Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе
Так тогда мог написать не только отчаявшийся поэт. Прежде всего, убитая горем и уже как бы издевающаяся над такой жизнью мать.
И все же, что же произошло в судьбе самой Ахматовой в том предвоенном году?
А случилось следующее. В феврале 1939 г. на приеме в Кремле советских писателей Сталин якобы спросил: «А где Ахматова? Почему ничего не пишет?» Функционеры восприняли эти реплики вождя на свой манер: Хозяин простил Ахматову. А мы опять отстали в «понимании ситуации».
Тут же кинулись, сшибая друг друга, наверстывать: Фадеев «организовал» денежную помощь Ахматовой. Он же писал А.Я. Вышинскому, хлопоча о квартире. Но тут осечка. Всё впустую. Хотели повысить ей пенсию, но так ничего и не сделали. Зато в январе 1940 г. ее приняли в Союз советских писателей (она даже заявление не писала). Издательство «Советский писатель» стало спешно готовить сборник Ахматовой «Из шести книг». В 1940 г. его мгновенно смели с прилавков изголодавшиеся читатели.
И тут началась настоящая фантасмагория. Сборник Ахматовой Михаил Шолохов, Алексей Толстой, Владимир Немирович-Данченко, Александр Фадеев, Николай Асеев, Борис Пастернак выдвинули на… Сталинскую премию! Если бы в результате очередного идеологического ляпа вдруг дали бы ей эту премию, был бы действительно полный абсурд и очередной сильнейший стресс. Ведь уже был «Реквием». Что можно было сделать? Отказаться – добровольно встать «к стенке», взять – умереть от разрыва совести.
Слава Богу, пронесло. Не дали ей этой треклятой премии (А Пастернак-то о чем думал, подписывая выдвижение? Ведь он слышал и «Реквием» да и многое другое, что читала ему Ахматова).
Но недолго длилось внезапное облегчение многолетнего гнета. 27 сентября 1940 г. «Ленинградская правда» публикует статью «Активизировать творческую работу писателей». В ней вновь привычное: стихи Ахматовой «бледные», «упаднические». Какая уж тут Сталинская премия. Ее кандидатуру даже не обсуждали. Но и этого мало. Книгу решили изъять. У кого? Она уже была распродана.
События развивались так. Управделами ЦК ВКП(б) Д.В. Крупин возмутился: в сборнике Ахматовой «Из шести книг» нет ни одного стихотворения «о людях социализма». Тут же написал А.А. Жданову. По Указанию Жданова начальник управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров и его заместитель Д.А. Поликарпов (он через 18 лет будет «заниматься» «Доктором Живаго» Пастернака) провели «дознание». 29 октября 1940 г. вопрос «об издании сборника стихов Ахматовой» был включен в повестку дня заседания секретариата ЦК. После него опубликовали одноименное постановление.
Интересна еще резолюция Жданова на докладной Д. Крупина: «… как этот Ахматовский “блуд с молитвой во славу божию” мог появиться в свет? Кто его продвинул?… Выясните и внесите предложения».
Выяснил: «…два источника рождают стихотворный сор Ахматовой и им посвящена ее “поэзия”: Бог и “свободная” любовь, а “художественные” образы для этого заимствуются из церковной литературы».
Г. Александров и Д. Поликарпов 18 октября 1940 г. представили Жданову такую справку: книгу издали в Ленинграде при поддержке Ю. Тынянова, М. Слонимского, В. Саянова и др. Отвечать должны директор Ленинградского отделения издательства «Советс-кий писатель» Брыкин, директор издательства «Советский писатель» Ярцев. Да… чуть не забыли главного – цензора Бойченко. Не преминули также донести: стихи Ахматовой «усиленно популяризирует А. Толстой».
Вот так, «циркулярно», и вершились в те годы литературные дела. И так для Ахматовой закончился первый и последний чисто казусный период относительного партийного расположения к ее творчеству.
Еще ждет ее впереди знаменитое постановление 1946 г. Ее еще многое ждет.
Только после начала хрущевской «оттепели» медленно, натужно, но все же стало сдвигаться с мертвой точки издание книг Ахматовой и новое – в который раз! – возвращение поэту ее читателей.
В 1958 г. вышел первый «жалкий» (М. Ардов) сборник ее стихов с предисловием Алексея Суркова, в 1961 г. – второй с его же послесловием, стоившим ей сильнейшего сердечного приступа. Наконец, в 1965 г. в Ленинграде вышел «Бег времени. Стихотворения 1909-1965». Эта книга стала самым крупным прижизненным изданием произведений Ахматовой. Л Чуковская заметила: «Неполная книга, но книга Ахматовой. Радость».
* * * * *Такова судьба поэта Ахматовой. Но ведь была еще одна Ахматова: женщина, жена, мать. Судьба этой Ахматовой оказалась столь же драматичной.
