Андрей Валентинов - Серый коршун
– Тяжкую службу ты мне поручил, о ванакт! – наконец констатировал он. – Но однако же, дело есть дело. Путь укажи мне туда, да поведай, как долго придется до Орихайны идти, и насколько то море глубоко...
– Завтра, – пообещал я. – Сначала займемся дверью...
К этому времени я уже принял решение. Хорошо бы дождаться, пока Ктимена сунет сюда свой нос, но каждый час дорог. Если мои ребята у ворот, то может завариться крутая каша. А это совершенно ни к чему.
Афикл все еще колебался – клятва не пускала его к засову. Пришлось сослаться на волю Дия, Поседайона и Матери богов Реи. Наконец я его уговорил. Герой шумно поднялся и, тяжело ступая, направился туда, где находилась невидимая в темноте дверь. Я слышал, как Афикл возится, очевидно, примериваясь, где лучше приложиться. Внезапно он замер.
– Ванакт! Ты не убьешь ее? Ее и ребенка?
Я вздрогнул. Оказывается, мой мечтательный родич куда больше понимал в происходящем, чем могло показаться.
Зря я отсылаю его к шардана! А потом какие-нибудь умники обязательно ляпнут, что я отправил его подальше, опасаясь за свой трон! Славный парень, ему бы на этом троне и сидеть...
– Нет, Афикл. Они останутся живы.
– Ты клянешься?
– Клянусь!
Он удовлетворенно вздохнул и навалился на дубовую створку...
В коридоре, освещенном единственным умирающим факелом, было совершенно пусто. Стража то ли забыла про службу, то ли разбежалась, услышав, как мой Гильгамеш сокрушает дверь.
Мы взглянули друг на друга. Небритый Афикл в грязной львиной шкуре с всклокоченными волосами способен напугать целое войско. Мой вид, вероятно, был не лучше. Я хлопнул его по плечу и, спасаясь от ответного толчка, быстро направился к лестнице, ведущей наверх.
Стражу мы встретили только на первом этаже. Какой-то комавент, выглянув из-за угла, возопил дурным голосом и бросился бежать, уронив свой рогатый шлем. Я поддал шлем ногой и направился следом. Дворец был пуст – челядь попряталась, а даматы отсиживались дома, ожидая, пока кончится заваруха. Стало скучно, захотелось умыться, поесть и поваляться часок-другой на мягких покрывалах. Я одернул себя, приказав не расслабляться, и, подождав Афикла, свернул к тяжелым серым колоннам, за которыми находился тронный зал.
Охрана была на месте. Не четверо, как обычно, а целый десяток. Увидев меня и Афикла, стражники молча попятились, а затем стали ровно, как на смотре. Я подошел к возвышению, но не стал подниматься к пустому трону, а присел прямо на ступеньки.
– Старшего, – бросил я, ни к кому не обращаясь.
Один из воинов, ударив об пол древком копья, поспешил ко мне. Имени его я не помнил – какой-то хеттийец в ранге комавента. Я приказал послать за вторым гекветом Теспротом, которого, как я и подозревал, Ктимена отправила в подземелье, и выслушал нескладный рапорт об обстановке в городе. Хеттиец сообшил, что с утра Львиные ворота заперты, а Ктимена и Мантос отправились на стену, оставив во дворце два десятка стражников.
Все оказалось проще, чем я думал. Когда появился Теспрот – небритый, злой и совершенно сбитый с толку, я велел ему усилить караулы и послать гонца к верховному жрецу Поседайона богоравному Пенею. Вслед за этим оставалось найти кого-нибудь из спрятавшихся слуг и приказать им доставить нам с Афиклом по куску жареного мяса и кувшину вина.
Брать власть натощак как-то не хотелось.
Но поесть нам не дали. Появился Теспрот, успевший каким-то чудом побриться, и шепотом сообщил, что во дворец прибыл лавагет Мантос. Задержать его не решились – для стражников он все еще оставался главнокомандующим.
Он стоял в коридоре, воины держались поодаль, но по лицу лавагета было ясно – он уже все понял. Я не взял с собой оружия, да оно и не понадобилось. Мантос невесело улыбнулся и бросил на пол меч.
– Мой щит, – напомнил я. – И секира...
– Твоя секира в покоях царицы, – Мантос снял с руки щит и положил его рядом с мечом.
– Где Ктимена?
– На главной башне.
– Зачем же ты вернулся? – удивился я.
Он вновь усмехнулся – так же невесело.
– Чтобы убить тебя, Клеотер. Она приказала...
Рядом шумно вздохнул Афикл. Я махнул рукой, и воины повели лавагета – уже бывшего – в хорошо знакомое мне подземелье. Ничего сделать уже было нельзя: Мантос, сын Корона, сам выбрал свою судьбу.
– Сам ли пойдешь ты к воротам, ванакт? – поинтересовался Афикл.
