Александр Мазин - Кровь Севера
Но Ивар настоял. Мол, подарки должны быть – сверх всякой меры. Чтобы у графа с епископом просто башню снесло и всякий разум угас.
Словом, обряд прошел на «ура». Праздновали едва ли не круче, чем давеча – Рождество.
На пристани тоже кипела жизнь. Торговля шла бойко. Фрукты, мясцо, винишко, девочки… Победители франков были невероятно щедры. Так и сыпали златом-серебром. Переплачивали вдесятеро. Италийцы наверняка решили, что Бог решил сделать им роскошный рождественский подарок. И печалились лишь о том, что живут так далеко от норманских земель. Вот бы такую торговлю сделать системной!
Строго-настрого предупрежденные командирами викинги изображали белых и пушистых лохов. Не препятствовали беспардонной обдираловке, пальцем никого не трогали… Аж целый день.
А ближе к ночи грозный плач и басистые стенания дружным хором накрыли норманскую флотилию и береговой лагерь.
Не знаю, какие мысли роились в головах горожан, слушавших сей великий стон. Но к утру ситуация прояснилась.
И снова к городским властям отправилась делегация. Сообщить трагическую весть: умер великий конунг!
Довести до италийцев последнюю волю великого норманского короля выпало его выдающемуся сыну Хальфдану.
Воля была проста и конкретна.
Великий вождь северян, победитель франков и прочих, желал покоиться в соборе, где был крещен. Причем похоронить себя он завещал в доспехах и с личным оружием. Прочее же имущество конунга, всё его оружие, злато, серебро и т. п. будут пожертвованы Церкви.
Надо ли говорить, что власть светская и власть церковная отнеслись к последней воле покойного с неприкрытым интересом?
Тут ведь любое воображение пасует при попытке представить, каковы размеры этого личного имущества. Небось весь валовый доход Европы легко спрячется в конунговых сундуках…
Через несколько часов после того, как италийская «таможня» дала добро, из нашего лагеря к городским воротам выступила торжественная процессия.
Во главе – гроб с телом «усопшего» Ивара.
«Покойник» лежал в гробу в полном боевом. Слева и справа вышагивали викинги, в парадных плащах и доспехах, но без оружия.
Даже тех крох здравого смысла, которые остались в разжиженных алчностью мозгах городской аристократии, хватило, чтобы не пускать в город кучу вооруженных норманов.
Подарки подарками, а все же – извините. Ограниченный контингент и никакого боевого железа!
Наши поартачились какое-то время – и согласились. Собственно, на большее и не рассчитывали.
Четыреста человек. Этого довольно. Остальные подождут снаружи.
Договорились. Избранная группа лиц (на этот раз я был в списках) выдвинулась к воротам. Я отдавал себе отчет: могут возникнуть проблемы. Во-первых, наша «делегация», пусть и без мечей на поясе, но сплошь в броне. Во-вторых, среди погребальных даров «покойника» – до хрена всякого оружия. Тут тебе и мечи «заморские булатные», и топоры с окованными в серебро деревяхами, и копья, само собой, в элитном исполнении…
Какое-то время нас разглядывали… Еще бы: денек солнечный, боевое железо так и сверкает…
К счастью, сверкало не только железо. Дивно сияли цепи, браслеты, перстни и прочие украшения, уложенные в соответствующую тару горками, кучками, а иные, особо ценные, и на персональных местах. Была здесь также посуда драгоценная и разнообразные бытовые безделушки вроде золотых гребней и заколок. Ну а самым главным «призом» был, естественно, покойник. Усопший лежал в гробу, облаченный в лучшую броню, с обнаженным мечом (стоимостью в двадцать марок серебра) и любимой секирой, изукрашенной резьбой и «усиленной» тонкой серебряной оковкой.
Несли гроб шестеро неслабых парней во главе с Бьёрном и Хальфданом Рагнарссонами. Следом за гробом, на отдельном «поддоне», транспортировали драгоценную (одного только золота – килограмма два) конскую сбрую. Любимую столовую посуду усопшего (тоже отдельно) волокли аж двое бойцов. Я и Тьёрви-хёвдинг.
Ну, сколько еще нам держать на весу этакую тяжесть? Хорошо – зима. А если бы лето? Тут весь потом изойдешь…
Я покосился на Тьёрви (этому – хоть бы что), потом – вверх, на мощные ворота и уходящие ввысь белые башни…
Да, не хотел бы я штурмовать это фортификационное сооружение.
Штурмовать не пришлось. Ворота открылись.
