Андрей Посняков - Щит на вратах
— Вы говорили об аргиропратах, — на полдороге вдруг остановился Никифор.
Хельги согласно кивнул.
— Да, именно о златокузнецах шла речь. Помнишь, я рассказывал о братстве зеркал? Так вот, как видишь, пришел и мой черед заказывать зеркало. Закажу, что ж… Может, и пригодятся еще братья-поэты.
— Тут неподалеку находится мастерская некоего Козьмы Левантийца…
— А, который когда-то выковал тебе крестик, — вспомнил князь. — Вернее, не тебе, а твоему почтеннейшему отцу. Помню, помню, ты как-то рассказывал. Он хороший ювелир?
— Отличный.
— Что ж, зайдем, время есть.
Аргиропрат Козьма Левантиец — чернобородый, темноликий, ухватистый — узнал Никифора почти сразу, как только они вошли во двор мастерской. Ювелир сразу углядел возможных клиентов, вышел навстречу, поклонился.
— Приветствую вас, уважаемые! — Потом присмотрелся к Никифору. — Ого! Рад, что и ты, мой господин, жив и, похоже, вполне благоденствуешь. Будете заказывать церковную утварь?
— Нет, зеркало.
— Зеркало? Может быть, для начала посмотрите уже готовые? Прошу…
Ювелир распахнул двери мастерской. На широкой лавке были разложены серебряные зеркала в золотых окладах, браслеты, кольца, крестики… Один из них вдруг привлек внимание Никифора. Монах нагнулся, взял крестик в руки и вздрогнул: крест был точно такой же, как и у него! Один к одному — близнецы-братья.
— Примерно с год назад его заказала одна молодая женщина, но почему-то так и не забрала. — Ювелир внимательно посмотрел на Никифора. — Я думал, ты знаешь… Отойдем-ка…
О чем они шептались, Хельги не слышал, да и не прислушивался, застыв, как соляной столб, — в одном из зеркал ему снова привиделся Велунд.
Евдокия Ингерина — императрица, теперь Хельги знал это! — ожидала его в перистиле. Улыбнулась, отпустив прислугу.
— Рада, что ты пришел.
— Диомид передал, что ты ждешь.
— Жду. — Императрица улыбнулась — поистине, она обладала божественной красотой и недюжинным умом, — И вот наконец-то дождалась! Ты долго не приходил…
— Дела…
— Теперь же займемся другими. — Не говоря больше ни слова, она подошла к ложу и с улыбкой сбросила на пол столу, а затем и тунику, взглянула лукаво. — Ну?
Хельги обнял мраморное, вдруг ставшее податливым, тело, ощутил на губах яростный жар поцелуя…
— Ты не можешь свести меня с ведьмой? — чуть позже спросил он.
Евдокия с осуждением покачала головой.
— Это страшное существо. Ходят всякие слухи… Впрочем, что я тебя предупреждаю — ты самостоятельный человек. Уедешь скоро в свою Каппадоккию… Не хмурься и не лги, что останешься со мной навсегда. Поверь, я умею терять, тем более нас с тобой ничего не связывает. Почти ничего. — Ингерина улыбнулась. — А ведьма уже во дворце, мне доложили слуги. Кесарион, омерзительный евнух, только что провел ее в императорские покои.
Лейв Копытная Лужа, варяг, находился теперь при венценосной особе базилевса, прекрасно осознавая, кто на самом деле управляет императором. Присутствие Черного друида, его прежнего — и нынешнего — хозяина, Лейв чувствовал во всем. Даже утомился, выполняя различные поручения — присматривал за строительством капища в развалинах заброшенного дворца, потом лично умертвил строителей-рабов, вместе с Истомой контролировал через Пулада падших дев — вполне подходящих для жертвоприношений, за неимением девственниц. Вроде бы все хорошо — Черный друид в лице базилевса — властелин могучей империи, чего же еще надо? Однако же Лейв чувствовал, что еще не все позиции заняло в империи зло, исходящее от друида. Да и сам император… Нет, это не был Черный друид. Вернее — базилевс не всегда был друидом, что, скорее, свидетельствовало о слабости друида, нежели о силе. А Лейв не любил прислуживать слабым. Зачем? Слабых нужно давить, подчиняя своей воле, ведь толку от них никакого, в случае чего не защитят, не отмажут. Базилевс, на первый взгляд, был силен. Но слишком слаб оказался сидевший в нем друид. Варяг знал почему. У Черного друида Форгайла больше не было ни собственного тела, ни прежней силы. Вернуть все это и полностью обрести власть можно было только с помощью богов. А древние боги — покровители друида — любили кровь, им нужны были жертвы, много жертв, чем больше, тем лучше. И самое главное — нужно было принести в жертву кого-то из знатных людей, из самых знатных. Тогда боги будут довольны. Тогда уже не только вечером и ночью, но и утром, и днем друид сможет полностью контролировать императора, а затем и окончательно заменить его душу своей. А уж тогда… В империи и так жестокие законы, можно только предполагать, какими будут новые! И тайная ночная стража, и жертвенники, и свежая дымящаяся кровь… Затем убить всех священников, поклонников распятого бога, заставить жителей поверить в истинных богов, сплотить — колдовством, силой и страхом — и бросить спаянные кровью легионы катафрактариев против всего мира!
