Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века
– Да-да! – раздраженно ответил Жора, когда в дубовые доски постучали третий раз. – Войдите! Не заперто!
– Извините… – В узкую щель просунулось предупредительное личико заместителя коменданта Бастилии Шатильона. – Вы не очень заняты, месье д'Арталетт?
– Нет, дружище, до вечера я совершенно свободен, – радушно ответил наш герой в манере виннипуховского друга Пятачка, хотя, признаться, с удовольствием перенес бы визит тюремного начальства на другое время. – Проходите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома…
Вероятно, на физиономии Арталетова было чересчур красноречиво написано продолжение присказки: «… но не забывайте, что вы – в гостях!», потому что «замком» вежливо отклонил предложение, оставаясь на восемьдесят процентов в коридоре.
– Знаете ли, – замялся он, не зная, куда деть глаза и еще более – руки, – я, вообще-то, за вами…
«Неужели прямо сейчас… – опустилось все внутри у “колдуна”. – Вот тебе и вздремнул после обеда!..»
– Зачем?
– Ну-у… Велено вас сопровождать в одно помещение.
«Фу-у-у!.. – перевел облегченно дух Георгий. – В помещение – не на площадь, следовательно, еще потопчем землю-матушку…»
– Ведите, – великодушно разрешил он, поднимаясь с постели и застегивая пуговицы на колете, до этого по-гусарски распахнутом на груди.
Оказалось, что в коридоре его поджидал почетный конвой из четырех алебардщиков в надраенных по такому случаю кирасах и шлемах и целых восьми тюремщиков в черных одеяниях. Это впечатляло, потому что, насколько Жора знал из книг и дворцовых сплетен, даже государственным преступникам, обвинявшимся в злоумышлении на жизнь царствующих монархов, полагалась только половина подобной свиты.
Д'Арталетт приосанился, заложил руки за спину и, окруженный каре из охранников, отправился вслед за надутым, как индюк, месье Шатильоном. Дорога намечалась долгая, до смерти захотелось схулиганить, и Жора затянул, немного подкорректировав содержание, жалостливую песню:
По харчевням я долго скитался,
Не имея родного угла,
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила…
– Чего молчите? Подпевайте! – обернулся он к безмолвным конвоирам, и те, не смея ослушаться высокого рангом узника, грянули бравым хором:
… Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила…
Больше всех старался Шатильон, безбожно перевиравший слова и мелодию, но обладавший хорошо поставленным тенором.
Осторожный раз барин попался,
Меня за ухо крепко схватил,
Тут недолго судья разбирался
И в Бастилью меня засадил…
«С таким голосом и подобным репертуаром, – думал Георгий, когда Шатильон, увлекшись, со слезой в голосе, выводил в пятый раз, хотя все остальные давно замолчали: “Ах, зачем меня мать родила…”, – ему бы по подмосковным электричкам с шапкой ходить. Век горя бы не знал, болезный…»
К дверям искомого помещения притопали уже под бодрые звуки «Марша метростроевцев»…
* * *Надо сказать, обстановка просторного зала без окон, скудно освещенного коптящими факелами, реденько воткнутыми в заржавленные кольца на стенах, несколько поубавила веселое настроение, не покидавшее Жору с самого начала этого похода под конвоем.
Во-первых, большая часть помещения была заставлена разнообразнейшими приспособлениями и механизмами, назначение большинства из которых в качестве орудий для любительских пыток себе подобных было очевидным, а других – подразумевалось. Чего только не было на этой выставке – настоящей мечте истинного садомазохиста. И пресловутая «Железная дева» в виде саркофага, утыканного изнутри острейшими шипами, глубину проникновения которых в тело бедной жертвы можно было регулировать; и «испанские сапоги»: старинные – простые деревянные тиски, сжимаемые клиньями, забиваемыми молотом поочередно, и новомодные, импортированные из более продвинутой в этом плане Испании, – металлические, с зубчатым приводом; и дыбы разных размеров и модификаций… А уж всякого рода клещей, клейм, крючьев, бичей, дубинок и ножниц вообще было не счесть, и все самого отвратного вида: заржавленные, покрытые засохшей кровью, закопченные – сразу видно, что не показушные штучки, а постоянно пускаемый в ход инструмент сугубо специализированного назначения.
Во-вторых, под закопченными сводами царил запах – сложная смесь «ароматов» подгорелого мяса, паленой шерсти, пота, крови, мочи и еще чего-то неуловимого, но идентифицированного Георгием как «запах страха». Чувствовалось, что побывавшие здесь люди вскоре надолго теряли способность не только распевать веселые шлягеры, но и говорить членораздельно.
В-третьих, за низким длинным столом прямо напротив двери сидело пятеро людей в черных рясах.. Собственно, самих-то лиц видно не было – одни лишь глухие капюшоны, но шутить члены «особой пятерки» наверняка не собирались..
