Физрук-8: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Саша, Саша! Проснись! — вдруг раздается в гулкой тишине зрительного зала громовой голос. — Я закончила! Мне, наверное, лучше уйти?
С трудом открываю глаза, но не могу разглядеть смутный овал лица, наклонившегося надо мной.
Глава 23
Свет погас и лицо растворилось в темноте. Когда я проснулся, в окно сочилось сияние утра. В квартире было тихо. Я еще повалялся несколько минут и только тогда поднялся. Груни не было. На столе лежала тетрадь, а рядом записка. Я сгреб ее и прочел: «Саша! Не стала тебя будить. Я все написала. Буду рада с тобой сотрудничать…». Прежде, чем уйти, Аграфена Юльевна убрала и вымыла посуду. Остаток торта убрала в холодильник. Ну что ж, спасибо ей и за это.
После очередной пробежки и завтрака, я поехал в «Литейщик». Было приятно видеть, что девчушки по мне соскучились. Окружили меня перед началом тренировки, наперебой рассказывая как они тренировались во время каникул. Началась разминка. А ведь и в самом деле не ленились девчата в те дни, когда не было занятий в секции! У моей работы есть одно, но существенное преимущество по сравнению с другими педагогическими специальностями, ее результаты обычно сразу видны. На физре не спишешь и подсказкой не воспользуешься.
Когда занятия окончились, я заехал в ближайший «Гастроном», в котором есть отдел кулинарии. Набрал готовых котлет и разной другой снеди, а также — напитков. Набив этим багажник, я подъехал к пункту сбора. Во дворе дома, где жили небезразличные мне люди было полно народу. Остальные жители дома смотрели на это сборище с тревогой. Видать, опасались, что такая орава пацанов не может не выбить хотя бы пару оконных стекол. Мое появление пацаны встретили радостными криками. Даже Антонина Павловна, которая тоже была здесь, помахала мне рукой.
— Ребята, слушайте мою команду! В две шеренги становись! — скомандовал я.
Мальчишки быстро выполнили приказания. Наверное, в этот момент соседи Борисовых, Константиновых и Воротниковых вздохнули с облегчением. Все-таки появился взрослый, которого эти огольцы слушаются. Оглядев строй, в котором теперь было ровно тридцать один человек, включая Вадика Красильникова, я продолжал:
— Начинаем движение в сторону Заречья. Добираемся самостоятельно, общественным транспортом. Следующее место сбора — остановка вблизи известного вам объекта. Всё, разошлись!
Строй рассыпался и пацаны двинулись к ближайшей автобусной остановке. Ко мне подошла Тигра.
— Какие они у нас молодцы, — сказала она. — И ты молодец, что вернул трех учеников в школу…
— Ну что, поехали? — спросил я ее.
— А меня возьмете? — послышался голос позади меня.
Оглянувшись, я увидел… Вилену. Как и Разуваева, она была одета и экипирована по-походному. Значит, знала заранее. Ну что ж, так даже лучше! Обе девушки смогут пообщаться друг с другом, пока я буду вести важный разговор с пацанами.
— Познакомьтесь, — сказал я. — Антонина Павловна — учитель математики. Вилена Игоревна — инструктор райкома комсомола.
— Да мы, в общем знакомы, — проговорила Тигра.
Воротникова кивнула. Ах да! Ведь Вилена Игоревна инспектировала нашу школу, а значит, по крайней мере, имела возможность видеть Антонину Павловну.
— Прошу в экипаж! — сказал я, чтобы покончить с формальностями.
Не сговариваясь, обе девушки сели на заднее сиденье. Видать, каждая стремилась этим подчеркнуть, что уважает соперницу и не хочет создавать почву для скандала. О том, что Тигра и моя невеста соперницы, было видно по тем приторно-ласковым взглядам, которыми они награждали друг дружку. По дороге в Заречье они говорили на общие женские темы — модные тенденции, прически, косметички. Причем, под последними следовало понимать не маленькую сумку с набором помад, теней, духов и пудрениц, а женщин, чья профессия в XXI веке звучит как визажист.
Щебет их был прерван нашим прибытием к месту нового сбора. Разумеется, мы приехали раньше, чем самые прыткие из учеников, добирающихся на медлительном общественном транспорте. Я оставил своих спутниц общаться в теплом и сухом салоне «Волги», а сам вышел, чтобы осмотреться. С момента моего предыдущего посещения этой части городской окраины прошло достаточно времени, чтобы от зимы не осталось и следа. Тепло и дожди сделали свое дело.
Из пожухлой прошлогодней листвы, торчали свежие зеленые травинки. А кое-где и — первоцветы. Между остановкой и Чертовой башней оставалось примерно полкилометра. Земля на этом пространстве была распахана под огороды, обнесенными хлипкими заборчиками. На майские праздники сюда хлынут владельцы этих участков, копать, высеивать морковку, лук и другие ранние культуры. А пока здесь было тихо. Как на старом кладбище, оградки которого просматривались сквозь деревья, росшие на высоком берегу Проныры. Правда, чтобы попасть к цели нашей сегодняшней вылазки, придется все эти земельные наделы обойти.
— Любуетесь, молодой человек? — послышался скрипучий старческий голос.
Я оглянулся и увидел старичка в черном долгополом пальто, побитой молью фетровой шляпе и ботах с калошами, известных в народе, как «прощай молодость». Откуда он здесь взялся. Ни со стороны окраинных домов Заречья, ни со стороны огородов никто не приближался. Это я могу сказать с полной уверенностью. Разве что — со стороны погоста? Я туда особенно не смотрел. Старикан переступил с ноги на ногу, и постучал по выщербленному асфальту лакированной, хотя и изрядно поцарапанной понизу тростью, и снова заговорил:
— Помнится, шла война… Городок наш был далек от линии фронта, но обязательную светомаскировку мы соблюдали… Было опасение, что фашисты бросят дальние бомбардировщики на Куйбышев, который тогда исполнял функции столицы СССР… И вот однажды ночью, когда темный от светомаскировки Литейск совершенно скрылся за завесой дождя, я пришел на это самое место… Надо сказать, уже тогда я был слишком стар, чтобы воевать. Тоска и видения мучили меня… Впрочем, этим я страдаю с малолетства… И я увидел город, накрытый черными тучами, из которых льет дождь. Льет также долго, как это было в дни Всемирного Потопа. И вот сырость принялась разрушать жилища. Из затопленных подвалов выступили полчища крыс, которые начали яростную, хотя и короткую войну с кошками, а затем и с людьми за все еще сухие помещения и неиспорченную плесенью пищу. Люди, в борьбе за свое собственное существование, безжалостно истребляли крыс. Да вот только в городе все меньше оставалось
