Дмитрий Бондарь - Другой путь
И мы начали постепенно выводить наши активы из позиций и аккумулировать деньги, как делали это в прошлый раз.
В понедельник Чарли явился в офис возбужденный:
— Зак, Сардж, у меня есть отличная новость! Наш инвестор из Европы решил тоже принять участие в игре. Сорок пять миллионов долларов!
Все-таки пятерку где-то прижал наш жадный Чарли. Но и то хлеб.
— Если еще не поздно, — продолжал он, — то завтра деньги будут на счетах.
— Отлично, Чарли! — обрадовался Зак, потому что все разыгрывалось ровно так, как рассчитывалось. — А какая там доля «Торговой компании Смита»?
Этот вопрос застал Чарли врасплох — видимо, он всерьез рассчитывал, что мы станем работать для него бесплатно. Видно было, как он терзался, одолевая свою алчность.
— Не знаю, Зак. В прошлый раз речь не шла ни о каком вознаграждении?
— В прошлый раз была демо-версия, — ввернул Майцев подхваченное у Бойда словечко.
— В прошлый раз и не было закона «Об индивидуальной трудовой деятельности», — заметил я. — Мы тоже хотим кушать, Чарли.
Такой язык ему был понятен. И еще больше укрепил его в правдоподобности предстоящей операции. Хотя для видимости он посопротивлялся:
— Не знаю, парни, нужно поговорить с инвестором. Он не в курсе ваших новых правил.
— Нам много не нужно, Чарли, — обнадежил его Захар. — Выручка от этих сорока пяти миллионов составит еще около восьмидесяти. Нам нужно всего лишь два. По одному на брата.
— Вы же понимаете, что мне придется доложить о ваших запросах? — Такими жадными будут только российские миллионеры!
— Конечно, Чарли, докладывай, — легко «разрешил» Захар. — Это твоя обязанность.
Рассел засобирался и вскоре уехал.
Отсутствовал он часа три и вернулся к обеду, когда мы ждали заказанной пиццы.
— О'кей, парни, — с порога заявил он. — Я обо всем договорился. Два миллиона будут наши. Если прибыль составит более восьмидесяти. Если от пятидесяти до восьмидесяти, то полтора.
Захар многозначительно посмотрел на меня: «смотри-ка — читалось в его глазах, — он и здесь не желает отдавать нам с тобой два миллиона! Два миллиона будут наши!»
Но Чарли прочел в наших взглядах удивление его способностями переговорщика.
— Трудно было, — пожаловался он. — Не привыкли там еще к таким отношениям.
Я пожал плечами, как бы говоря: а что они хотели? Чтобы мы сидели на миллионах и нищенствовали?
— Тогда в четверг и начнем, помолясь? — предложил Захар.
Во вторник счета действительно распухли почти вдвое. И хоть снять со счетов эти деньги мы не могли без Чарли, но использовать их в сделках — вполне.
А ночью случилось несчастье — дом Чарли, купленный им совсем недавно в ипотеку, взорвался! Приехавшая полиция с пожарными установили, что причиной взрыва был бытовой газ, неосмотрительно оставленный открытым.
В останках хозяина обнаружили приличную дозу алкоголя; его соседи подтвердили, что в тот день вернулся домой Чарли навеселе и с сигаретой в зубах. Больше никто ничего расследовать не стал — все было ясно, как божий день: очередной несчастный случай из-за пьянства.
Полиция допросила нас, наших помощниц и Джоша Келлера, с которым часто видели Рассела, но все мы были чисты, искренне сожалели о безвременной кончине несчастного, а Мария даже всплакнула. Она недавно рассталась со своим юристом и имела определенные виды на молодого перспективного холостяка Рассела. Вот так и бывает — человек предполагает, Бог располагает.
Похороны Рассела были торжественными и печальными.
Его закрытый гроб поставили на краю вырытой ямы неподалеку от могилы полковника Сандерса — того самого, что изображен на логотипе ресторана KFC. Черный глянец лакированной крышки очень торжественно выглядел под бесконечно-голубым небом.
Наши девочки — Эми, Линда и Мария разревелись, Джош предложил как следует надраться, но мы остались безучастны к их чувствам и поехали домой. Уже когда засыпали могилу, приехал Сэмюэль Батт. С ним был невысокий рыжий шустрик — видимо, тот самый Джейк, идейный противник и владелец кабака.
