Алексей Волков - Гавань Командора
Собственно, в паровой машине ничего сложного нет. Придумать ее вполне могли еще древние греки. Но то ли они демонстративно плевали на любую технику в целях повсеместного внедрения спорта (например, гребли), то ли жалели свои чахлые леса, делать этого мудрецы, философы и прочие основатели современной цивилизации не стали.
Огонь в котле нагревает воду, вода превращается в пар, пар двигает цилиндры, кривошип крутит вал, вал передает момент куда требуется. Короче, элементарно, Ватсон. Правда, больше на словах. Но описать агрегат и изготовить его – разница заметная.
Я никогда не ощущал в себе желания стать Сайресом Смитом. Да и сейчас больше подсказывал, советовал, как истинный зевака, одним словом, руководил. Было бы над чем, а уж кому руководить – всегда найдется. У меня ведь два помощника имелись. Плюс Ардылов и Кузьмин в качестве мастеров. И куча народа для непосредственного проведения работ, если уж пользоваться суконным деловым стилем.
Испытание паровика планировали провести в январе всей немногочисленной, но спаянной командой. Но не успел закончиться декабрь, а все уже было готово. До Рождества оставалась неделя. И лучшим подарком к нему являлась заполнившая большой сарай машина. Даже труба торчала наружу. Между прочим, у самого котла металлическая. И уж затем она переходила в каменную.
Целый день в сарае наводился порядок. Мусора набралось столько, что вынести его самим было проблематично. Точнее – лень. Проще заплатить, а там всегда найдутся, кто проделает всю процедуру за копейки. В полном смысле слова – копейки. Покупательная способность денег еще долго будет иная, и та же пресловутая копейка для обычного горожанина как для нас… Даже не знаю сколько. Коров в двадцать первом веке я не покупал, а телевизоров не продают здесь.
Теперь оставалось самое трудное – ждать. Раз уж собрались провести испытания всем скопом. Ждать, пока не приедут наши.
И мы терпеливо ждали. Хмельную по случаю окончания работ ночь, похмельно-сонное утро и даже часть дня…
Искус особенно усилился после отнюдь не постного обеда, сопровожденного соответствующей выпивкой. Обедали мы в купленной избе, стоящей недалеко от места работы. Удобно – не надо переться по морозу черт знает куда, да и никто не оценивает пищу на предмет кошерности.
Зато на тот же предмет попытались оценить дела. Какой-то весьма плотного сложения монах хотел проникнуть в сарай. При этом в порыве кротости и братской любви к людям он едва не избил выглянувшего наружу часового из числа присланных нам на помощь солдат.
Пришлось вставать из-за стола и идти выяснять отношения. А также – качать права и потрясать бумагами.
Оказывается, в монастыре прослышали про собранную нами диковинку, и, хотя никто точно не знал, что она может делать и для чего вообще служит, кое-кто усмотрел в наших действиях происки сатаны. Усугубляло положение, что ни я, ни мои современники на исповедь не ходили. И вера ни при чем. Скажи правду – не поверят, такая получается тавтология. Лгать перед лицом Бога (вопрос о его существовании открыт, но все же…) нет ни малейшего смысла.
Монах потребовал от нас пояснений, для чего мы устроили в сарае форменное железное непотребство. И уж, само собой, покаяться, а содеянное – собственноручно порушить.
Пришлось припугнуть его именем сурового царя, а заодно сказать, мол, штука эта поспешествует (словечко-то какое!) дальнейшей победе над турками, а то и освобождению Гроба Господня. Следовательно, бесовской она никак не является.
Это была битва, ничуть не уступавшая былым карибским баталиям. Только вместо картечи и ядер летали исключительно слова. Порою они перемежались со стороны монаха цитатами из Писания, а с нашей – указами самодержца и здравым смыслом напополам с иронией.
И, как в Карибском море, мы опять победили. Хотя не сразу, с уроном для самоуважения, а заодно и кошелька. Небольшая сумма на свечи и молитвы положила конец спорам. Но не станет ли количество оппонентов еще больше, ведь многие могут захотеть воочию увидеть некоторые из аргументов?
Спор был жарким, но промерзли мы капитально. Этакая странность климата и дел. А вторая странность – хоть изба была протоплена и не успела остыть, но, чтобы из сосулек вновь превратить нас в нормальных людей, пришлось в экстренном порядке принимать тепло внутрь. Иначе даже руки не действовали, а пальцы застыли в согнутом положении, ожидая полной чарки.
Хорошо, не в распрямленном, иначе мы бы так и замерзли без покаяния прямо внутри помещения.
– Ничего. Скоро наши приедут. Испытаем машину, тогда гульнем, – мечтательно вымолвил Кузьмин.
