Хамелеон 4 - Константин Николаевич Буланов
Старый друг — Михаил Киселев, всё так же продолжал командовать 2-й тяжелой танковой дивизией РГК в Ленинградском военном округе. А с ним у Александра завсегда выходило найти общий язык. Даже после амнезии более близкого приятеля у него не появилось, и они продолжали время от времени видится. Потому дело оставалось за «малым» — выцарапать для Киселева толкового командующего в будущей наступательной операции, поскольку такие «деятели», как Ворошилов и Жданов, лично его не устраивали категорически. А те же Тимошенко, Штерн и Мерецков являлись излишне опасными «товарищами». Двоим последним еще только предстояло почувствовать себя в шкурах «врагов народа», а первый уже находился в звании генерал-лейтенанта и командовал Киевским Особым Военным Округом. В общем, не генерал-майору танковых войск, каковым после введения новых званий и переаттестации стал сам Геркан, было по рангу просить своему другу в армейское начальство вышестоящего краскома. А вот, так сказать, равного — более чем допустимо. И таковым вполне себе мог стать генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский, которого всё-таки освободили из заключения в 1940 году за отсутствием состава преступления.
Как полагал Александр, именно благодаря своему богатому кавалерийскому прошлому, Рокоссовский являлся одним из лучших кандидатов для организации боёв против финнов с их партизанской тактикой изматывания вражеских войск. Ведь он прекрасно понимал, что такое налеты на линии снабжения и тылы вражеских войск, ведь сам на заре своей военной карьеры не единожды промышлял чем-то подобным еще во времена Империалистической и Гражданской войн. Стало быть, и «противоядие» подобной тактике мог разработать максимально быстро, поскольку обладал ну очень живым умом. А к такому человеку набиться в «попутчики» виделось делом стоящим и сулящим немалые выгоды. Но это что касалось первой цели данного разговора со Сталиным.
Во-вторых же, Геркан желал не допустить на должность начальника АБТУ другого весьма возможного кандидата — генерал-полковника танковых войск Павлова Дмитрия Григорьевича. Больно уж неоднозначная информация о данном человеке имелась в голове краскома.
С одной стороны, в той, другой, истории мира, встав во главе Автобронетанкового управления, тот принялся проводить весьма грамотную работу, как в плане улучшения ТТХ боевой техники, так и в плане развития тактики её применения. Это ведь именно при нем был издан новый устав для командиров танков, взводов и рот. Впрочем, при этом оказалась вовсе упущена из вида стратегия, поскольку для командиров батальонов и выше никаких уставов подготовлено уже не было. Хоть и планировалось. Но как-то уж больно долго планировалось, да так и не увидело свет. И данное событие являлось первым звоночком для выказывания некоторого недоверия данной персоне со стороны Геркана.
С другой же стороны, в подтверждение тех самых подозрений, в истории, что уже не должна была повториться, летом 1941-го года Павлов откровенно провалил руководство действиями всего Западного фронта, являясь его командующим. Причем, провалил не как-то ещё, а словно подыгрывая противнику под копирку того самого сценария разгрома частей РККА, что был описан в показаниях Тухачевского еще в 1936 году. В общем, по мнению руководителя «танкового главка», он являлся ненадежным товарищем. Либо откровенно расслабившимся на столь высокой должности ротозеем, либо вовсе действительно скрытым врагом. Потому с ним следовало держать ухо востро. Для того-то самому Александру и требовалась новая должность, которую он заявился выпрашивать у руководителя СССР.
— Товарищ Кривошеин действительно достойный красный командир и не раз доказывал на деле своё отличное понимание специфики применения бронетехники. Тут вы, несомненно, правы, — согласно покивал головой Иосиф Виссарионович. Всё же Семён Моисеевич был отнюдь не одним из многих «безымянных для вождя» командиров танковых и моторизованных дивизий и полков. Нет, он как раз таки являлся тем, чьё имя было на слуху. Не просто ведь так именно его посылали с проверкой действий того же Жукова по завершении конфликта с японцами у реки Халхин-Гол. — Но, ежели вы не претендуете на должность руководителя АБТУ, кем вы себя видите?
— Я вижу, товарищ Сталин, что наибольшую пользу смогу принести, пребывая на должности инспектора автобронетанковых войск РККА. Ведь, мало изготовить танк и набрать на него экипаж. Необходимо также обеспечивать правильное хранение и повседневную эксплуатацию боевых машин. Необходимо постоянно проводить учения! А с этим у нас, увы, имеются столь же великие проблемы, как и у авиаторов. — Не смотря на все нововведения последних лет, с авиацией в Красной армии до сих пор была беда. Ежегодно в авариях гибли под тысячу самолетов и бились насмерть сотни летчиков. Столько же, сколько немцы потеряли в боях с поляками! Ужасающая для мирного времени цифра! И это понимал не только один «танкист». Нет. Это понимало всё руководство, и армии, и страны. Но, как знал Геркан, воз покуда был и нынче там. — Вы уж простите товарища Поликарпова. Поведал он мне, о чём в общих чертах говорилось на совещании посвященном аварийности в наших ВВС, когда пригласил на демонстрацию своего новейшего воздушного истребителя танков[1]. И я, к сожалению, могу констатировать, что ситуация с танками в РККА ничуть не лучше. Благо танки не летают, потому и не бьются. Но треть всего парка бронированных машин и грузовиков армии находятся в некондиционном состоянии, требуя, где среднего, а где и восстановительного ремонта. Причем, что удивительно, причины подобного удручающего состояния техники и слабой подготовки людей в танковых полках те же самые, что у авиаторов. Вот прямо один в один! — Не зная, как ещё донести до главы СССР действительные реалии нынешних ВВС, стоивших РККА огромной крови во время Великой Отечественной Войны, и при этом не быть подвергнутым обструкции, Александр не придумал ничего лучше, как провести такое вот сравнение, надеясь, что собеседник клюнет на «наживку».
— А вы знаете причины, по которым в нашей авиации существует такая нездоровая ситуация? — заглотил-таки «червяка» самый большой сом в омуте советской власти. Видать, и вправду вопрос был болезненный. А в обещания авиационных руководителей всех мастей «усилить и углубить» Иосиф Виссарионович не больно-то и верил.
