Алекс Кун - Броненосцы Петра Великого
— Старик, у тебя половина часа, что бы около моих саней собралась вся деревня. Если этого не случиться, я сожгу всю деревню, вместе с ее жителями. Если они думают разбежаться и отсидеться в лесу, то возвратятся они на пепелище посреди зимы. Время пошло старик, и мне боле говорить с тобой не о чем.
Повернуться к старику спиной не рискнул, отошел вбок вдоль дома, сел на большой пук принесенной морпехами соломы, и начал набивать трубку. Все же поганая штука жизнь, за смерть лесных братьев совесть меня не мучает, а вот что делать с деревней, которую они кормили своим разбоем. То что большинство соберется, не сомневался, вон как старик лихо дома оббегает, и что дальше? А оставить такой нарыв на пути, по которому потоком пойдут и товары и сырье то же не сахар. Подозвал морпехов, велел, когда все соберутся, троим остаться со мной, остальным пройтись по домам и все дома проверить, не затаился ли кто.
Собирающиеся селяне гудели перед воротами старика, слышны были и бабьи причитания. Выждав ровно пол часа вышел к жителям, сел на сани, стоять было тяжеловато, и заговорил.
— Селяне, сегодня тридцать четыре человека из вашей деревни напали на мой обоз. Мне не интересны ваши оправдания, даже если они у вас есть. Сегодня эта деревня будет сожжена, а ваша судьба в ваших руках. Вы можете собрать то, что унесете на себе и идти на все четыре стороны. Вы можете загрузить в сани моего обоза все, что для вас ценно и двигаться с ним на новое место жительства. Другого выбора у вас нет. Спорить с вами я не буду, любой бунт буду карать немедленно. Вы все меня услышали?
Крестьяне от моего спокойного голоса и от страшного известия стояли как онемевшие. Потом начался вселенский плачь, с основным мотивом да что же это такое делаеться!
Говорить в таком гомоне было уже нельзя. Спокойно вытащил пистолет и пальнул поверх голов. Плачь захлебнулся не успев набрать обороты.
— Голосить надо было раньше, до того как мужиков своих на промысел кровавый отправляли. Теперь жду вашего решения. Те кто уйдет куда глаза глядят идите по эту руку от саней. Махнул налево. Те, кто пойдут с обозом, переходите по эту руку, указал направо. Тех, кто останется прямо передо мной, когда докурю трубку, застрелю. Демонстративно взвел боек, положил пистолет на колени и стал набивать трубку. Курить не хотел, но надо было занять руки и дать какой то понятный всем знак. Гул возник снова но в визг и плачь уже не срывался. Хныкали только дети. И что с ними делать? А со стариками, и теми, кто возможно лежит по домам и ходить не может? В какую же задницу меня загнали этим нападением! Толпа рассасывалась налево и на право. К счастью на право пошло больше, уйти решились только те, у кого родственники в хуторах по близости, которым еще напакостить не успели. Прямо осталось человек пять еще не совсем старых, но уже в летах. Со стариком во главе, смотрящим на меня еще с большей ненавистью. Затягиваясь в очередной раз трубкой, понимаю, время утекает. Махнул старику — Подойди.
Когда старик подошел вплотную, взял на всякий случай пистолет с колен и тихим голосом, чтоб только он меня слышал, начал.
— Что же ты делаешь, гад старый! Ты почему без надзора молодых оставляешь! Ты ради каких зароков хочешь на этой дороге кровью умыться! Эти зароки стоят того, чтоб племя свое в беде оставить? И не ври мне, видал таких верных делу ранее, у меня пол страны таких было. Ты за собой еще и приятелей своих потянешь, они верят тебе и идут за тобой, а ты их под пули заводишь. Думай старик, стоит ли так глупо терять стариков, которые еще могут помочь молодым. Ступай, моя трубка гаснет.
Старик отошел так же молча, и заговорил тихо со своими единомышленниками. Трубка действительно гасла. Тяжело вздохнул, загнал патрон во второй пистолет, взвел второй боек. Отложил трубку.
— Морпехи. Целься — по бокам от меня вытянулось шесть стволов со взведенными бойками. Поднял оба свои пистолета. Мир замер, в душе все затихло и съежилось. Старик смотрел мне в глаза по линии моего прицела. Уж не знаю что он в них увидел, может мою заледеневшую душу. Но он отвел взгляд, повернулся и пошел к большинству селян справа, а за ним потянулись и единомышленники. Не скажу, что отлегло. Чувствовал себя насквозь промороженным. Встал с саней, посчитал толпу справа, почти шесть десятков. Велел одному морпеху ехать на санях к обозу и гнать сюда половину наших саней, те которые не груженые. И побыстрее. Дождался сбора морпехов, обыскивающих дома. Как и боялся, было несколько не ходячих. В одном погребе нашли двух прячущихся мужиков, видимо убежали в деревню по протоптанной тропе и мы их не заметили. Приведенные мужики смотрели на меня зло и с вызовом. Приказал их связать и кинуть на сани. Тем, кто решил уйти дал время на сборы, пока курю трубку, и начал набивать ее в третий раз. Морпехам велел разойтись по околицам, и кто побежит из села в лес — стрелять не задумываясь. И один выстрел вскоре прозвучал. Философски пожал плечами, душа свернулась еще плотнее. Но собралось уходящих столько же, сколько уходило. Видимо выстрел был предупредительный. По одному вызывал уходящих к саням, осматривал, заставлял попрыгать. Выгреб у них много ценностей, даже золотые червонцы попались. Ничуть не сомневался, что попробуют уволочь награбленное. Некоторых даже раздел до исподнего, хоть и холодно было. Ограбленных грабителей отпускал, при условии, что они уходят и к околицам, на которых дежурили морпехи не приближаются. Пока ждали саней ходил перед толпой оставшихся селян. Они за мной следили как бандерлоги за Ка. Решил все же прояснить их ближайшее будущее. Остановился и заговорил.