Да не просто открылись. Навстречу «скорбящим» северным мореплавателям вышел лично епископ в лучшем из своих прикидов. А за епископом – вся его католическая братия: в сверкающих ризах, с распятиями, свечами и прочими атрибутами культа. Думаю, умри их собственный граф, ему не оказали бы больших почестей.
Вот так, в торжественной тишине, процессия двинулась к собору, постепенно обрастая новыми участниками.
К тому моменту, когда гроб с «усопшим» был поставлен перед хорами и началось отпевание, мы, то бишь соратники «покойника» уже были в значительном меньшинстве. На каждого викинга приходилось по меньшей мере десятеро местных. Собор был полон. Здесь собралась вся знать и все «лучшие люди» города. Никто не пожелал пропустить главное шоу нового года.
Надо признать – красивый получился ритуал. Мощный. Я аж заслушался.
Мои коллеги по профессии – тоже. Скандинавы вообще неравнодушны к искусству. Многие даже прослезились.
Пока шло отпевание, мы помалкивали и наслаждались представлением.
Но когда, согласно расписанию, пришло время опускать гроб в могилку в полу одного из нефов, «безутешный» родственник «покойника» Бьёрн Железнобокий подал знак, и представление началось.
Настоящее представление.
Нас, конечно, было немного. Зато мы были крепкими парнями и с лужеными глотками. Так что, когда мы все разом отчаянно завопили и полезли вперед, распихивая толпу, не заметить это было трудно.
Орали мы одну-единственную заученную фразу. По-итальянски. Фраза эта была: «Не опускать гроб! Нельзя опускать гроб!..»
Местные, мягко говоря, удивились. Но еще больше они удивились, когда только что опущенная крышка гроба с треском взлетела вверх, и изумленным взорам италийцев предстал живой и здоровый Ивар Рагнарссон.
Сюрприз!
Великолепный прыжок – и старина Бескостный оказался рядом с разинувшим рот епископом.
Взмах клинка – и на драгоценный епископский молитвенник хлынула кровь новоиспеченного христианского мученика.
А мгновением позже брошенный Хальфданом топорик врубился в изумленное лицо графа.
Итальянцев было значительно больше. Но профессиональных вояк – от силы процентов двадцать. Да и то лишь треть из них – при оружии. Храм все-таки…
То ли дело – мы. Я, например, принес оружие под плащом, уверенный, что никто не станет меня обыскивать. И немедленно приголубил потянувшегося к мечу итальянского «офицера». Другие норманы тоже клювами не щелкали – похватали «дары» и тут же пустили в ход.
Не скажу, что итальянцы сдались без сопротивления. Кое-кто рыпался… Но мы были намного круче. Вдобавок – в боевых доспехах, а не в той ерунде, которую тут принято носить по праздникам.
Около минуты потребовалось, чтобы порубать в капусту графскую гвардию. Затем – перестроение и привычная по Франции работа с толпой.
Тех, кто оказывал сопротивление, убивали. Увы, не только их. Рубили и тех, кто растерялся или замешкался, вовремя не сообразив, чего хотят страшные норманы.
Вошедшие в боевой раж викинги превращались в настоящих мясников. Ор в храме стоял такой, что аж уши закладывало.
Мое место в общей диспозиции было почти традиционным – у главного входа в храм. Задача: никого не выпускать. Не такая уж трудная, учитывая, что двери заперты. Я стоял справа. В центре – Ольбард. По левую руку от Ольбарда – старина Тьёрви.
Выбраны на почетную роль привратников мы были исключительно благодаря хладнокровию. Верховные вожди не сомневались, что ни один из нас не покинет пост, увлекшись резней.
Я и не увлекся. Голов не рубил и кишки не выпускал. Так, порезал нерадикально пару-тройку аристократов с дефектом зрения. После небольшого кровопускания зрение восстановилось, и бедолаги сумели увидеть между собой и дверью меня.
Им повезло. Резню мои братья-викинги устроили кошмарную. Как всегда.
Пленников, впрочем, тоже набралось немало. Тысячи полторы. Как только их оттеснили подальше от входа, мы открыли двери храма. И рванули к воротам города.
Дорога от храма к главным городским воротам – прямая и достаточно широкая. Десять минут – и мы были бы у цели…
Не вышло.
Три сотни норманов (часть осталась снаружи – сторожить пленников) – большая сила. Но не радикальная. Городской гарнизон – куда многочисленнее. И, как оказалось, находился в полной боевой. Такой приказ был отдан покойным графом. На всякий случай.
Резня в храме длилась не очень долго, но достаточно, чтобы снаружи заподозрили нехорошее. Штурмовать собор италийцы не рискнули, но подтянули войска.
