Александр Трубников - Черный Гетман
Удар по выдохшимся на подъеме казакам был страшен — едва не четверть из них сразу же погибли под копьями и, сбивая с ног вторую линию нападавших, покатились вниз по склону. По команде Ольгерда, из-за спин копейщиков вынырнули валахи, греки и болгары, вооруженные саблями и палашами. Особого мастерства бывшие лесные разбойники и уличные грабители проявить не могли, но этого от них и не требовалось — уцелевшие запорожцы, ошалев от неожиданного отпора, пустились в бегство.
Ольгерд в первых рядах врезался в отступающую толпу. Рубил направо и налево, подбадривая криками своих бойцов. Однако увлечься в контратаке не дал. Убедившись, что первый казацкий штурм отбит, крикнул так, чтобы услышали все:
— Назад, под камни! Перестреляют как куропаток!
— Команда оказалось более чем своевременной — не успели его бойцы залечь, попрятавшись в своих укрытиях, как от реки грянул оглушительный залп. На сей раз казаки стреляли из всего, что было у них под рукой — от тяжелых осадных пищалей до ручных пистолей, плотность огня была такой, что если бы не ольгердова предусмотрительность, он потерял бы не меньше, чем половину своего, и без того невеликого войска.
Воспользовавшись паузой, в которую казаки перезаряжали оружие, стрелки-браконьеры вернулись на позиции перебежками и вступили в ружейную дуэль. С верхушки холма позиции противника просматривались как на ладони, так что десяток бывших преступников, которыми командовал старый валах, смог нанести противнику ощутимый ущерб.
Казаки снова пустили в ход пушки и сделали несколько выстрелов по холму, согнав с позиций стрелков. Требовалось на ходу сменить тактику и Ольгерд дал команду копейщикам скрытно переместиться саженей на двадцать левее, сам же вернулся на наблюдательный пункт
— Что теперь? — спросил Измаил.
— Теперь хуже, ответил Ольгерд. — Они уже поняли, что нас совсем мало. Скоро сообразят, что у них нет иного выхода, кроме как штурмовать холм всеми силами, пока к нам не пришла подмога. Постреляют еще немного наобум, потом пойдут вперед. Тогда и начнется настоящая потеха.
Измаил, соглашаясь, кивнул:
— Стало быть, наше место в общем строю. Что же, у Сарабуна сегодня будет много работы…
— Не думаю, — мрачно ответил Ольгерд. — Казаки воюют жестоко, пленных редко берут. Так что работа будет скорее не у лекарей, а у мародеров, собак да могильщиков.
— Все там будем, — пожал плечами египтянин, проверяя баланс своего палаша. — Как по мне, умирать дряхлым беззубым стариком, мочась под себя в постель и страдая слабоумием, намного страшнее.
Разговор был прерван многоголосым ревом, который вырвался из ущелья — казаки пошли в атаку. На сей раз в воды Буга вошло не меньше четырех сотен человек.
Пока атакующие форсировали реку, казацкие пушки успели ударить картечью поверх голов. Ольгердовы стрелки, воротившиеся на старые позиции, этого не ожидали и, судя по всему, попали под залп, но думать об этом было уже некогда да и незачем: дальше все решалось в рукопашном бою.
Казаки, выставив вперед пикинеров, не ломая строй поднимались наверх. Ольгерд всматривался в приближающиеся лица с ужасом ожидая увидеть кого-то из знакомых по Киеву либо Черниговскому полку, но к счастью знакомых, по крайней мере в первых рядах, не наблюдалось. Дождавшись, когда строй атакующих выйден на воображаемую линию атаки, Ольгерд подал сигнал и засадный отряд ударил казакам в незащищенный фланг. Италийские наемники охватили нападающих полукругом, с фронта, воспользовавшись замешательством пикинеров, на казаков выплеснулась толпа валахов. Но численное преимущество противника не позволило преломить ход боя. Казаки смогли выстоять при первом ударе, перегруппировались и сами начали охватывать отряд с трех сторон.
Италийцы, чтобы избежать окружения, начали отступать наверх, держа строй и отбиваясь копьями, но это давало лишь небольшой выигрыш во времени. Поддерживаемые сверху редким огнем уцелевших стрелков, прикрываясь от флангового обхода мечниками, он шаг за шагом к вершине.
Теперь все его командирские обязанности по большому счету свелись к тому, чтобы показывать нестойкому хашару пример и не дать себя убить раньше времени, и Ольгерд, возглавил оборону на правом фланге. В него словно бес вселился, он наносил удары один за другим, не глядя на мелькающие перед ним лица, перемещаясь то вправо то влево, чтобы поддерживать сражавшихся рядом. Подаренная Обуховичем сабля в этот день напилась крови на год вперед.
Через некоторое время крутой подъем был густо усеян недвижными телами, но схватка, медленно перемещаясь вверх по склону, кипела с неутихающей силой. Ольгердовы бойцы бились храбро и умело, но численное преимущество врагов не могло не сказаться на ходе боя. И без того неширокая линия защитников становилась все короче.
