Союз будет жить - Виктор Сергеевич Мишин
В начале февраля выбрался к Шелепину и застал того в очень хорошем настроении.
– Саша, ты даже не представляешь себе, как все изменилось! Саша, мы продаём бензин! Бензин, ты понимаешь? А не нефть за копейки!
Конечно, понимаю, это же мечта любого государства, имеющего свою нефть.
– Война на юге продолжается, все произошло так, как ты и писал, арабы объявили эмбарго, и все кинулись к нам. А мы предлагаем покупку сырья только через покупку продукции нефтеперерабатывающих заводов. Под это дело, пользуясь обвалом рынка и биржи на Западе, мы влезли в долю ко многим предприятиям, и теперь они вынуждены делиться технологиями. Протесты и прочее побоку, у них выбора нет, акции куплены, компаниям один выход – работать с нами, если жить хотят, или объявлять о банкротстве. Для нас любое из названного только в плюс. Обанкротятся – вся техническая документация переходит к нам, работаем вместе – просто делятся технологиями. У нас сейчас такие возможности, что дух захватывает, не хватает одного – времени…
Понятно, делаем то, что в будущем должен был сделать Китай. Тупо скупает все подряд, а потом все удивляются, что в Китае и машины красивые и качественные пошли, и одежда, да и вообще – все.
– Главное, чтобы как в моём времени не вышло, у Лёни. Почуяли денежки и забили на все болт, на хрена чего-то производить, если все купим. Сами на «кадиллаках» ездили, а люди на вшивый «Запорожец» резину купить не могли, если вообще имели хотя бы «Запорожец».
– Нет, Александр, такого не произойдёт. Да и не выйдет уже что-то забросить, – отрицательно покачал головой генсек, – слишком многое начато, остановить сейчас – преступление. Слышал о стройке здесь, в столице?
– Нет, откуда?
– Выделили участок под экспериментальную застройку, на окраине, будем претворять в жизнь твой план, как там его… реновация?
– А как людей из центра переселять на окраину, кто же согласится?
– А центр пока не трогаем, как будут расширяться и расчищаться территории, так и начнём переселять. Самый центр хотим в будущем вообще сделать музейным кварталом, нечего по Красной площади ездить, просто незачем. А вокруг будем перестраивать.
– Ну, как говорится, флаг в руки! – усмехнулся я.
– Ты как, скоро оклемаешься? – перевёл разговор на меня генсек.
– Думаю, к концу месяца выберусь, надоело уже валяться.
– Боли прошли?
– Рука пока побаливает, остальное вроде ничего. Главное, чтобы переделывать не пришлось, вот чего боюсь.
– Думаешь, наши доктора намудрили?
– Да хрен его знает, перелом-то тяжёлый был, мало ли как собрали, будет ли нормально работать?
– Вообще, тебя лучшие врачи собирали, уж если они сделали плохо, то даже и не знаю, кто сделает лучше.
– Хочется верить.
– Мы тут подумали… – начал Шелепин, но взял паузу.
– Уже страшно, – фыркнул я.
– Пошути тут, пошути, – погрозил мне пальцем генеральный секретарь. – Помнишь, Володя предложил тебе сельское хозяйство взять?
– Александр Николаевич, ну не хочу я в него лезть… – скорчил я страдальческую мину.
– Ага, – кивнул с улыбкой Шелепин, – значит, ты бы потянул, но не хочешь?
– Там слишком тяжело, я просто перестану бывать дома. Это же такая тема… Блин, этим нужно жить, а не заниматься. Вообще, нужно максимально насыщать колхозы техникой. Читал помню, что сбор той же картошки приводил к тому, что потери доходили до восьмидесяти процентов. Это же одуреть просто. А в магазинах что? Понимаю, им что привезут, то они и выкладывают, но что именно они выкладывают! Гнильё вперемешку с землей, это что, товар, за который должны платить? Смех один, да и только. Вы исправляете систему зерно– и овощехранилищ?
– Да, с самого первого дня, как вообще этим занялись, бьёмся над проблемой и сделали очень многое. По подсчётам, за семьдесят третий год мы потеряли на хранении на шестьдесят процентов меньше, чем годом ранее. Люди работают, где-то используем собственные наработки, где-то находим возможность и привлекаем иностранные, но в этом деле все становится гораздо лучше. Только вот с этого года будет некоторое изменение цен…
– А его не может не быть, – кивнул я. – Раньше с тонны картофеля сколько продавали в реальности?
– Если в отчётах не врали, а врали и приписывали тогда все, то реализацию проходила примерно десятая часть. Я это запомнил просто потому, что меня ужаснула цифра.
– Ну вот. Теперь тратимся на хранилища, значит, имеем большие затраты, соответственно, цена должна корректироваться. А вот если добиться нормального сбора, без таких огромных потерь, то мы ещё и в плюс уйдём, покроем все затраты. Только представьте, если снизим потери хотя бы вполовину?
– Прав Володя, тебя бы на это дело… – было мне ответом.
– Я могу фонтанировать различными идеями, но бороться с нашей бюрократией не смогу, я ж не Сталин.
– Ты – инквизитор! – откровенно засмеялся генсек.
– Рассказал друг, да? А и ладно. Нет, товарищ генеральный секретарь, не возьмусь, не потяну.
– Ладно, уговорил. Мы тут с Володей спорили, он мне сказал, что ему не нравится твоё отношение к деньгам.
– Не понял?
– Почему ты отказываешься от поощрений и различных, положенных выплат. То в Минстрое бесплатно работал, то на автомобилях… Почему?
– Разве я отказывался от чего-то? Направлял в более нужное место – да, есть такое, наш фонд работает, и это хорошо, но ни от чего я не отказывался.
– Саша, ты знаешь, сколько у тебя на счетах в сберкассе? Только у тебя и только на твоих рублёвых счетах? Иностранные я не затрагиваю, чеки для «Березки» лежат в другом месте, кстати, их там тоже очень много. Так что, знаешь?
– Если только примерно, – пожал я плечами.
– Вот это и странно, Саша. Странно именно твоё отношение к деньгам, откуда оно? Ты словно их презираешь!
– Да не, не презираю, – отмахнулся я, – все гораздо
