Удержать престол - Денис Старый
Многие потрясения России на протяжении двух веков были связаны с тем, что людей крепостили и постепенно, но неумолимо, превращали в рабов. Чего стоят только крестьянско-казацкие восстания.
Человеколюбие — это хорошо, наверное, но этот момент меня мало беспокоил. Лучшее — это рационализм. Так вот, при закрепощении, люди теряют мобильность. Отсюда слабое и относительно медленное заселение свободных территорий, в том числе и Сибири. Далее, крепость крестьян — это крест на капиталистических отношений. Какой бы коммунизм не строить, но без развитого капитализма приходится плестись за Европой.
— Ну, и последнее, — сказал я усталым голосом после более, чем часового обсуждения моих предложений по крестьянскому вопросу. — Ознакомьтесь с показаниями могилевского вора, которого более правильно называть Богданко-жид из Шклова. Завтра все это будет зачитано на Лобном месте. За то, что Богданко без утайки рассказал вельми много интересного, такоже и про Сигизмунда, и про бежавших предателей, люди должны знать за что мы мстить станем.
После этих слов, я ушел. Пусть бояре почитают, ознакомятся с предложениями, которые мне показались неплохим выходом из положения. Сейчас еще можно отменять крепость и выстраивать иные отношения, но уже через лет пятьдесят это будет сделать практически невозможно.
А у меня еще есть дела, сейчас нужно будет пообедать, посмотреть за Строгоновым-племянником. А после встретиться с молодыми учеными, которых привели в Кремль.
Обед прошел скомкано, не нужно было приглашать Андрея Семеновича Строгонова. Он смущался, говорил односложно, сам темы не поднимал и толком не поддерживал разговора. Племянник оказался хлипче дяди. И… глупее. Ксения честно старалась отыграть роль царицы и разговорить того человека, которого, вопреки обычаям, пригласил за стол ее муж, то есть я. Бесполезно. Так что и обед завершился быстрее, чем я на то рассчитывал. И я поспешил встретится с людьми, малой частью из тех, кого Борис Годунов отправлял некогда на обучение заграницу.
С первого марта я хотел запускать Государеву Преображенскую школу — первое учебное заведение в России. И вот те, относительно молодые люди, кому я не оставлю иного выбора, как подчиниться моей воли и стать преподавателями, стояли передо мной.
Двое относительно молодых мужчин были в европейском платье, холеные, с настолько коротко постриженными бородами, что это скорее, лицо покрывала чуть запущенная щетина. Головы этих двух были виновато направлены в пол.
Контрастом двум мужчинам третий выглядел… как одетый во фрак алкаш с десятилетним стажем. Вроде бы одежда статусная, но рожа помойная. Но этот не винился, он демонстрировал некий фатализм и безразличие к происходящему.
— Долго говорить не буду. Вы нужны мне, нужны отечеству. Нынче Лука Мартынович проверит вас на знание наук, он муж ученый, поймет, чего и вы стоите. Коли Лука скажет, что добре вы выучились, то через пять дней поедете со мной в Преображенское и далее, — сказал я, оставив без внимания, что Преображенское и Семеновское находятся столь рядом с Немецкой слободой, что там достаточно и пешочком пройтись, а эти два молодых мужчины жили с немцами и были, по сути, немцами.
Я собирался в поездку по трем своим гвардейским полкам, ну, или будущим полкам. Хотел не только посмотреть, что уже построено, и в каких условиях будут зимовать охочие люди и те, кого можно было назвать рекрутами. Еще я собирался определить место для водяной мельницы на Яузе и для оружейной экспериментальной мастерской. Это я так для себя называл то предприятие, куда собирался привозить всех мастеров-оружейников, как для обмена опытом, так и для попыток создать оружие по моим требованиям. Научно-исследовательский институт усовершенствования оружия — наверное, так могла бы назваться моя задумка.
Там же и школа будет. Во-первых, чуть подальше от глаз церковников. Во-вторых, школа будет под защитой, как я надеялся, самых верных мне воинских формирований. Было и в-третьих — это требования по дисциплине. Студенты во все времена бунтари. В военном городке будет сложно бунтовать. Тем более, что физическое развитие будет одним из основных предметов. Где, как не на подготовленной базе, да с воинскими инструкторами, занимать физической, частью и военной подготовкой? Русский образованный человек должен за себя постоять, хоть в Европах, хоть и в Азии. Фехтовать русские дипломаты должны уметь не хуже д' Артаньяна и капитана Алатристо, пусть последний и большей частью вымышленный персонаж.
*………*………*
Иван Маслов стоял перед государем. и… ничего, он уже давно ничего не чувствовал. Ни страх, ни признательность, любовь и ненависть… ничего не будоражило окаменелое сердце. Вино, мед и брага медленно, но непрерывно, вымывали все эмоции у молодого мужчины, делая из Ивана сына Макарова, безчувственное существо.
Уже год Иван живет в Москве и, как по его мнению, живет хорошо. Еда есть всегда, выпивка не заканчивается, на складе купца Петра Мочалова бывает и тепло, редко, но бывает. По крайней мере, склад, где и живет Иван Маслов, какое-никакое, но жилище.
Иван прекрасно понимает, что его используют. Чуть ли не все купеческое сообщество ходит к пьянчуге Ваньке, который способен и в хмельном состоянии высчитать любые цифры. Вот, нужно купцу получить определенную прибыть, он идет к Ваньке, говорит, сколько и какого товара в наличии. И Ванька высчитает все, что нужно, и более того, о чем просят. Посчитает и сколько обойдутся налоги, сколько заплатить приказчикам и продавцам, охране, чистую прибыль. Все посчитает, все бумаги оформит, советы по торговле на будущее опишет с подробностями. При этом, непонятно откуда, но Иван знал практически все цены на определенный товар во всех городах, по крайней мере близких к Москве.
Феноменальная память, логическое мышление, образность восприятия информации, несмотря на безэмоциональность — это о Иване Маслове.
В уже далеком 1598 году, когда шестнадцатилетнего Ивана представили царю Борису Федоровичу Годунову как вундеркинда, сын купеческого приказчика произвел на государя неизгладимое впечатление. Тогда Годунов подал какую-то книгу, и парень, лишь раз взглянув на текст, смог воспроизвести целую страницу без единой ошибки.
В компании еще пятнадцати парней и молодых мужчин, Иван поехал за границу, воодушевленный перспективой получить знания, которые были недоступны на Руси. Попав в Гейдельбергский университет, парень опешил. Ему рассказывали о таких вещах, что никогда нельзя было предположить. Законы природы раскрывались перед парнем, латынь впитывалась светлым умом Ивана без каких-либо проблем, древнееврейский, древнегреческий, физика, астрономия, математика. Пусть парень приходил на лекции темным, необразованным человеком, с каждым уроком чернота рассеивалась, и уже через полгода сквозь туман невежества Иван видел многое. Он начинал спорить и выстраивал собственное мнение по многим вопросам, стараясь только не касаться