– Как ваше имя? – не дав вошедшему как следует осмотреться, прокаркал высоким неприятным голосом кто-то из пятерых (точнее понять было невозможно, складки капюшона, будто отлитые из уральского чугуна, даже не шевельнулись).
– Геор… – от неожиданности чуть было не выпалил свои реальные паспортные данные допрашиваемый, но вовремя поправился: – Жорж д'Арталетт, шевалье, если не возражаете… – попытался он ввернуть под конец, чтобы хоть немного сгладить впечатление о первой оговорке.
– Так Георг или Жорж? – квакнул крайний слева; авторство вопроса Арталетов опознал по характерному колебанию капюшона, натянутого в середине лица чем-то острым, возможно солидной величины носом. – Точнее, подсудимый!
«Так, – подумал наш герой. – Все-таки подсудимый. Неужели простым вынесением приговора не обойдется? Не хотелось бы испытать на себе все достоинства и недостатки собранного здесь арсенала… Читал я, что это чрезвычайно неприятно и зверски больно, а я ведь вовсе не Штирлиц, не Мальчиш-Кибальчиш и даже не Зоя Космодемьянская…»
– Отвечайте быстрее! – снова квакнул «мизинец» (Жора про себя решил именовать членов «пятерки» названиями пальцев, чтобы не путаться), недовольный задержкой. – Или забыли?
«Фиг тебе, – огрызнулся мысленно Георгий. – Буратино хренов! Не возьмешь нахрапом!»
– Естественно, Жорж, – ответил он вслух, стараясь выглядеть спокойным.
– Почему «естественно»? – прицепился тут же «указательный», заметно выше остальных, но сутулый, как и большинство долговязых людей. – Чем это естественно?
– Ну-у… – замялся Арталетов, несколько сбитый с толку натиском. – Мы же во Франции…
– А если бы были в Германии? Или, скажем, в Нидерландах? – не отставал длинный, нащупав слабину в обороне подсудимого. – Или в Московии, например…
– Но… – открыл рот Георгий, лихорадочно перебирая в уме варианты, но «большой» мягко перебил разошедшегося «указательного», исподтишка ткнув его локтем в бок:
– Успокойтесь, святой отец, не форсируйте события…
«Так, “святой отец”… Уж не Святая ли инквизиция мной заинтересовалась?..»
– Итак, господин… з-э-э… д'Арталетт, вернемтесь-ка к вашим анкетным, так сказать, данным… Где вы появились на белый свет?
– В Монтекатино-Альто, близ Аоста, – выпалил перетрусивший пленник заранее заготовленную еще в Москве легенду. – В замке…
– Так мы с вами земляки! – воскликнул «средний». – Вы тоже из Пьемонта? Как там поживает мессир Вилладжио?
– Э-э-э… – замялся Жора, понимая уже, что влип по самое некуда. – Я только родился в Пьемонте, а потом жил в Швейцарии…
– Sie lebten in deutschem oder franzusischen Kanton? – тут же поинтересовался «мизинец». – Oder Ihr Wohnort befand sich in Tessin?[88]
«Вот еще свалился полиглот на мою голову!»
– Я не очень понимаю ваш диалект…
– Странно… – протянул «Буратино». – А я, признаться, считал, что прилично говорю по-немецки…
– Да врет он все! – буркнул молчавший до сих пор «безымянный», самый маленький и незаметный из всего «президиума». – Акцент его на пьемонтский не походит ни капли…
– Ладно-ладно… – снова успокоил всех «большой».
– Сколько вам лет?
– «Э-э-э»…
– Снова забыли?
– Нет, только…
– Ладно, – легко согласился «большой». – А с какой целью вы прибыли во Францию?
– Я совершаю путешествие согласно обету, данному мной в юности, – формула, зазубренная по настоянию Дорофеева, вспомнилась легко.
– И поэтому путешествуете пешком?
– Да… А как вы догадались?
– Лошадью правите, как новичок, – отрезал «мизинец». – У вас в Тичино что, на конях не ездят? Все больше на волах? Или на овцах?
– На собаках! – прыснул весельчак «средний». – Как в Татарии…
– Прекратите! – «Большой» хлопнул по столу ладонью, весьма изящной и ухоженной, хотя и без драгоценных перстней на пальцах, усмиряя расходившихся, как первоклашки, коллег. – А где вы учились?
– С чего вы взяли?.. – заметался Арталетов, понимая, что выдать себя за неуча ему, интеллигенту, все равно не удастся, но, как на плохо подготовленном экзамене, не был в состоянии вспомнить ни одного европейского университета, кроме Сорбонны[89]. – Ах, да!.. Конечно учился! В… В университете…
