Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Однако эта смертельная игра не могла продолжаться бесконечно. Было видно, что мужик теряет силы, он уже не может бежать с прежней быстротой, хотя старается держаться. К тому же Петенька различил красные пятна на снегу, судя по всему, ему уже досталось раз или два. Кровь, текущая из раны, уносила силы, и можно было ждать, что несчастная жертва вот-вот рухнет наземь. И самое главное – ненавистные голштинские мундиры.
– Северьян, бери пистолеты, – приказал Петенька. – Прежде всего надо убить конюхов, потому что они первыми бросятся наутек. А нам свидетели в сегодняшнем предприятии не нужны никакие, потому как если что – отвечать головой будем.
– Далековато, вашбродь, – с некоторым сомнением произнес Северьян. И действительно, для пистолетного выстрела сто шагов явно много.
– Подождем.
– Нельзя ждать, вашбродь. Мужик скоро кончится.
– И то верно. Что же делать?
Северьян хитро улыбнулся, и снова в глазах его заплескалась та самая адская, непроглядная чернота, от которой у Петеньки каждый раз бежали мурашки по спине.
– А что нам прятаться, вашбродь, ежели все равно все тут лягут? Поедем им навстречу, да все, что надобно, и сделаем.
Петенька задумался на мгновение. Действительно, дальше прятаться смысла не было. Как только стало понятно, что свита у великого князя совсем небольшая и можно с ней справиться, можно было рискнуть. Стрелять в упор даже вернее, чем из засады из-за деревьев. Он решительно тряхнул головой:
– Давай! Только спрячь пока пистолеты под полу, чтобы не шарахнулись прочь раньше времени. На кого укажу, того и вали!
Он тронул коня, и тот, обрадованный, пошел махом, махом, поэтому они в считаные мгновения оказались рядом с «охотниками». И тут Петенька понял, что бог его все-таки любит, потому что узнал фон Шееля. Пришло время полностью рассчитаться за дуэль! А вот голштинцы его не узнали, потому что ничего, кроме неудовольствия, не нарисовалось на их лицах. Впрочем, смущения и раскаяния там тоже не было, хотя Петенька и надеялся на это. Похоже, голштинцы считали охоту на человека совершенно естественной. Хотя он недооценил ум и изворотливость иноземцев.
– Кто таков? – спросил грубо Кноблох.
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил Петенька.
Голштинец скривился и столь же вызывающе ответил:
– Мы преследуем вора, покусившегося на чужое добро. Этот грязный мужик ограбил одного офицера.
– Как перед истинным, не виноват я! – простонал окровавленный парень. – Наняли меня…
– Врешь, негодяй! – оборвал его фон Шеель, не узнавший Петеньку. – Проезжайте, господин офицер. У вас свои дела, у нас свои.
Петенька кивнул и снова тронул коня, но, поравнявшись с одним из псарей, он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил тому прямо в лицо, крикнув:
– Бей второго!
Северьян послушно выпалил во второго псаря, но был не столь удачлив. Пуля попала слуге в плечо, и он остался жив, хотя с диким воплем рухнул с коня. На лице великого князя проступило нешуточное изумление.
– Was?! Да ты есть знать, на кого посмел поднять свой грязный рука?! – закричал он, тоже не узнавая офицера, который был не столь давно представлен императрице в его присутствии. Голштинцы, похоже, вообще не считали нужным запоминать русских в лица.
Ну а Петенька не счел нужным отвечать, а только выхватил свою знаменитую саблю и бросился на фон Шееля. Голштинец успел только побледнеть как мел, ему в голову не пришло, что какие-то русские посмеют посягнуть на офицеров свиты цесаревича, поэтому он даже не попытался достать шпагу. Петенька, зло осклабившись, привстал на стременах и обрушил на него такой удар, что разрубил до самого седла. Конь фон Шееля взвился свечой, сбросив хлещущие кровью куски мяса, которые перестали быть человеком, и умчался с испуганным ржанием.
Великий князь смотрел на все это остекленевшими глазами. Кноблох сообразил, что ничего хорошего ждать не приходится, и бросил было коня с места в карьер, однако Петенька успел выхватить второй пистолет и выстрелил ему в спину, не испытывая при этом никаких сомнений, потому что полагал, что ничего иного голштинцы и не стоят. Кноблох по-заячьи взвизгнул, всплеснул руками и мешком свалился с коня. Парень, которого голштинцы превратили в дичь, стоял на коленях и истово молился, отбивая земные поклоны. Он решил, что спасся от неминуемой смерти.
– Ты есть знать, кто я есть? – слегка заикаясь, произнес великий князь.
– Знаю, знаю, – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Петенька и приказал Северьяну: – Добей того. Еще живой.
