Мой адрес - Советский Союз! Том третий - Геннадий Борисович Марченко
Обвожу взглядом трибуны, приветствую зрителей поднятой вверх правой рукой. Почему-то моё внимание привлекает сидящий по центру пожилой, но выглядевший подтянутым мужчина в гражданском, при этом с внушительной колодкой наград. Лицо показалось мне смутно знакомым. Где я его мог видеть? Наверное, какой-нибудь чиновник из Госкомспорта.
— Боксёры, в центр. Пожали перчатки.
Выслушиваем от рефери давно уже известные наставления, чего нельзя делать в бою. Ниже пояса не бьём, открытой перчаткой не бьём… Это и так понятно. Другое дело, что в горячке боя какие только удары не прилетают, и не все рефери успевает замечать. Той же открытой перчаткой мазнул по физиономии — вот тебе и рассечение. А видеоповторов в это время нет, хоть вон финалы и снимает телевизионная группа. Но трансляция будет идти в записи после программы «Время».
Следующая команда: «Бокс!», и с тут же бросаюсь в атаку. Поставлена задача — ошеломить соперника с первых секунд, и я начинаю претворять её, не откладывая в долгий ящик.
Витаутас пытается контратаковать, но под градом сыплющихся на него ударов это у него не особо получается. В конце концов он просто упирается спиной в канаты, согнувшись и пряча голову за перчатками, потом всё-таки в какой-то момент умудрился повиснуть на мне, сковывая в клинче мои движения.
— Брейк!
Расходимся, народ неистовствует, публике нравится, взгляд снова невольно мазнул по пожилому, показавшемуся знакомым ветерану. Тот, кажется, тоже завёлся, что-то кричит, хлопает… Ну да, такой бокс болельщикам нравится, хоть эстеты могут и надуть губы. Мол, обыкновенная драка…
На этот раз литовец сам пытается провести атаку. Теперь мне приходится выбрасывать перчатки навстречу сопернику, который машет руками со скоростью лопастей ветряной мельницы, на которую налетел ураган. Но я легко разрываю дистанцию. Бингялис повыше меня и руки у него сантиметров на пять длиннее каждая, но особого преимущества это ему сейчас не даёт. Жду, пока он вымотается, или просто поймёт бесперспективность своих попыток меня достать. Происходит это довольно скоро, и тут уже я сам атакую, и получается это у меня не в пример эффективнее. Витаутас пытается меня «вязать», льнёт ко мне, словно влюблённая девушка, я его пытаюсь оттолкнуть, получив пространство для манёвра, и в этот момент чувствую в паху резкую боль. Как он, мерзавец, так двинул, что даже «ракушку» пробил?! Меня аж скручивает, я со стоном сгибаюсь в три погибели, и тут же в голову, в район левой скулы, прилетает боковой. Перед глазами всё плывёт, канвас неудержимо тянет меня к себе, я выставляю руки, только опёршись на них, не даю лицу соприкоснуться с покрытием ринга. В голове гудит, я встряхиваю её, и в следующий миг почему-то чётко вижу пронизанный специальными нитками шов, соединяющий между собой куски канваса.
— …четыре, пять, шесть…
Это что, мне нокдаун отсчитывают? Я совершаю над собой усилие и медленно выпрямляюсь. Кажется, левый глаз понемногу начинает заплывать.
— Это был удар ниже пояса, — выдавливаю я сквозь чудом не выпавшую изо рта капу.
— Я видел только удар в голову, — невозмутимо возражает рефери. — Вы готовы продолжать бой?
Хотелось крикнуть: «Глаза разуй, чудила! Сначала он мне по яйцам врезал! Вон даже болельщики кричат про удар ниже пояса!»… Но я сдержался. Вместо этого, невзирая на тянущую боль внизу живота, выдавил:
— Готов.
— Боксёры, в центр… Бокс!
Голова более-менее ясная, поэтому, хотя соперник прикладывал все силы, чтобы развить успех, нахожу в себе силы подвигаться до гонга, возвестившего об окончании второго раунда.
— Ты как? — первым делом спросил Казаков, едва я добрался до своего угла.
— Нормально? Примочку какую-нибудь мне бы…
— Это щас, я лёд заранее приготовил, как знал, — говорит он, вручая мне пакет с уже подрастаявшим льдом, который я тут же прикладываю к левому глазу, а сам достаёт из моего рта капу и споласкивает водой из бутылки. — Он тебе в промежность, что ли, заехал? Зрители кричали…
— А ты не видел?
— Да ты ж спиной ко мне был, вижу — согнулся вдруг, как будто по яйцам прилетело. Может, поприседаешь?
— Да не, прошло уже… кажется.
— Сможешь первым номером поработать?
— Попробую.
Ну а что, я вроде как почти полностью восстановился, и глаз не так уж сильно заплыл, видит почти нормально. И с первых секунд третьего раунда обрушиваю на Бингялиса удар за ударом. Первая серия с переводом в корпус и голову, не ожидавший такого напора литовец откровенно бегает, пока я не загоняю его в угол. Даю сопернику поднять голову, сделать, так сказать, глоток воздуха, и тут же провожу следующую серию. На этот раз, хоть Бингялис и не падает, но рефери решает отсчитать ему нокдаун. Ага, 1:1, неплохо. Под вопли разгорячённых зрителей стою в нейтральном углу, понимая, что рисунок боя изменился в мою пользу. Шанса сопернику я не оставлю.
Следует команда к продолжению боя. Времени ещё достаточно, но и сил во мне с избытком. Экономить их смысла нет, осталось биться минуты две от силы, даже, скорее, полторы — и победитель будет известен.
Но я не оставляю Бингялису возможности услышать финальный гонг. Следующая моя атака завершается хлёстким хуком справа, а спустя мгновение литовец мешком валится на канвас, и у меня возникает такое чувство, что это конец. Для литовца конец, а для меня начало. Начало пути к Мюнхену.
Рефери даже не открывает счёт, сразу приглашает на ринг врача. Мне тоже слегка тревожно за состояние соперника, но тот, к счастью, вскоре приходит в себя. Надеюсь, в будущем это не скажется на его здоровье. А то вон Мохаммеда Али к концу жизни одолела болезнь Паркинсона — следствие пропущенных на ринге ударов.
Кстати, что касается Мюнхена… Впереди же ещё предолимпийские сборы, по итогам которых будет сформирована команда для поездки