– Это точно. Наверняка уже бросили все дела и мчатся сюда, – поддержал его токарь. – К завтрему будут здесь.
Увидеть ребят было здорово. Погонять паровик на холостом ходу, а потом посидеть в своем, тесном кругу, немного выпить, попеть песни под гитару…
Мысль согревала не хуже водки. Но был в ней трудноуловимый изъян, и мне пришлось поднапрячь оттаявшие от печи и спиртного извилины, чтобы сообразить: какой?
– А послали?
– Кого? – лениво уточнил Кротких, беря в руки гитару.
– Ты бы еще «куда» спросил! – Я едва не возмутился непонятливости нашего признанного музыканта.
– Куда – понятно. А вот кого… С монахом мы вроде были вежливы. Или я что-то не расслышал? – парировал Женя, беря пробный аккорд, а затем тщательно настраивая струну.
– К Командору кто-нибудь с кем-нибудь известие послал? – тщательно выговаривая каждое слово, спросил я.
Все переглянулись, и уже в этом выражался ответ.
– Значит, они завтра не приедут? – жалостливо посмотрел на меня Ардылов, которому больше всех не терпелось испытать созданный им паровой агрегат.
– Ты знаешь кого-нибудь, согласного отправиться в Москву на ночь глядя? По морозцу да во тьме? Я – не знаю.
Никто из моих компаньонов тоже не знал. А Женя в придачу запел своим хриплым голосом:
Во хмелю слегка лесом правил я…
– Значит, еще дня три ждать. Если не все четыре, – когда песня закончилась, грустно вымолвил Ардылов.
– Зачем же до завтра?
Кто произнес эту фразу, вспомнить потом мы не могли. Она буквально витала в прокуренном воздухе, и вымолвить ее мог любой из нас. Даже странно, что ее не произнесли раньше.
– Ничего. Мы только проверим, посмотрим, попробуем. А то приедут ребята, а паровик почему-то не действует. А так…
Мысль показалась настолько удачной, что была принята на ура. Мы только кое-что прихватили с собой, дабы скоротать время до запуска, и веселою гурьбой устремились к сараю.
Там тоже постоянно топились аж две печки. Часовой по совместительству являлся кочегаром и во второй своей ипостаси старался так, что машинный зал по температуре чем-то напоминал баню. Мы налили солдату на дорожку, да и услали его к товарищам по службе. Все-таки присутствие посторонних в ответственный момент показалось нам нежелательным.
Едва за преображенцем закрылась дверь, как у нас закипела работа. Мы азартно таскали снег, растапливали его в каких-то ушатах, поставив ближе к печкам, смазывали оси, проверяли, не заедает ли механическая часть паровика.
Конечно, порою мы прикладывались к взятому с собой, не пропадать же добру? Да и работа после этого шла еще веселее. Только ждать долгожданного запуска не хватало терпения. А тут еще снег так медленно таял…
Пришлось залить в котел, что накопилось. Поставили следующую партию и заранее начали растапливать топку.
Не сказать, что и эта часть дела шла быстро. Огонь не желал разгораться, да и дрова, солидный запас которых мы внесли в сарай заранее, были сложены как-то не так. Но наконец заполыхало, загудело, и теперь осталось только ждать.
– Воды подлить? – бодренько приняв чарку, спросил Кузьмин, но на него дружно зашикали.
– Тут эта никак не закипит, а ты туда же! До утра же ждать придется! Хватит как-нибудь. Потом, если что, подольем.
Как всегда в таких случаях, закипать вода не желала. А может, и бурлила потихоньку. За гулом пламени было ничего не разобрать. Все приходилось определять на глаз. Манометра у нас не было, есть давление или нет – непонятно. Разве что на интуиции…
Ардылов долго и внимательно прислушивался, потом чуть повернул маховик. Тоненькая струйка пара просочилась через неплотное соединение, однако кривошип оставался неподвижным.
Мы напряженно смотрели на цилиндр. Ничего ле происходило. Мы сами были готовы лопнуть от переизбытка давления, а вот в котле его явно не хватало.
Еще четверть оборота. Что-то скрипнуло, зашипел пар, и вдруг – о чудо! – кривошип медленно двинулся вперед. Он словно упирался, хотел остаться на месте, но сила пара, отныне поставленная на службу людям, гнала его дальше.
Цилиндр выдвинулся до крайнего положения. Теперь пар через клапан давил с другой стороны. И вот он, первый оборот! И пусть вал пока вращается вхолостую, недалек час, когда от него начнут вертеться станки, а затем, будем думать о лучшем, и гребные колеса пароходов.