Прорубив переносицу очередному противнику, Ольгерд огляделся по сторонам. По левую руку от него отчаянно рубились плечом к плечу два генуэзца, те самые что еще несколько дней назад потешались над сарабуновыми пиявками. Рядом отбивался сразу от двух казаков вооруженный морским палашом мальтиец Анри, спину ему прикрывали валашский разбойник и тот самый грек, за которым после боя с Фатимой закрепилось прозвище Голиаф. Сама же девушка, сверкая глазами, ловко орудовала явно отобранной у казаков длинной пикой с четырехгранным стальным навершием. И удар этой пики каждым своим клевком неизменно находил новую жертву…
Но и казаки, наторевшие в постоянных походах и войнах, не были куклами для битья, — рубились умело и слаженно, медленно но верно выбивая теряющих силы наемников. Ряды ольгердова хашара неуклонно таяли.
Наконец, завидев, что против них осталось не больше десятка человек, казацкий командир скомандовал к отходу. Повинуясь его голосу казаки, откатились назад к реке, но не для того, чтобы оставить поле боя, а давая работу стрелкам.
Прятаться было некуда, да и незачем, но спутники Ольгерда не дрогнули перед лицом верной смерти. Мальтиец Анри воткнул меч в щель между скалами, опустился на колени и, сложив перед собой руки, начал молиться, Измаил присел на ближайший камень и шевеля губами, что-то рисовал палочкой на земле, Сарабун, как ни в чем не бывало перевязывал раненого валаха а Фатима, оскалившись, словно рысь, защищающая своих детенышей, попыталась прикрыть Ольгерда от пуль своим телом. За спиной ругались на чем свет стоит генуэзцы и ольгерд подивился, насколько их напевное лигурийское наречие может быть пригодным для отборной площадной брани.
До казаков оставалось саженей тридцать, когда их командир несколько раз тряхнул лисьей шапкой и поднял руку, останавливая движение. Расстрельная команда выстроилась в линию и начала медленно поднимать ружья. Дыхание смерти теперь ощущалось в каждом порыве лижущего щеки сырого холодного ветра. Над склоном нависла тяжелая гробовая тишина.
Завороженно наблюдая за тем, как направленные на них стволы рыскают, выбирая цели, Ольгерд вытер клинок о полу рубахи, вдел его в ножны и завел руку за спину. Там, за поясом, по старой привычке, был заткнут последний заряженный пистоль, и пуля его была предназначена казацкому командиру. Однако выстрелить он не успел, как, впрочем, не успел дать команду "Пли!" и его противник. Разбивая предсмертную тишину сверху, с кромки холма, донесся нарастающий рокот многих тысяч копыт и вскоре по склону хлынула на казаков нежданная уже подмога.
При виде летящих на них татар казаки не стали проявлять глупого и бессмысленного в изменившейся ситуации героизма и, не дожидаясь команды, дружно пустились в бегство — единственным их спасением была река и укутанное туманом ущелье. Однако до водяной кромки добежать смогли лишь немногие: стрелы, выпущенные искушенными в конной стрельбе степняками, понеслись вниз плотным дождем, впиваясь в головы, шеи, спины и ноги бегущих людей, так что многие падали вниз лицом, утыканные оперенными древками, напоминая диковинного зверя-дикобраза. Добив саблями тех, кто спасся от стрел, но не успел добежать до воды, татары начали беспорядочно носиться вдоль берега, выбивая засевших там казаков. Уцелевшие казаки пробовали отстреливаться, но без особого успеха: пока стрелок перезаряжал фузею или пищаль, татарский наездник успевал выпустить в него едва не десяток стрел.
Не менее полутысячи всадников понукаемые окриками своих командиров, начали заходить в воду и перебирались на другой берег попутно рубя саблями спасающихся казаков. Покончив с теми, кто еще уцелел, конники, сомкнув строй ринулись в глубину ущелья.
Бой пропал в густеющем на глазах тумане и Ольгерд, переведя дух, начал оглядывать свои позиции. Из всего отряда уцелело не больше десятка человек, и то, что в их числе оказались все его компаньоны было невообразимой, невероятной удачей! Сарабун хлопотал вокруг раненых, Измаил все также сидел на камне, а Фатима, то и дело бросая на Ольгерда быстрые будоражащие взгляды, протирала куском толстой замши наконечник копья. Из остальных наемников уцелели грек Голиаф, валашский браконьер и генуэзцы. Мальтиец Анри лежал, уткнувшись лицом в землю с развороченным пулей затылком — молитва не смогла отвести от него шальную пулю, выпущенную в суматохе кем-то из казаков и скорее всего случайно. Ольгерд, шепча на ходу имена тех наемников, которых успел запомнить за время недолгой службы, начал подниматься к вершине. Каждый шаг давался ему с трудом, и дело здесь было совсем не в усталости…
