С чем вы смешиваете свои краски? 2 - Дмитрий Соловей
— Этот после Венгрии получил, — рассказывал Владимир Петрович о своих наградах, когда мы остались одни. — И к нему осколок чуть выше сердца. Врачи говорили, повезло. По ребру чиркнул и в мягких тканях застрял.
— Не всем так повезло, — деликатно заметил я.
— Не всем, — согласился генерал. — Своих чекистов венгры не жалели. А нас лишь попугали немного, развесив отрубленные головы вокруг посольства.
— С Юрием Владимировичем приходилось пересекаться в Венгрии? — спросил я.
— Немного, — не стал вдаваться в подробности Владимир Петрович.
За те дни, что генерал гостил на даче, они с отцом ни разу не поспорили. По прошествии лет позабылись старые обиды и претензии друг к другу. К тому же я был у них общей темой для бесед. Оба считали, что приложили много усилий для моего воспитания. И глядите, люди, какого они орла вырастили!
Бабушка тихо посмеивалась, поскольку была уверена, что всё воспитание легло на её плечи. И вообще, она была рада, что внук вернулся к серьёзной живописи, пусть и таким образом. В КГБ начальников много. Вдруг каждый по портрету захочет получить?
Отпустил я Владимира Петровича в середине августа. Ему пора было выходить на работу. Но он клятвенно заверил, что если понадобится ещё попозировать, то обязательно вернётся, и даже китель с орденами оставил. Вместо дяди Вовы в нём теперь сидел отец. Мне-то какая разница, на ком китель надет? Здесь и манекен подошёл бы. Очень уж муторная и неблагодарная работы вырисовывать все эти награды. Но я справился.
Мои остались дальше на даче отдыхать, а я повёз возвращать генералу китель. Обещал же лично в руки передать. Поехал я сразу на площадь Восстания, где проживал Владимир Петрович. На всякий случай из телефона-автомата позвонил.
— Поднимайся в квартиру, — позвал он.
Никогда до этого мне не доводилось бывать в гостях у дяди Вовы. Оттого порадовало такое доверие. Ну и сама высотка произвела впечатление — холлы с паркетными полами, светильники и люстры сталинской стилистики, широкие дверные проёмы, лепнина и прочий декор.
Двухкомнатная квартира генерала располагалась на семнадцатом этаже. И к моему удивлению, не была слишком большой. Жилой площади, по словам дяди Вовы, тридцать восемь квадратных метров.
Жил генерал один, но напоить чаем и накормить чем у него нашлось.
Ну и небольшую экскурсию по квартире он устроил. Кухня в двенадцать квадратных метров мне очень понравилась. Есть где разгуляться. Да и в ванной, хоть и совмещённой с туалетом, места было столько, что хоть пляши. Пока мыл руки, подробно все разглядел.
В зале было немного пустовато. Не гнался Владимир Петрович за особым комфортом. Ему одному хватало дивана, кресла возле камина и новомодного серванта. Меня же привлекли фотографии на стенах.
— Жена. Погибла в первые дни войны в Минске, — просветил Владимир Петрович.
— Так вы были женаты? — задал я глупый вопрос.
— А ты думал, я только тебе всю жизнь посвятил? — усмехнулся генерал. — Вообще-то посвятил, да. И ни о чём не жалею.
Просидел я в гостях до девяти вечера и стал собираться домой. Бабушка банок с вареньем передала. Пожалуй, останусь дома ночевать, а не в мастерской. Маман у нас уехала в начале августа на море отдыхать. Предполагаю, что с любовником. Отец давно махнул рукой, берёг свои нервы. Какие-то нормы приличия родительница соблюдала, и ладно.
В подъезде возникла небольшая проблема. Оказывается, у нас сменился дежурный консьерж. Не самое удачное решение, притом что многие соседи разъехались в отпуска. Меня этот мужчина не знал и стал требовать паспорт с пропиской.
— Документы у меня в другом месте, — сообщил я, подразумевая мастерскую.
— Без прописки не могу пропустить, — упёрся этот болван.
— У меня ключи есть от квартиры, — внимал я к голосу разума.
— Не положено.
— Давайте соседям позвоним, они подтвердят, что я здесь прописан, — не хотел я доставать комитетские корочки.
— Не положено, — заезженной пластинкой гундел консьерж. — Или несите справку из домоуправления.
— Ага, как же, в десятом часу вечера я тебе справку принесу! — разозлился я.
На самом деле мог развернуться и пойти ночевать в мастерскую, там и паспорт взять, но тут уже было дело принципа.
— Гражданин, будете настаивать, я вызову милицию и вас на трое суток до выяснения личности задержат, — заявил вахтёр.
— Ах ты ж тля! — взбеленился я окончательно и, взяв на болевой приём этого недоумка, ткнул его носом в своё удостоверение. — Это я тебя задержу до выяснения, отчего такого идиота здесь поставили. Запиши или зарисуй себе моё имя и номер квартиры.
Отпустив побагровевшего от натуги вахтёра, я уже собрался пройти к лифту, как был приторможен следующим заявлением:
— Так это вас тут разыскивали? — пробормотал мужчина и стал копаться в ящике стола. — Вот, принесли телеграмму, а дома никого не было. Потом ещё две.
Телеграммы я у него забрал и долго вчитывался, не понимая до конца текст. Какой-то администратор дома отдыха «Заря» сообщал, что гражданка Увахина утонула и родственников срочно вызывают за телом. Следующая телеграмма была из районного отдела милиции. В третьей написали, что срок, выделенный для хранения тела истёк, и гражданку Увахину похоронили на кладбище Геленджика, участок такой-то.
— Придурок! — схватил я вахтёра за грудки. — Почему ты не сообщил о телеграммах сменщику или любым соседям, кто нас знает?!
— Не было никого из ваших соседей дома, а остальные не знали, как связаться.
— И в домоуправлении не знали? — прорычал я.
— Не входит в мои обязанности, — гордо вздёрнул подбородок этот недоумок.
Похоже, уже забыл, какую корочку я ему демонстрировал. Разберусь с этим субъектом позже. Пока нужно разъяснить ситуацию о смерти маман и, похоже, с утра придётся лететь на юг.
Я позвонил Владимиру Петровичу, он вник с проблему, пообещал бронь на самолёт. Илье, извинившись за поздний звонок, я тоже звякнул и попросил отправить кого-то в Валентиновку, чтобы предупредить отца.
Распсиховался в этот вечер так, что пришлось в качестве успокоительного коньячка налить грамм сто. Большим усилием воли сдерживался, чтобы не спуститься вниз и не начистить морду вахтёру. Нужно
