Сергей Шхиян - Самозванец
Взгляд у иностранца и, правда, был какой-то пронзительный, это я отметил вновь, в хорошо освещенной комнате. Однако подробно разглядеть его мне не удалось. Повинуясь жесту хозяина, сидящий по его левую руку человек спешно подвинулся, освобождая мне место. Я сел и оказался лицом к лицу со Свеном и мог теперь любоваться им сколько душе угодно.
— Налей окольничему, — приказал Требухин стоящему за его спиной стольнику. Тот с низким поклоном наполнил несколько помятый и тусклый, но вполне музейной ценности серебряный кубок,
— Пей! — приказал хозяин, сам с трудом поднимая подобный сосуд, до краев наполненный вином.
Приказ Требухина затерялся в разноголосом хоре подвыпивших гостей. Однако я его расслышал, поднял кубок и, сделав вид, что пью, выцедил несколько глотков довольно приличного на вкус самогона, настоянного на каких-то травах.
Как легко было понять, самому боярину уже было совершенно все равно, кто и что пьет. Он, расплескивая до краев наполненный кубок, сделал несколько ленивых глотков и обессилено опустил сосуд на стол. Не все равно, сколько я выпил, оказалось моему визави Свену, он даже приподнялся на своем месте, пытаясь определить, сколько в кубке осталось вина, И только поймав мой красноречиво удивленный взгляд, вновь сел на скамью.
Я уже говорил, что лицо у иностранца казалось умным и приятным. По виду ему было прилично за сорок, что в эти времена считалось едва ли не старостью. Однако Свен, несмотря на преклонный возраст, выглядел бодрым и подтянутым. Его узкое породистое горбоносое лицо обрамляла светлая, аккуратно подстриженная борода. На викинга он явно не тянул, был узок в кости и плечах, но смотрелся вполне интересным мужчиной.
— Вы мало пьете? — спросил он, так и не сумев определить, сколько я отпил веселящего зелья. — Я хотел с вами выпить, чтобы мы и впредь оставались друзьями.
— Тогда давайте выпьем, — с энтузиазмом поддержал я попытку Запада наладить паритетный диалог с Востоком. — У вас в Твери тоже пьют курное вино?
— О да, очень, очень пьют! Давайте вместе выпьем!
Стольник не заставил себя ждать и дополнил наши кубки. Боярин удивленно осмотрел стол, хотел присоединиться, но только осел в своем кресле. В конце концов, крутые горки укатали и такую привычную ко всему сивку. Мы же со Свеном припали к своим кубкам, словно соревнуясь, кто сможет больше выпить. Я усилено демонстрировал глотательные движения, стараясь, чтобы сопернику казалось, будто пью большими глотками. В кубке было никак не меньше литра крепкого самогона. Такой объем на голодный желудок мог свалить и более привычного к алкоголю человека, чем я.
Оторвавшись от бокала, я схватил со стола кусок пирога и уткнулся носом в его зарумяненную корочку, занюхивая сивуху.
Свен еще цедил из своего кубка, кажется, даже получая от этого удовольствие. Пока он не сунул нос в мою емкость, я попросил стольника долить ее до краев. Этот жест понравился Свену; он, вероятно, решил, что русской пьяни не хватило литра, и я продолжу напиваться.
— У вас в Москве умеют пить, — одобрительно сказал он.
Я вежливо улыбнулся и отпил еще пару глотков. Теперь, когда, по мнению собутыльника, я должен был охмелеть, следовало ждать откровенного разговора «за жизнь». Какие могут быть интересы у шведов в Московии, я не знал и с интересом ожидал наводящих вопросов. Однако то, что спросил Свен, было совершенно неожиданно:
— А как ты, окольничий, относишься к римскому папе? — с трудом выговорил он, переходя на «ты».
— К кому? — переспросил я. — К папе римскому?
— Да, — подтвердил он.
— Никак не отношусь, — честно признался я.
— А ты не боишься, что скоро ваша церковь подчинится Риму и станет папской?
— Нет, не боюсь. Чего бы ради нам переходить в католичество?
— Значит, ты, как и я, ненавидишь Рим и папство? — опять прямо спросил он.
— Нет, не ненавижу, почему я должен их ненавидеть? Мне лично папа ничего плохого не сделал.
— А ты знаешь, что ваш царь Дмитрий тяготеет к католичеству?
— Первый раз слышу. Мне кажется, он и не думает подчинять русскую церковь Риму.
— Видно ты, окольничий, забыл, кто помог царю Дмитрию получить московский престол?! — насмешливо спросил он.
