут же исполнили приказ.
Нищий остановился у городского фонтана, расположившегося у ворот, чтобы обмыть запыленное лицо и набрать воды в деревянную баклажку. На пересуды он только головой покачал.
Высокий, худощавый бродяга с завернутой в холстину ссохшейся рукой, он вызвал бы вопросы у столпившейся тут же городской стражи. Обязательно вызвал, если бы не был так изможден. Щеки впали, под глазами – мешки, кожа посерела. Нищий держался, но по тому, как он шаркал, подтягивая левую ногу, казалось, что Аллах вот-вот приберет его на свой суд.
Так что сторожа к бродяге не липли и довольствовались серебряной пазванчети. Впрочем, если у путника есть возможность заплатить за вход в город, возможно, он отыщет серебра и на лечение шарлатанам-табибам, расплодившимся в порту?
Пожилые гарнизонные вояки, несшие свою службу опустив рукава, тут же забыли странного незнакомца. Тем более, что прибежавший на пост посыльный потребовал утроить бдительность. Ночью, оказывается, еще и сбежала одна из рабынь дахия! Описание беглянки прилагалось, так что каждую женщину, выезжающую за пределы города, приказывалось досматривать на предмет сходства. Даже бабу обещали прислать для этого, чтобы и мусульманок проверять и не нарушать каноны ислама, значит.
Сторожа почесали макушки и вернулись к нардам.
Нищий, простоявший за спинами солдат и ухвативший обрывок разговора, скрипнул зубами. Он явно остался недоволен услышанным.
Спустя час в двери дома почтенного Еюпа Кадри постучались странные гости.
Пока тучный купец продирал глаза, во двор, отстранив от ворот мальчика-подручного, один за другим вошло четверо незнакомцев. Первым шаркал запыленный бродяга с рукой за поясом, следом – трое заросших по брови козлопасов-горцев с бочонками на плечах.
– Идите отсюда, добрые люди! – купец замахал руками. – Я не покупаю вино! И бочонки мне не нужны!
Незнакомцы молча прошли к дверям, составили свою ношу на землю.
– Ты поставляешь в гарнизон крепости мясо?
Голос нищего звучал так уверенно, что Кадри даже не посмел возмутиться.