– Да, – вздохнул я. – Надо. Пора со всем этим кончать.
– Не пойти ли туда мне? – предложил он. – Было однажды: ворота открыл я один, без подмоги – руками.
– Там Ктимена, – напомнил я. – И несколько сот стражников.
– Я их не трону! – загорячился Афикл. – Клянусь! И другим закажу! А иначе город в опасности наш...
Похоже, Гильгамеш боялся того же, что и я – резни.
Я поручил ему открыть ворота, позаботиться о Ктимене и показать кулак тем, кто подошел к городу, дабы вели себя пристойно. Мне уже приходилось брать столицы, но ни один штурм не показался столь скучным и обыденным.
Все выяснилось через пару часов. Никакого штурма и не было. У ворот стояли четыре колесницы и два десятка всадников – разведка, посланная Претом. Каким-то чудом о моем возвращении стража уже знала, поэтому появление Афикла вместе с посланцами Пенея все тут же решило. Ворота открыли (не понадобилось даже взывать к стражникам от имени Землевержца и прочих богов), после чего Ктимену вместе с ребенком – она, как я и думал, умудрилась взять несчастного малыша с собою – отправили обратно во дворец и заперли в ее покоях. Я приказал направить гонцов в Коринф и вновь запереть ворота. Богохранимый град Микаса мог вздохнуть с облегчением и приняться за повседневные дела.
Царская игра в кости закончилась...
ШИН
«Дейотара примчалась»
Дейотара примчалась в город к полудню следующего дня. Гонец застал ее в дороге – шардана под командованием Прета беглым маршем шли на столицу. Дочь Ифимедея сошла с колесницы, оттолкнув мою руку, которую я попытался подать, и не сказав даже «Радуйся!», направилась во дворец.
У меня нашлись неотложные дела. Прет, выполнявший теперь обязанности лавагета, должен был позаботиться о подчинении нескольких особо упрямых гарнизонов, кроме того, мои пилосские соседи зачем-то придвинули к границе два отборных орха. Когда я, наконец, смог заглянуть к супруге, то нашел ее за обычным занятием: Дейотара что-то писала на алебастровой табличке. Моя печать и изящная терракотовая баночка для краски находились рядом.
– Не возражаешь? – она кивнула на печать. – Дела не могут ждать, пока ванакт развлекается...
Будь это кто-то другой, я бы, наверное, возмутился, но к ее манере я уже успел привыкнуть.
– Ты мог бы не спешить давать своей рыжей сан верховной жрицы, – продолжала она. – Представляю, что скажут в Дельфах!
Ах, вот оно что! Стало весело, и я поудобнее развалился на аккуратно застеленном ложе – это ее особенно раздражало.
– А в Дельфах уже высказались, о ванактисса! Вспомни пророчество: «Чти и богов, и богинь»!
– И ты почтил, – согласилась она. – Интересно, какие травки твоя ведьма сыпала в светильник? Наверное, для тебя понадобилась целая охапка!
– Громадная, – согласился я. – Только на Таинстве были не травки, а корешки.
– Травки тоже годятся, – она вздохнула, и я вдруг понял – моя высеченная из базальта супруга вот-вот вспыхнет. На всякий случай я отодвинулся подальше, но царица продолжала невозмутимо водить кисточкой по табличке. Наконец она ловко, не замочив пальцев (что для меня всегда оставалось проблемой) окунула печать в краску и быстрым движением оттиснула на табличке мой знак.
– Кому?.. – начал было я.
– В Фивы... – она отложила табличку в сторону и вдруг резко повернулась:
– Послушай! Жена ванакта может стерпеть, если ее муженек задирает хитон какой-нибудь сопливой пастушке! Но если это верховная жрица... Имей в виду, соперницу возле трона я не потерплю! Пойми хоть это...
По-моему, она хотела добавить «скотина», но почему-то сдержалась.
– Тея нам помогла, – напомнил я. – И очень помогла!
– Не смей называть ее имени! – царица вскочила, и я с изумлением заметил в ее глазах что-то странным образом напоминающее слезы. – Не смей! Я зарежу твою рыжую! Я...
– Очнись! – я сжал ее руку, и Дейотара умолкла. – Ванактисса не может угрожать убить верховную жрицу Реи... И учти, сестричка, если с ней хоть что-то случится, я тебя убью. Сам, лично... А если ты прикончишь и меня, то я позабочусь, чтобы тебя зарезали возле моего толоса. И хватит об этом...
Она обмякла, а затем проговорила странно спокойным голосом:
– Хорошо... Я не трону ее. И ее приплод тоже... Но пусть она никогда не попадается мне на глаза! Ни она, ни ваши дети! Слышишь?
Странно, у моей женушки оказалось очень живое воображение. Сначала – травка в светильнике, теперь – дети...
– Ну почему ванактом стал именно ты? – внезапно прошептала она. – О боги, за что?