— Мой обоз идет к Холмогорам. Там, в большой деревне Вавчуг построен завод и верфь, где все вы теперь будете жить. Кормить вас буду только в пути, пока идем на место, каждый из вас должен подумать, что он может делать, кроме грабежа. Работы на заводах очень много и для баб и для мужиков и для стариков. Зарабатывают рабочие до сорока рублей в год, конечно не все, а кто работает хорошо. А мастера по десять рублей в месяц. Поселю вас всех в рабочем бараке, будет тесно, но до лета доживете. Кто решит работать долго, дам ссуду на постройку домов. Кто уйдет разбойничать в леса Вавчуга — вырежу всю родню. Если вы еще не поняли, то вы теперь все живете в долг. В долг перед теми, кого убили на этой дороге. А чтоб вам не казалась сладкой судьба ушедших замечу, по приезде в Вавчуг, пошлю в Холмогоры подробный отчет, и все близкие хатора и деревни будут проверять стрельцы. А уж что они решат, кто разбойник а кто нет, этого никто не знает. Теперь о сборах. Скоро сюда придут два десятка саней. Складывать на них только то, что вам нужно для выживания. Если кто то попробует унести с собой краденное, рано или поздно, я об этом узнаю, и поступлю так же как с теми, кто уйдет на разбой. Не рискуйте родными ради золота, мне не разобрать, краденное оно или честно нажитое, все деньги и все ценности буду считать краденными. Напомню, вы живете в долг. Всю живность можете забирать с собой, как и все припасы, что на санях поместятся. Если ваши собаки покусают кого из каравана, такую собаку пристрелю, так что следите за ними сами. Кормление и уход за живностью на вас, и по приходу она останется с вами.
Стариков и не ходящих грузите в сани, заболевшие могут обратиться к нашему лекарю. Все возникающие проблемы решайте с вашим старостой, если он их решить не может, пусть обращается ко мне. Бабы с грудными младенцами и совсем маленькими детьми могут ехать в теплом кунге, но там лежат наши раненные и места очень мало. Думайте сами. И повторю в последний раз — вы живете в долг. Я все сказал.
* * *Вечерело, когда хвост последних из саней, на которых уехали переселяемые скрылся в лесу. В селе остались двое саней и четверо морпехов с Семеном и мной. Морпехам было приказано прочесывать каждый дом, не остался ли кто, или что то ценное. Проверять от чердака до подпола. Проверять нет ли захоронок и тайников. Отыскать все захоронки не тешил себя надеждой, состояние здоровья было совсем никакое. Попросил Семена посмотреть места, где по его мнению могут быть тайники. За ночь поиска собрали некоторое количество припрятанного, на содержание переселяемых на какое то время должно хватить. Семен нашел большой тайник в хлеву, этого хватит уже на длительное содержание всего каравана. К утру обыскали все дома и постройки, очень поверхностно но насобирали много, значит еще больше запрятано глубоко и мы вряд ли уже найдем. Но в том, что деревня кормилась разбоем теперь уверился окончательно. Приказал поджигать деревню и все строения. Жаль было до слез. Утром, дождавшись, когда над всей деревней встал столб огня и дыма уехали догонять караван.
Конец дороги был тягостен. Переполненные сани шли медленно, оттепели портили дорогу. Кухня не успевала прокормить столько людей, и припасы таяли на глазах. Патовая ситуация. Послал вперед верховых, просил направить на встречу сколько смогут саней и припасов, а так же чтоб уплотнили бараки и освободили два под прибывающих. Пока тянули, что было и упорно шли домой. Несколько раз приходил староста бывшей деревни, проблемы и там нарастали снежным комом. Возницу из кунга переложили в сани. Потом туда же переложили и нашего морпеха, он был плох, но в орущем детьми кунге ему будет еще хуже. Шанс вытянуть раненного был велик, и Тая разрывалась между кунгом и раненным. Мои болячки не заживали, повязки постоянно кровили и не прекращалась слабость. Когда нас встретил караван, посланный нам на помощь, устроил дневку. Перекладывали вещи по новым саням, ели свежего, слушали новости. Новостей было очень много, а сил мало. Вычленил для себя основное — все хорошо, и пошел в сани отсыпаться. Не смотря на подоспевшую помощь дошли до Вавчуга с трудом. Больно велико было напряжение перехода. Указав размещаться работникам в одном бараке и частично во втором, а деревенским всем во втором. Подозвал бывшего старосту.
