Честное пионерское! - Андрей Анатольевич Федин
— Что ты тут делаешь, зятёк? — спросил Юрий Фёдорович.
Я прижал руку ко лбу, будто из-под козырька снизу вверх посмотрел на маскировавшегося под шпиона милиционера.
— Тебе ещё вчера русским языком объяснили, что Фролу Прокопьевичу уже ничто не угрожает, — сказал Каховский. — Или ты по-русски не понимаешь?
Я лениво помахал рукой — отогнал от лица табачный дым.
— Понимаю, конечно. И даже по-английски немного: в больнице скучно было — выучил десяток слов.
Не удержался — зевнул.
— Дядь Юр, да я просто прогуливался утром. Мимо этого дома. Смотрю: кактус на окне. Сразу понял, что это вы к генерал-майору в гости пришли: кто б ещё такое учудил. А вы мне, между прочим, два эскимо задолжали. Помните об этом? Я — помню. Вот и решил вас тут дождаться. Погода-то хорошая!
Я развёл руками, будто предлагал майору милиции оглядеться по сторонам.
Тот фыркнул, стряхнул пепел с сигареты себе под ноги.
— Ты уже четыре часа ждёшь, — сказал Юрий Фёдорович. — Наверное, очень любишь мороженое.
Я пожал плечами.
— Люблю. К тому же, я сегодня никуда не спешу.
Улыбнулся.
Каховский нахмурился при виде моей улыбки, поднёс к губам сигарету.
— У меня каникулы, дядя Юра, — сказал я. — Могу хоть весь день на лавке сидеть.
Показал на окно.
— А с кактусом — это вы хорошо придумали. Красиво смотрится. И привлекает внимание.
Мне показалось, что Юрия Фёдоровича смутили мои слова
Каховский выпустил из ноздрей две струи табачного дыма, сказал:
— Не сомневался, что ты не усидишь дома — примчишься меня проконтролировать. А кактус…
Майор милиции кашлянул.
— …Это так получилось. Нет у старика других растений.
Юрий Фёдорович хмыкнул.
— Зато кактусов — полон дом, — сказал он. — Лукин коллекционирует их, если ты не знал. У него вся квартира заставлена этими колючками.
Покачал головой.
— Я всё утро слушал рассказы о них.
Мне послышались в его голосе печальные нотки.
Сидевшие в песочнице детишки прервали свои занятия — приоткрыв рты, уставились на «дяденьку с сигаретой». Следили за старшим оперуполномоченным и затаившиеся на скамейках около подъездов бдительные пенсионерки. Голуби тоже перестали перебирать разбросанную вокруг лавки шелуху («насвинячил» я знатно) — вертели головой, посматривали на майора то правым, то левым глазом.
Каховский усмехнулся.
— Вот ты, зятёк, знал, что у нас в городе есть клуб любителей кактусов? — спросил он.
Я помотал головой (придержал пилотку из газеты, чтобы та не свалилась).
— А я теперь и об этом клубе, и о кактусах много чего знаю, — сообщил Юрий Фёдорович. — Хоть диссертацию на эту тему пиши. Или статьи для журналов.
Он снова затянулся дымом (как мне показалось: сделал он это нервно и поспешно).
Каховский выдохнул и спросил:
— Ну что, зятёк, поедем за мороженым?
* * *
Вслед за майором милиции я прошёл к припаркованному во дворе автомобилю. Не сразу сообразил, куда именно меня вели. И сперва не поверил своим глазам, когда Юрий Фёдорович замер рядом с зелёной «копейкой». Уж очень плохо сочетался в моём представлении «ВАЗ-2101» с бондовским образом иностранного шпиона, которым щеголял сегодня Каховский. Старший оперуполномоченный Верхнезавадского УВД по-хозяйски распахнул дверь автомобиля, кивком головы велел мне сесть на пассажирское сиденье.
Я снял бумажную пилотку, осторожно забрался в салон (боялся повредить хорошо сохранившийся «музейный экспонат»). Вдохнул запах нагретой солнцем резины. Внутри «жемчужины» советского автопрома мне показалось тесновато. Лишь со второго раза закрыл дверцу: привык «не хлопать». Юрий Фёдорович метнул в центр двора сигаретный фильтр, уселся на водительское место. Он повернул ключ в замке зажигания. Двигатель зарычал. Я не услышал привычный для меня сигнал о том, что не пристёгнуты ремни безопасности.
Юрий Федорович посмотрел на меня.
— Вчера, по телефону, ты говорил, что у тебя есть ко мне дело, — сказал он. — Ещё одно. Я так понял: оно похоже на дело этой девицы фельдшера? Правильно?
Я пожал плечами.
— Намного хуже.
— В каком смысле, хуже? — переспросил Каховский. — Хуже — это…
Он замолчал.
Заглушил двигатель.
— Поясни, — потребовал Юрий Фёдорович.
Он «припечатал» меня взглядом «сурового и требовательного взрослого».
Я ответил ему улыбкой десятилетнего ребёнка.
— Дядя Юра, — сказал я. — В этот раз я за просто так ничего не скажу.
— Эскимо — это не просто так, — парировал Каховский.
— Мороженое у меня есть пока только в моём собственном воображении. Вам, быть может, уже новые звёздочки на погоны прилетели. А я всё ещё с пустыми руками.
Показал милиционеру ладони.
Юрий Фёдорович вздохнул.
— Куплю тебе эскимо — я же обещал!
— Два.
— Два куплю, — согласился Каховский. — Что там у тебя за «дело»?
Я нагнал на своё лицо «серьёзности» и «таинственности». Постарался выглядеть, как Вовчик — когда тот нам вчера рассказывал о своих соседях «сверху» и «снизу». Аккуратно поставил себе на ноги пилотку из «Пионерской правды»; расправил на ней края.
— Дядя Юра, а те штаны с тремя лампасами, в которых вы дома ходите, они от адидасовского костюма?
Каховский не сразу «врубился», о чём я спросил; но потом кивнул.
— А у вас и кофта от него есть? С логотипом на груди?
Юрий Фёдорович помахал ресницами (точь в точь, как Надя — когда та не понимала, чего я от неё добивался).
— Ну… да, — сказал он. — Только она будет тебе велика. Очень.
Я махнул рукой — потоком воздуха опрокинул пилотку.
— Это понятно.
Усмехнулся.
— Хочу срисовать с вашей кофты логотип, — сказал я. — Сегодня же. Можно?
— Да делай с ней, что хочешь.
Каховский сложил руки на рулевое колесо.
— Ты расскажешь, наконец, что ещё… увидел? — спросил он.
— То есть, кофту вы мне покажете? — уточнил я.
Юрий Фёдорович заскрежетал зубами.
— Да! — сказал он.
Вздохнул. Выдохнул. И заговорил уже спокойно.
—
