Не тихий Тихий океан - Сергей Альбертович Протасов
Ухмыляющаяся толпа вдоль лееров качнулась вперед, еще не понимая, что это. Но их сомнения и робкие надежды рассеял следующий залп, уже из пары снарядов, упавших спустя менее полминуты справа по корме и чуть дальше. Реакция последовала незамедлительно. Публика, моментально утратив свой лоск и вальяжность, полезла внутрь, толкаясь и шумя.
В рубке тоже стало шумно. Арчер, видя через оптику хиномару над своим обидчиком, орал на рулевого, чтобы поворачивал вправо, что надо просто показать свой флаг, и тут же обернулся назад, с облегчением выдохнув, увидев звездно-полосатый на своем штатном месте. Его полотнище растягивало по ветру, и со встречного судна такое не могли не видеть. Да точно видели! Но все равно стреляли! Что за ослы?!
«Сунгари» выдвинулся вперед, тоже открыв огонь. Но всплески продолжали преследовать только «Дорик-Стар», пока русский не закрыл его собой. С улепетывавшего с максимальной поспешностью пассажирского парохода хорошо видели бой, разгоревшийся за кормой. В их сторону периодически еще прилетало, но уже совсем мимо, а вот «Сунгари», похоже, не повезло. Вся середина крейсера окуталась паром, и он явно замедлялся. Его противник горел, но приближался и продолжал стрелять, снова пытаясь достать беглеца, отчаянно трещавшего в эфир: «Я американское судно „Дорик-Стар“, обстрелян японским военным кораблем!»
Когда капитан Арчер привел свой пароход назад в порт Кобе, где выразил протест властям по поводу неспровоцированного акта агрессии, ему сначала не поверили. Но он предъявил ленту с аппарата беспроволочного телеграфа с японской и русскими депешами. Кое-кто из пассажиров вообще выдвинул иск за моральный ущерб и компенсацию упущенной выгоды. Дело получилось шумным.
Хоть потом японцы и пыжились доказать, что это была инсценировка, аргументов у них не хватало. Никаких повреждений «Дорик-Стар» не получил. На «Сунгари» наоборот, смогли предъявить зафиксированные на фото дыры в борту от японских снарядов, и выковырянную из внутренних переборок полурасколовшуюся неразорвавшуюся чугунную гранату, идентичную боеприпасам к пушкам упомянутого в депеше японского корабля.
Подозрительная телеграмма, хоть и имела некоторые отличия от обычных, тем не менее отправлена была с аппарата фирмы «Морзе», как в японском флоте, и японской азбукой, не освоенной высокомерными европейцами. А подозреваемый «Кумамото-мару» в порт приписки так и не вернулся и не смог отвести от себя обвинения.
Отчаявшись доказать свою невиновность, сыны Ямато налегали на то, что обстрел был непреднамеренным. Стреляли только по русскому кораблю, который умышленно держался рядом, чтобы спровоцировать огонь по нейтральному пассажирскому судну. Но это противоречило показаниям многих свидетелей.
В итоге какие-то компенсации все же выплатили. Некоторые сомнения у самых информированных, конечно, были. Но таковых оказалось совсем немного, и разговорчивостью они не отличались. А неприятный осадочек от того путешествия у гостей страны вулканов и сакуры остался.
* * *
Остановленный в тот же день к вечеру большой четырехмачтовый датский барк «Сокото», также шедший из Японии, просто чуть придержали для передачи попутной почты, попросив затем разрешения подняться на борт и осмотреть красавец-парусник в чисто туристических целях. В беседе с капитаном офицеры высказали сожаление, что в русском флоте нет подобных судов, и предложили сфотографироваться всем вместе на фоне парусов на палубе. После умышленно затянутой фотосессии состоялся обмен сувенирами, и корабли разошлись, вполне довольные друг другом.
А за этими заслонами караваны транспортов спокойно чертили кильватерными следами пустынную водную гладь, казавшуюся бескрайней. Радио на них было строжайше приказано использовать только на прием. Даже снова подложили кусочки картона под ключи, во избежание случайностей. В радиорубках на всех кораблях повахтенно дежурили минные квартирмейстеры. Не менее двух судов ежедневно назначались караульными, чтобы немедленно глушить чужие передачи. Они же все время слушали эфир, но никаких сигналов тревоги ни от своего авангарда, ни от Сайгонского конвоя, Окинавской экспедиции или Небогатова так и не получили.
К 9 ноября всем трем конвоям удалось скрытно форсировать заметно опустевшие обитаемые воды северной части Тихого океана. Собравшись вместе в ста двадцати милях восточнее группы островов Титидзима, выслали на запад «Терек», для разведки и организации встречи остальных сил. Дождавшись темноты и не получив никаких сигналов тревоги, всем скопом двинулись к бухте Ллойда.
Глава 15
На рассвете 10 ноября показалась земля. Скоро уже можно стало разглядеть остров, а точнее, группу островов, жавшихся друг к другу и сливавшихся с этого ракурса в сплошной волнистый силуэт, пропадавший из вида где-то на юге. Волны неистово бились об утесы. На берегу ни долин, ни равнин видно не было. Только заросшие горы. Где-то за ними на юго-западе все еще по-утреннему мглистый воздух казался заметно темнее.
Гадали: наши там дымят или кто-то засел в засаде? С волнением ждали условного сигнала, шаря оптикой по зеленым холмам. Но мигание морзянки неожиданно увидели с воды у кряжистого отломыша Отоджимы, ограничивавшего острова с севера. Там подпрыгивали на волнах букашки выкатившихся навстречу минных катеров. Оказалось, их назначили лоцманами.
Следуя за ними, еще поутру благополучно обошли рифы, дальше плавно обогнули с запада все великолепие северного скопления главной группы островов, добравшись, наконец, до входа в гавань. Процессия растянулась, застилая дымами полнеба. Хвост огромной колонны еще только миновал самую северную оконечность, а головные начинали осваиваться на рейде.
Там, кроме «Терека», уже стояли суда Окинавской экспедиции и передовая разведывательная группа в полном составе, обосновавшиеся в верхней, северной части бухты. Они фактически загородили своими тушами редкие рядочки хлипких построек рыбацкого селения, теснившиеся за узким пляжем на западном берегу гавани. Третьей эскадры, которая по плану должна была появиться здесь раньше всех, все еще не было.
Сама бухта, смотревшая входом на запад и ограниченная с трех сторон высокими отвесными утесами, сплошь покрытыми зеленью, была довольно обширной. Но в проходе, с левой стороны, имелись приглубые скалы, отмеченные сейчас, помимо пены, еще и бакенами, сужавшие его до полумили и стеснявшие навигацию. Карты с глубинами имелись у всех. Места русским морякам уже были знакомы после кругосветки шлюпа «Сенявин», стоявшего здесь весной 1828 года.
Вглядывались в берега, несмотря на яркую, броскую красоту, не выглядевшие приветливыми. Сначала казалось, что даже шлюпкам здесь пристать некуда, сплошные камни в клочьях пены. Но потом удалось разглядеть зажатые меж ними полоски песка, а за транспортами – даже ряды аккуратных домиков, от которых шла дорога, упиравшаяся во вполне приличную пристань. Она, правда, оказалась совсем небольшая. Ошвартоваться к ней смогли бы только буксиры, и то с опаской.
От нее и от пляжа, приткнувшегося