Толстый Сэм обнял нас по очереди, пустил мокрую дорожку слёз по моему плечу, потрепал Захара по загривку. Джейк состроил скорбное лицо и бросил в могилу несколько привезенных астр. Слов ни у кого не нашлось. Только что-то продолжительно говорил приглашенный Марией пастор.
И в тот же вечер мы с Заком почувствовали, что потеряли что-то по-настоящему важное. Нам впервые за долгие годы даже не хотелось разговаривать друг с другом. И им и мной овладела какая-то апатия, и мы несколько дней не ходили на работу. Нам часто звонила Линда и докладывала о текущих делах. Иногда они с Захаром обсуждали какие-то мелочи — мне было откровенно неинтересно в это вникать.
Наследников у Рассела не оказалось. Особых средств тоже — остатки зарплаты за год работы в «Первой торговой компании Смита», что-то около двадцати тысяч долларов, машина, уцелевшая после пожара — она стояла на дороге, да куча обугленных дров. Все это было изъято властями штата — отделом по наследованию и завещаниям в пользу будущих покойников, что остаются без средств на похороны.
Только через неделю мы вернулись к делам.
«Винокурни Келлера-Коллинза» мы благополучно продали консорциуму из нескольких участников, выручив за свой контрольный пакет еще около двадцати миллионов. Джош Келлер остался президентом новой компании, за его будущее можно было не опасаться — если не начнет по своему обыкновению истерить и прикладываться к бутылке.
Мы выполнили перед ним все обещания, и он даже еще не сел в тюрьму за мошенничество. Хотя какое это было мошенничество? Так себе.
Главному мошенничеству еще только предстояло случиться.
Два месяца ничего интересного не происходило — рутина, а потом события понеслись с такой быстротой, что мы боялись за ними не успеть.
В начале января 1987 года Горбачев сделал еще один шаг к пропасти: вышло постановление Президиума Верховного Совета «совместных предприятиях». Называлось оно длинно: «О вопросах, связанных с созданием на территории СССР и деятельностью совместных предприятий, международных объединений и организаций с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления». Закон был мутный и для зарубежного инвестора практически неинтересный — очень сложная процедура регистрации такого предприятия, отсутствие каких-либо прав для иностранного участника сводили его привлекательность для иностранцев к нулю. Но вот для тех, кто сидел у более-менее приличных денежных потоков — областных, краевых, республиканских администраций и комитетов партии — этот закон стал настоящим подарком.
Деньги у государства кончились для государственных структур и вдруг полноводными реками наполнили эти совместные предприятия, образованные при каждом властном центре.
Мы не спешили — возвращаться в Россию было еще рано.
Видимо, и Георгий Сергеевич, глядя на начинающуюся вакханалию в партийных органах, решил более не ждать: в середине февраля к нам в офис пришел незаметный человечек лет пятидесяти. Он назвался Брайаном Золлем и сказал, что очень хочет вложить в наше предприятие некоторые средства, любезно предоставленные ему венским Донау-банком под поручительство господина Павлова. Он заискивающе улыбался при каждой произнесенной фразе и старался произвести впечатление человека совершенно никчемного, но при обсуждении некоторых финансовых тонкостей выдавал суждения, более приличествующие акуле из лондонского Сити, чем неудачнику из Миддлтауна, которым он желал выглядеть.
Советское руководство в массовом порядке принялось освобождать сидевших в тюрьмах и психушках диссидентов, а у нас появилась новая задача: нам требовалось создать финансовую машину, которая позволила бы собирать сливки со всех глобальных рынков — от Токио до Лос-Анджелеса — и при этом скрывать от недремлющего ока надзирающих организаций наши действия.
Мы снова привлекли для решения этой проблемы ребят Бойда, уже совершенно освоившихся в разработке специальных приложений для фондового рынка. Новая программа связала в кучу все наше хозяйство и посредством модема позволяла отдавать распоряжения для любого инвестиционного счета.
Меня сильно тревожило, что мы предпринимаем какие-то действия, не сильно заботясь об установлении причин, их спровоцировавших. Мы были похожи на тех слепцов, что поймав осла за хвост, решили, что перед ними стоит устройство для извлечения мерзкого рева. Потому что не видели и не понимали, каким образом еще можно использовать предмет в руках. Так и мы: дергали за хвост, слышали рев, но сообразить, что еще на нашем осле можно что-то возить — не могли. Не додумывались. Но пока нас устраивал и такой результат. А с остальным мы разберемся позже.
