Писатель: Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров
Но есть-пить, понятно, не главная фишка торжества. Продолжались речи и поздравления, практически полностью состоявшие из славословий в адрес молодых и пожилых, в основном последних. Поскольку о молодых еще мало что можно было сказать, кроме того, что они молодые, стало быть, перед ними расстилается светлая, широкая, прекрасная дорога… А вот о заслугах пожилых можно было петь дифирамбы, что и делалось неустанно. Особенно отличилась некая тоже немолодая дама, одетая подчеркнуто по-туркменски, в шелковом переливчато-цветном балахоне, не знаю уж, как он правильно называется. Мадам эта была заметно ухоженная, «элитарная», говорила она благозвучным, хорошо поставленным голосом. Что именно, я, конечно, не понял, но ясно — нечто чрезвычайно комплиментарное, судя по старательно невозмутимым, но довольным лицам, а в завершение этой женской речи оба свата солидно привстали, с улыбками обнялись, похлопали друг друга по плечам, спинам…
Да! — подумал я. Восток есть восток. Эти двое, возможно, друг друга ненавидят, но и бровью не поведут, чтобы выдать свои чувства. Будут демонстрировать вежливость и приязнь, сознавая, что обнимающий тебя держит камень за пазухой… Да и у самого приготовлен тот еще булыжник.
Как бы там ни было, торжество катилось словно по рельсам, без эксцессов, только и звучали филиппики, опять же премежающиеся песенными и музыкально-танцевальными номерами. В один из таких перерывов меня отозвал Курбан:
— Идем еще раз в кабинет, хозяин зовет…
Зашли туда. Бердымухамедов и прежде-то относился ко мне тепло, а тут и вовсе руки расставил по-братски:
— Ну, дорогой, спасибо тебе!..
— За что? — удивился я.
— За многое, — он засмеялся. — Во-первых за то, что просто гостем был. Во-вторых, как ты ловко этого скрутил. Молодец! Мужчина. Ну и третье: за то, что пишешь. Это же какой ум надо иметь!..
Похоже, он натурально расчувствовался, вышел из советско-байского образа. Я увидел настоящего Бердымухамедова, и это, конечно, был высший знак доверия, который только мог быть им оказан. Я поздравил себя: наверное, немного людей на свете удостоились этого. А заговорил он искренне, пусть и коряво, о том, какое огромное уважение питает к людям, профессионально умеющим писать. Ведь это чудо — превращать слова в рассказы, в стихи, в то, что так глубоко трогает людские сердца!
Повторюсь, может, и не так складно он говорил, но суть такова. От души! Не стану скрывать, мне было приятно это слушать. Я ведь и сам знал, что писатель — очень необычный человек. Какой-то совершенно особый склад души. Если хотите, аномалия. Психологическая мутация. Но услыхать подтверждение своих мыслей от постороннего, да еще от настолько человека приземленного, для которого вроде бы все эти творческие материи — чепуха, пустой звук, блажь каких-то шатких интеллигентов… это дорогого стоит.
Впрочем, я понимал, что это лишь присказка, пусть и славная. И не ошибся.
Бердымухамедов, хотя и сохранил на лице приязненную улыбку, заговорил всерьез.
— Вот что. Ты сейчас поезжай на квартиру. Отдохни как следует. Если хочешь, покушай, выпей… Там все есть? — он перевел взгляд на Курбана, и тот поспешил кивнуть:
— Обязательно! Все готово!
— Вот и хорошо. Поезжай, отдыхай. А завтра в Москву. Билет обеспечь, — это опять Курбану.
— Конечно.
Видимо, во взгляде моем хозяину почудился немой вопрос, и он улыбнулся пошире:
— То, что тебе надо, ты уже здесь увидел. Остальное не так интересно.
— А…
— А все остальное, это уже мое дело. Не думай об этом. Отдыхай. Материалы тебе он завтра привезет.
Босс взглядом указал на Курбана.
— Я хотел спросить: не будет это выглядеть так, что я как будто сбежал?
— Э! — махнул рукой Бердымухамедов. — Ты не представляешь, как тебя уважать стали! Когда ты на этого бросился. А у него нож в руке.
Я пожал плечами:
— Да ну, какой там нож! Столовый ножик для закусок.
— Э, не скажи. Не скажи, — серьезно произнес Бердымухамедов. — Не в том дело. Ты же не стал шататься-мотаться, быть или не быть… — вдруг поразил он меня знанием классики. — Сразу бросился! А это главное. А не то, какой там нож. Это все видели. У нас вслух говорить не будут, но все поймут, как надо. Даже не думай!
И далее сказал, что к моему отсутствию гости отнесутся с уважительным пониманием: ну, ясное дело, писатель! Как же. Ему работать надо. Никто и не спросил, здесь это не принято. Невоспитанно задавать такие вопросы. Но если все же кто и брякнет, то ему так и объяснят. И на прощание он тепло обнял меня, похлопал по спине — и опять-таки я в этом уловил искренность, приоткрытие души, насколько это возможно в восточных традициях.
— Ну, давай! — сказал он, наконец. — В Москве увидимся. Да, тут вот отдельный выход есть, так вы это… через него.
— У меня пальто в гардеробе.
— А! Давай номерок.
Курбан моментально смотался с моим номерком в раздевалку, вернувшись с пальто. Мы оделись и вышли через местный выход.
Зимняя южная ночь дыхнула на меня неповторимым запахом, который вряд ли можно объяснить. Его надо ощутить. Я закрыл глаза, вдохнул поглубже… И это тоже, конечно, активная настройка, и это в копилку впечатлений! Есть. Зафиксировано.
Знакомая черная «Волга» со вторым водителем, включенными огнями, ровно урчащим мотором уже стояла здесь. Поехали. Домчались мигом.
К некоторому моему удивлению, Курбан отпустил шофера и сказал:
— Останусь здесь. На всякий случай.
— Хм! Неужели такой случай может быть?
— Э, да нет, конечно, — засверкал зубным золотом он. — Но… лучше подстраховаться.
Я не стал спорить.