— Ну и что? На Руси многие пытались ввести католичество, но ни у кого не получилось. Так что вы зря переживаете.
Теперь мне стал понятен интерес шведов к новому царю: они боятся получить на месте Руси могучего католического соседа. Сама Швеция давно уже тяготела к Реформации…
Реформацией называлось одно из крупнейших событий всемирной истории, именем которого обозначается целый период нового времени, охватывающий XVI и первую половину XVII столетия. Она имела широкое значение, являясь важным моментом, как в религиозной, так и в политической, культурной и социальной истории Западной Европы.
Неспокойно было царствование шведского короля Иоанна III, правившего в 1568–1592 годах. Уже при нем против новой религии начало поднимать голову католичество. Сын и наследник Иоанна, Сигизмунд, избранный еще при жизни отца в 1587 году королем польским, был ярым католиком, и все симпатии шведов скоро перешли на сторону его соперника, младшего сына Густава, которому и суждено было вновь собрать государство и упрочить королевскую власть. В 1599 году он сверг Сигизмунда и сделался сначала регентом, а затем и королем шведов, под именем Карла IX. В нем Швеция опять обрела перворазрядного правителя, напоминавшего лучших королей из рода Стуре и, подобно им, друга простого народа. Еще в качестве регента Карл IX способствовал окончательной победе Реформации. В царствование сына Карла IX, Густава II Адольфа, явившегося новатором во многих областях, был положен конец дроблению государства между наследниками короля и ослаблявшим Швецию междоусобицам.
Титул короля Карла IX, сначала называвшийся «правящим наследным принцем государства», нынешний шведский король принял только в прошлом 1604 году; тогда же сын его Густав-Адольф был объявлен наследником престола. Карлу пришлось вести три войны — с Польшей, Россией и Данией. Первая война имеет важное значение в истории борьбы католической реакции с Реформацией. На стороне Сигизмунда был Папа, император и Испания; Карл был в дружеских отношениях с Англией, Францией и протестантскими государями Германии. В нынешнем, 1605 году Карл снова принял личное участие в войне, однако при Кирхголме он потерпел поражение от великого гетмана литовского Ходкевича и едва спасся от плена.
Так что шведов понять было можно, другое дело, что мое личное позитивное отношение к этому спокойному и, главное, нейтральному северному народу никак не совпадало с отношением к шведам моих теперешних современников. Нынешние потомки викингов занимали вполне активную позицию в европейской внешней политике и вполне могли подсуетиться и прихватить северо-западные территории Московского государства.
— Все поляки и литовцы — очень плохие люди, — проникновенно говорил между тем Свен.
Я утвердительно кивал. Спорить на идиотскую тему, какой народ лучше, а какой хуже, я перестал уже давно. Сам предмет спора точно и однозначно указывает на умственный уровень участников «дискуссии», и на то, что у него не может быть решения.
— На земле есть немного народов, которые достойны всяческого уважения, — продолжил собеседник.
— Согласен, в первую очередь, это мы, русские, — внес и я свою лепту в националистическую оценку человечества.
Свен удивленно посмотрел на меня, язвительно усмехнулся, но головой кивнул. Правда, небрежно.
— Да, конечно, и русские тоже.
— Выпьем? — предложил я, чтобы вывести разговор на более конструктивную тему.
После нашего первого рывка, обманутый иностранец выпил значительно больше меня, и глаза у него несколько остекленели.
— Вы, русские, — начал он, но тут же поправился, — мы, русские, очень любим пить, потому что у нас холодно!
— Правильно, — поддержал я, — мы без хмельного просто замерзнем. Я хочу пожелать вам удачи и крепкого здоровья!
Мой скромный тост Свену понравился, и он поднял свой кубок. Опять повторилась недавняя сцена, он пил, а я делал вид, что глотаю.
Закусив, мы опять уставились друг на друга. Кроме нас двоих за столом дееспособных бражников уже не осталось, все участники пьянки мирно спали, по возможности удобно устроившись на широком столе или непосредственно под ним. Даже относительно трезвый стольник дремал, прислонившись к стене. Боярин, постепенно все ниже спускаясь в своем тронном кресле, уже не просто спал, а заливисто храпел. Мой Свен после второго кубка смотрел на меня, как придонная рыба на незнамо как попавшую на глубину наяду. Потом он сосредоточился, собрался с силами и, пристально глядя мне в глаза, спросил:
— Ты мне поможешь выдать нашу Наташу за вашего царя?