Северьян кивнул:
– С нашим удовольствием.
Он спрыгнул наземь и подошел к лежащему на земле псарю. Собаки, хрипя, рвались со сворки, обмотанной вокруг правой руки слуги. Они бросились было на Северьяна, но тот так глянул на гончаков, что те сразу утихли и трусливо поджали хвосты. Видимо, было в его взгляде нечто, что заставляло пугаться не только людей. Псарь судорожно заскреб ногами, пытаясь отползти, однако Северьян нагнулся над ним, достал засапожный нож и деловито перехватил горло раненому. Тот захрипел ужасно, выдувая кровавые пузыри, задергался, но вскоре затих.
Петенька скривился и посмотрел на великого князя. Петр Федорович невольно втянул голову в плечи и трясущимися губами лепетал:
– Вы не сметь… Ich bin… Наследник престол… Вас казнить… Не сметь.
Петенька хищно ощерился:
– Хватит, выползыш голштинский, хватит. Слезай, кончилась твоя охота.
Но наследника словно паралич разбил, он не мог шевельнуть даже пальцем, хотя его всего колотила крупная дрожь. Крестьянина тоже будто громом ударило, когда он услышал, что рядом с ним находится наследник государыни-матушки, он тоже окаменел. Да, тоже еще проблема ходячая.
Петенька спрыгнул с лошади и подошел к великому князю. Тот был парализован ужасом и потому даже не попытался бежать, только скулил что-то невнятное. А ведь чего проще – хлестнул лошадь, и лови его. Кони императорской конюшни всегда славились своей резвостью, можно было и не догнать. Но Петенька прекрасно видел, что наследник не в состоянии ни сопротивляться, ни даже бежать. Поэтому он бесцеремонно сдернул его из седла и тут же брезгливо скривился – от наследника мерзко воняло. Его белые панталоны покрылись и спереди и сзади влажными желто-коричневыми разводами. Не в силах стоять на ногах, великий князь грузно упал на колени.
Петенька сморщился и невольно отшатнулся. Однако ж дело требовалось завершить при любых обстоятельствах, поэтому он знаком подозвал Северьяна и указал на великого князя.
– Без пролития крови.
– Как изволите, – равнодушно ответил Северьян.
Однако равнодушие это было напускным, потому что когда он подошел к цесаревичу, его ноздри хищно раздулись, он с шумом втянул в себя воздух и непроизвольно облизнулся. Рыдающий цесаревич поднял было голову, но, похоже, увидел ту самую бездонную черноту в глазах Северьяна, которая затягивала человека, высасывала его душу. Петенька до сих пор не мог приучить себя смотреть в глаза Северьяну, когда в них начинала плескаться эта чернота. Что там говорить про слабого душой и телом цесаревича?
Северьян взял его за макушку и за подбородок, неприятно улыбнулся и резко дернул. Раздался тихий хруст, цесаревич судорожно дернулся и обмяк. Северьян отпустил тело, осевшее в снег, и с чувством перекрестился.
– Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего, – проникновенно сказал он.
Петенька механически перекрестился, но, надо сказать, он почему-то не испытал никакого душевного трепета или сострадания, приличествующих трагичному моменту. Только некоторое облегчение и откровенное омерзение, слишком уж был непригляден в смерти наследник российского престола. Никчемная и грязная смерть его вполне соответствовала никчемной и грязной жизни. Теперь Петенька в полной мере осознал мудрость графа Александра Ивановича. Подумать страшно, что могло случиться с Россией, если бы только на престол взошло это ничтожество. Нет, правильно сказал граф, что Тайная канцелярия должна охранять Россию от всяческих бед, в том числе и от негодящих властителей. И теперь страну точно ждет век золотой под скипетром просвещенной монархини.
Однако оставалась еще пара проблем, с которыми надлежало разобраться, прежде всего – что же делать с трупами. Петенька уже размышлял над этим, но никак не мог принять окончательное решение. Выдать за нападение разбойников? Никто не поверит, чтобы какие-то тати посмели посягнуть на особу наследника, но, с другой стороны, на нем ведь не написано, что он наследник-цесаревич, так, еще один голштинский офицер. Или попытаться изобразить распрю среди «охотников»? Следовало решать, причем решать быстро, потому что здесь могли появиться другие участники охоты. Или не могли? В конце концов, не весь же малый двор замешан в охоте по-голштински.
В результате Петенька так ничего и не решил, точнее, решил оставить все как есть. Нападение? Да, нападение. Убийство? Да, убийство. Виноватые? А нет их. Исчезли бесследно. И свидетелей нет. Стоп, одернул себя Петенька. Как это нет? Есть! И он повернулся к мужику.
