Ревизор: возвращение в СССР 31 - Серж Винтеркей
* * *
Москва. Квартира Брагиных-младших.
— Пап, а что мама не приехала? — спросила Женя отца.
— Да что-то она почувствовала себя не очень, горло разболелось, — поспешно ответил прокурор Томилин, выкладывая цветочки из детской мозаики. — Чтобы вас тут всех не позаражать, и не поехала.
Лариса показывала ему, какой шестигранный элемент брать, а он вставлял его в отверстие.
— Сам купил, сам теперь учи играть, да, Ларочка? — улыбнулся он ребёнку, сидящему рядом.
Лев говорил, что она совсем дикая. А когда он приехал с голубым щенком и коробкой мозаики, так она сразу ручки к щенку протянула и не дичилась нисколько.
— Надо нам с тобой съездить в Детский мир, — мечтательно произнёс он, глядя на ребёнка. — Там такие часы с куклами!
Когда он сегодня выбирал там подарок неожиданно появившейся внучке, часы, как раз, включились и прокурор почувствовал зависть к людям с детьми, которые показывали своим ребятишкам это представление.
— А ещё съездим в зоопарк, — продолжал мечтать прокурор. — Там обезьянки живут. Хочешь посмотреть обезьянок?
— Лучше крокодилов, — подсказал зять. — В зоопарке же есть крокодилы?
— Не знаю, — рассмеялся прокурор. — Папа крокодилов хочет посмотреть, — повернулся он к ребёнку. — Мы не боимся крокодилов, правда?
— Не боимся, — не очень уверенно подтвердила Ларочка.
— Тогда, может, завтра в зоопарк? — предложил Томилин новоиспечённым родителям.
— Поехали, — с радостью согласилась Женя. — Сто лет в зоопарке не была!
А прокурор счастливо улыбнулся. Внучка, пусть и приемная, оказалась не такой и плохой идеей… Вот и с дочкой на новой основе отношения налаживаются…
* * *
Мы приехали на дачу к Захарову не первыми, вдоль заборов стояло уже три машины. Одна, белый жигуль, точно Мещерякова.
Пришлось подождать ещё минут двадцать, пока все собирались.
— Пахомова не удалось найти, — доложил Бортко, явившись последним.
— Значит, начинаем без него, — сказал с мрачным видом Захаров. — Мы с вами, товарищи, голову ломали, что гагаринские затеяли? Теперь я могу вам это сказать. Они затеяли самих себя подвести под расстрельную статью. Мне сегодня сообщили, что УВД Москвы начинает расследование по жалобе одного из директоров на гагаринский райком. Мол, угрозами и шантажом склоняют директора к хищению социалистической собственности на вверенном ему предприятии.
— Они там совсем, что ли, не соображают, что делают? — удивлённо спросил Войнов.
— Чёрт знает что, — поддержал его Майоров.
— Мы думали, у них усиление позиций произошло, а у них потеря мозгов случилась, — заметил Нечаев.
— Самое неприятное, — продолжил Захаров, — что дело это на контроле в КПК и спустить его на тормозах никак не получится.
Вот, значит, почему руководство фабрики было на свадьбе таким спокойным. Они запустили встречный пал! Значит, Межуев в деле… Все, как и планировал, сработало! Так, теперь надо улучить момент, чтобы высказать свои соображения.
— И что теперь делать? — растерянно спросил Осипов. — Через них же и на нас могут выйти?
— Ну, не все так страшно, — оглядел нас Захаров. — Если гагаринских припрут к стенке, они могут на нас показать, конечно. Но кто им поверит-то? В столичном МВД у меня серьезные подвязки, что бы они там не наговорили, их быстро убедят изменить показания. Кроме того, скандал с участием партийного руководства района никому не нужен и это нам на руку. Как и следовало ожидать, в УВД Москвы получили указание провести проверку тихо, без лишнего шума. У гагаринских, если с ними связаться на данном этапе, есть возможность отделаться малой кровью, но нужен козёл отпущения, который получит реальный срок.
— И кто на это пойдёт? — с сомнением проговорил Ригалёв. — Это же должен быть добровольный шаг, иначе он всех сдаст…
— Разрешите? — поднял я руку, дождавшись того момента в обсуждении, который позволял мне осуществить то, что я сразу задумал, когда это письмо отправлял. — Считаю, что раз гагаринские так серьезно подставились, то именно нам надо их как следует прижать.
— Логично, — поддержал меня Бортко.
— Надо встретиться с ними, — продолжил я, — и объяснить, в какой уязвимой позиции они сейчас оказались. Что у них не просто серьёзные проблемы, а им расстрельная статья всем реально светит. На них уже вышло УВД Москвы. Мы можем их спасти, но у нас есть три условия. Первое, они предоставят добровольца, который будет козлом отпущения, чтобы МВД было чем отчитаться перед КПК. Пусть придумают что-нибудь в МВД, максимально далекое от реальности, к примеру, что мошенничал товарищ, и вовсе не представлял никакой райком. Статья будет совсем другая, чем за организацию теневого производства и его курирование, лет пять дадут, года три отсидит. Второе, надо наказать их за этот косяк и нарушение перемирия. Или они серьёзно откупаются деньгами или своими объектами за помощь в этом инциденте, или, просто, ложатся под нас со всеми своими объектами.
— А третье условие? — изумлённо глядя на меня, спросил Захаров.
— Регина Быстрова, — ответил я. — Они, против всех наших договоренностей о перемирии, нагло пропихнули её через ЦК ВЛКСМ в комсомольские структуры МГУ, связанные со мной… Они должны убрать её и из Комсомольского прожектора, и из группы по работе с письмами, заметьте, моими письмами. Ну, не хочу я её там видеть. Где она, там беда, вспомните Самедова… Надо воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы избавиться сразу и от неё тоже. И чтобы она никуда никогда больше не лезла. И в том случае, если гагаринские решат откупаться, а если перейдут под наш контроль, то тем более.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — задумчиво проговорил Бортко. — Всё это прекрасно, но с чего ты взял, что они сумеют найти добровольца, которого МВД сможет предъявить КПК?
— Вообще-то, это не наши проблемы. Единственное, что нужно им порекомендовать, чтобы они в тюрьму отправили того, кто весь этот план с Региной и придумал… Ни к чему нам на свободе член их группировки, что решил нагло перемирие с нами нарушить… А так… Получит человек срок, отсидит половину, выйдет по УДО. А как они его уговорят и чем соблазнят?.. Мы же не знаем, какие у них есть возможности. Может, они ему столько денег за это
