Корсары Николая Первого - Михаил Александрович Михеев
– Это больше заслуга моих людей, – честно признался он.
– Хорошо, что вы это понимаете, – серьезно кивнул адмирал. – Но так было всегда, не переживайте. Короля играет свита. Однако же вернемся к нашим баранам. Что вы можете сделать? Не морщите лоб, юноша. Во-первых, вам это не идет, а во-вторых, от этого кожа портится. Сейчас объясню. Самый первый и самый простой вариант – не делать ничего…
И впрямь, самый простой вариант. Просто тихо сидеть в Архангельске, ремонтировать неспешно корабли и ждать распоряжений из Петербурга. Никто не осудит – и так сделали больше, чем кто-либо мог рассчитывать. Торговые пути свободны, и купеческие корабли без опаски двинулись в Европу. Карманы матросов, ходивших в отчаянные абордажи, не то чтобы лопаются от золота, но вполне себе наполнены. Словом, живи да радуйся.
А вот второй вариант, предложенный Бойлем, выглядел интереснее. Хотя, конечно, и опасней во сто крат. На дворе август, а значит, есть еще время не только отремонтировать корабли, но и вырваться на океанские просторы и пощупать британскую корову за вымя. Островная империя критически зависит от товаров из колоний, а значит, удар по линиям снабжения нанесет ей существенный урон. Дело не только и не столько даже в собственно материальном ущербе, но один-два потерянных корабля и слух о том, что русские рейдеры вышли на коммуникации заставит торговые суда прятаться по портам. А это, в свою очередь, страшный удар по экономике. Джентльмены очень не любят, когда их бьют по карману. Это для британцев самое чувствительное место. А значит, есть шансы всерьез повлиять на ход военных действий. Особенно если получится еще и транспорт-другой с войсками потопить.
Ох, как заманчиво это звучало! Заманчиво, но в то же время и страшно, поскольку это было, по сути, задание для самоубийц. Против огромных флотов сразу нескольких серьезных держав на не первой свежести трофейных скорлупках в открытую не выйдешь. Прятаться до бесконечности тоже не получится. Рано или поздно на возмутителей спокойствия начнется охота, и один-единственный линкор, сумевший их настигнуть – это, по сути, смертный приговор. А ведь у врага таких линкоров десятки!
Можно не сомневаться, разбираться, кто перед ними, законопослушный рейдер или обнаглевший вконец флибустьер, разъяренные британцы не станут. Вот еще, время тратить! Повесят, как пиратов, и вся недолга. И шансы, что дело завершится именно так, велики – англичане умеют как пиратствовать сами, так и ловить конкурентов. Многовековой опыт не пропьешь.
Остальные варианты – мелочь, не стоящая внимания. Итак, зимовать – без риска, но без славы, добычи и по большому счету без пользы. Или рисковать – с огромными шансами сложить голову. И выбор предстояло сделать максимально быстро – лето неумолимо двигалось к закату, и скоро морской путь станет небезопасным. Льды.
Александр некоторое время сидел, механически прихлебывая свой морс. Подумать было о чем. Он, конечно, за последнее время привык ставить на кон собственную жизнь, но – чтобы настолько! Опять же, дело незнакомое – здесь у них было куда вернуться, а там работать придется вдали от баз. Адмирал ждал. Недолго. Потому как Верховцев, тяжело вздохнул и, отставив стакан, все же ответил:
– Я за поход. Но вначале мне придется обсудить это со своими людьми. Это мне, как офицеру, грудь в крестах или голова в кустах – весомый аргумент. Остальные же…
Он не закончил фразу, но все и так было понятно. Гребешков и Сафин пойдут с ним потому, что они изначально его подчиненные. Равно как и остальные матросы, которых, надо сказать, всего ничего. Но Матвеев – купец, а Диего с его матросами и вовсе иностранцы. Остальные же… Давайте скажем честно, они наполовину ополченцы, наполовину пираты. Это можно сказать о любом из них, просто кто-то больше пират, а кто-то любит Родину и имеет достаточную живость характера, чтобы уйти за удачей из родной избы. И приказать им будет кому-то сложно, а кому-то и вовсе невозможно.
– Разумеется, – кивнул адмирал. – Раз уж изначально вашей эскадре пришлось дать… гм… необычный статус, придется учитывать специфику. Надеюсь, они вас поддержат. Впрочем, тут уж как карта ляжет.
– Карта ляжет так, как я ее положу, – усмехнулся Александр. – В худшем случае уйду на «Миранде». Уж на один корабль я экипаж наберу.
– Вы очень храбрый молодой человек, – усмехнулся Бойль. – Но, думаю, у вас все получится.
Адмирал как в воду глядел. Неделю спустя Александр с ног сбился, занимаясь подготовкой кораблей. Как ни странно, идти в далекий и опасный поход захотели почти все, отказавшихся нашлось едва человек десять. Малодушных тут же с лихвой заменили получившие ранения в первом походе и вылечившиеся абордажники, вернувшиеся с Соловков. Плюс наплыв добровольцев – звенящие деньгами в карманах матросы по сравнению с обычными крестьянами выглядели настоящими богачами.
А ведь был еще архимандрит Александр, лично прибывший в город во главе отряда из двух десятков монахов, которых самолично благословил на служение ратное. На кораблях служители Божьи нужны? Нужны. Паству-то как без окормления оставить. Это пока корабли работали вблизи родных берегов, можно потерпеть до дома, а в дальнем походе без священников никак нельзя! А что все они имели опыт военной службы, да еще и сейчас прошли в монастыре неплохое обучение на артиллеристов, Бога не касается, то дела мирские.
Зато возникла другая проблема. Матвеев, когда они в тот вечер собрались, сказал:
– Я с тобой. Понравилось мне, сам не ожидал. Но вот денег у нас будет мало.
Он оказался даже прозорливей Бойля. Тогда его слова никто не поставил под сомнение, во всем, что касалось финансов, купец был непререкаемым авторитетом. Поверили – но не поняли. А ведь как прозаично все оказалось!
Допрос французского капитана, который Александр от невеликого ума не догадался скрыть, а самого пленного законопатить в самый глубокий подвал монастыря, оказался неутешительным. Или, наоборот, слишком утешительным – тут уж как посмотреть. Отбрасывая ругань пленного, показал, что на подмогу союзной эскадре никто больше подойти не планирует.
В принципе, это было логично и правильно – даже одни, англичане заметно превосходили все, что мог