Глупо, думаю, даже пытаться рассуждать: была ли Ахматова счастлива со своими мужьями, почему она уходила от них, кто повинен в том, что отношения с ее единственным сыном так и не сложились. Никто обо всем этом судить не может. Будем поэтому опираться только на самые необходимые для нашей темы факты.
Ахматова – не фамилия, а литературный псевдоним Анны Гóренко. О происхождении своего псевдонима Ахматова как-то рассказала Лидии Чуковской. Ее отец, узнав, что она «сочиняет» и даже собирается печатать свои вирши, возмутился: «Не срами мое имя». – «И не надо мне твоего имени!» Фамилия прабабки, умершей в 1837 г., вспомнилась сразу. Так мы узнали это звучное и гордое имя – Ахматова.
Родилась она на 11 станции Большого Фонтана под Одессой, училась в Царском Селе и в Киеве (там и закончила гимназию в 1907 г.), на следующий год поступила на юридический факультет высших женских курсов в столице Малороссии, затем уехала в Петербург и посещала там (не очень усердно) Высшие историко-литературные курсы Н.П. Раева.
Замужем Ахматова была три раза. Точнее – почти четыре.
Первый ее муж наиболее известен. Это поэт Николай Степанович Гумилев. Когда познакомились, Анне было 14 лет, ему 17. Он влюбился сразу. Она же не обратила на него никакого внимания. В 1905 г. Гумилев делает ей «предложение». В ответ – язвительный отказ. Но в феврале 1907 г. Анна пишет мужу своей сестры, что выходит замуж «за друга юности». Любит ли она его? Как пели в популярном романсе Чайковского: «Люблю ли тебя, я не знаю, но кажется мне, что люблю». И еще она написала более чем искренне: «Горек яд неразделенной любви… Но Гумилев – моя судьба». Анна явно не спешила под венец. Обвенчались только весной 1910 г. под Киевом.
Прожили чуть менее восьми лет, причем с многочисленными частыми и долгими разлуками. Думаю, не требуется глубинного размысливания над вопросом, почему этот союз распался. Всё прозаично, как у всех: она его просто не любила, свою любовь Ахматова, как истинный поэт, домыслила, но только умом – сердцу даже поэты приказывать еще не научились. Н. Гумилев стал ее крестом, судьбой, и она безропотно, коль однажды проявила слабость, несла его. Он же настойчиво штурмовал «предмет своей страсти», шесть раз делал «предложения» и с седьмой попытки сломил ее сопротивление.
Но оказалось, что эта затяжная осада утомила и его. Когда неприступные бастионы пали, он довольно быстро понял, что длительные семейные узы – не для поэта. Он стал часто и надолго уезжать из дома, с «пониманием» относиться к любовным излияниям своих многочисленных поклонниц. Еще в 1913 г. Гумилев написал своей жене: «Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять это…». Как будто сознательно подталкивал ее к решительному шагу. Сам он уже все понял и довольно быстро. Но выводы делать понудил Анну.
Как только началась мировая война, Гумилев ушел на фронт. Ахматова стала солдаткой. У нее уже рос сын. В 1915 г. она сочиняет «Колыбельную» – для сына, но про мужа.
Было горе, будет горе,Горю нет конца.Да хранит Святой ЕгорийТвоего отца.
Уже в 1916 г. ей было ясно: Гумилев – в прошлом. Да и он был склонен сделать тот же, но симметричный вывод. Лямку оказавшегося им обоим ненужного брака дотянули до 1918 г. и развелись. Ахматова этот факт отметила в дневнике как уже ничего по сути для нее незначащий: «Был голод, был террор – все куда-то уезжали (многие навсегда), быта не было, все разводились. Нас так давно уже все привыкли видеть врозь, никто не интересовался чужими делами. До того ли было!»
В 1921 г. Николая Гумилева расстреляли по «Таганцевскому делу». И именно этой мученической смертью ее бывший муж навсегда останется в жизни и в сердце Ахматовой. Она как будто вдогонку будет стараться отдать ему то, что не отдала при жизни. Уже в старости, в 1962-1965 гг. она напишет «Заметки о Николае Гумилеве» и в них поставит диагноз их недолгой совместной жизни – «вечная борьба».
А ведь когда-то Ахматова писала: «Гумилев – моя судьба». Ошиблась только в одном: не муж – сын…
Шла гражданская война. Жить одной в России, которой большевики прописали голод, разорение и ненависть, Ахматова не могла. Она никогда не была приспособлена к жизни: быт никак не склеивался с ней, а тут – тем более. И она принимает предложение ассиролога Владимира Казимировича Шилейко и в 1918 г. переезжает в его комнату в Шереметевском дворце. Он сохранил ее за собой еще с дореволюционных времен, когда служил у графа Шереметева воспитателем его детей.