Лейв словно чувствовал все это и знал: возвысится друид, возвысится и он, Лейв Копытная Лужа. А пока же следовало верно служить базилевсу, не забывая и о собственных прихотях, благо имелись все возможности удовлетворять их.
Поклонившись вошедшей в приемную базилевса ведьме — вот уж тоже зловещее создание! — Лейв, с разрешения евнуха Кесариона, покинул дворец и направился в заведение Филофея Мамоны — проконтролировать, все ли готово к пятнице, а заодно и развлечься с мальчиками, девушки мало интересовали варяга.
Верхом Лейв добрался до притона довольно быстро, правда, пришлось объезжать по прилегающим улицам многолюдные форумы — не дай боги сбить кого, потоптать конем, — нет, мстить не станут, но тут же потянут в суд, а уж дальше завертится колесо, вытаскивая все жилы и средства как с истца, так и с ответчика.
Филофей Мамона встретил варяга глубоким поклоном. Что там Овидий Тселл или эпарх? Лейв Копытная Лужа был глазами базилевса.
— Есть новые мальчики, Филофей? — без обиняков поинтересовался Лейв, войдя в дом.
— Все прежние. — Содержатель притона развел руками. — Не желаешь ли откушать, что Бог послал?
— Что Бог послал — не желаю, — засмеялся варяг. — Буду то, что послали боги!
Наскоро перекусив — он вовсе не был голоден, — Копытная Лужа подозрительно воззрился на Филофея.
— Говоришь, нет новеньких? А кого не так давно доставили Евтихий с Харитоном?
— Но ведь его нельзя трогать, ты знаешь!
— Нельзя-то нельзя… а мы тронем, — хрипло засмеялся варяг. Честно говоря, ему давно надоели прежние мальчики, квелые какие-то были, нерадостные. — Ничего! Если что, вали все на меня.
Больше не обращая внимания на Филофея, Лейв быстро поднялся на второй этаж, отбросил засов…
Вскочив с ложа, недоуменно воззрился на него новенький отрок. Варяг озадаченно обернулся на поднимавшегося следом за ним Филофея — невольник казался слишком уж своенравным и мускулистым. Осторожный Лейв отступил назад и быстро захлопнул дверь.
— Он что у вас, не закован?
— А зачем? — беспечно отмахнулся Мамона. — Отсюда и взрослому-то не убежать, тем более нашим отрокам.
— Это не обычный отрок, — упрямо покачал головой варяг. — У него глаза воина, не раба. Правая рука развита чуть больше, на левом запястье — потертость. Не догадываешься, от чего?
— Нет.
— От ремней щита, дурень! А правой рукой он привык держать меч или секиру. Вы купили волка! Или, дело еще хуже, вам его подставили!
— Что ты, господин Лейв? — испуганно замахал руками Мамона. — Кому есть дело до нашего заведения?
— А куда делся Истома? И про побег ты забыл? Неужто не осталось кому отомстить? — Лейв зло сплюнул прямо на лестницу. — Заковать! Заковать немедленно, — тут же распорядился он. — Я пришлю кузнеца… И зайду завтра.
Хищно улыбаясь, варяг спустился вниз.
— А вот завтра мы с ним и пообщаемся.
Внизу, во дворе, заржал конь.
Ждан прислушался, тихо подошел к двери, дернул — вдруг забыли задвинуть засов? Нет, не забыли. Да и зачем уходить раньше времени, так ничего и не вызнав?
Филофей постоял во дворе, провожая задумчивым взглядом ускакавшего варяга. Лучше бы, конечно, исполнить поручение самому, не дожидаясь присланного кузнеца — когда еще тот придет, да и пускать в заведение чужого человека, пусть даже и присланного Лейвом, было бы непростительной дуростью, хватит и сбежавших стражников. Да и отрок в самом деле оказался засланным — не зря же он кому-то подавал тайный сигнал. Кому? Впрочем, умудренный жизненным опытом Мамона не стал докладывать об этом Лейву, пусть уж лучше сам догадывается, а то, неровен час, кто крайним будет? Он, Филофей, да еще Евтихий с Харитоном — почему вовремя не обнаружили подставу? Нет уж, в данном случае лучше действовать самим. Филофей поскреб бороду — был у него на примете один подмастерье… И сон-трава в запасе была, не без этого. Не дай бог, раб еще вырываться начнет, увидев цепи, покалечит кого или сам покалечится, как его потом такого в жертву по… Мамона чуть не плюнул. Так и хотелось сказать — поганым идолищам. Впрочем, похоже, сам базилевс тайно поворачивался лицом к кровавым языческим божествам, по крайней мере, именно такое впечатление складывалось у Филофея в последнее время.
