Евгения Белякова - Песочные часы с кукушкой
Яков по-мальчишески улыбнулся, так, словно устроил всего-навсего крупную шалость.
– Но почему… этот гигант? Не новая религия, не огненный дождь, а – механизм?
– Для божественных явлений уже немного поздновато, мой друг. Уже несколько столетий, как человечество направило свой разум, а значит, и помыслы, и силу воображения, на науку. Так что действовать я стал именно на этой стезе. Сначала – не напрямую, лишь исподволь внушая и подбрасывая идеи; но потом мне стало понятно, что необходимо самому появиться здесь, среди людей. Во плоти, так сказать.
– Но… если Локи в пещере…
– Одновременно я и там, и здесь. Как… ты все равно не поймешь. Я так вижу, что ты от волнения вообще мало что смог уяснить из моих объяснений, Карл – но это нормально, не каждый день идешь убивать друга, а он оказывается богом. – Слова били в цель, но во взгляде Якова Карл увидел озорные искорки.
– Я вовсе не собирался тебя убивать, – Карл Поликарпович неосознанно пощупал револьвер, лежащий в кармане. – Я хотел… вразумить. Помешать. Разбить что-нибудь важное в этом гиганте, увести Адама…
– Люди очень часто делают то, чего не собирались, под влиянием момента. Уверен, стрелять в Жака ты не планировал. Но, тем не менее… Вопрос в другом – выстрелишь ли ты в меня?
– А… разве тебя можно… в этом виде?…
– Убить? Да. Это тело смертно. Тремя оставшимися пулями можно разнести мне голову вдребезги. Так что, надумал?
Клюев пристально посмотрел в лицо Якова. Оно было спокойным, почти отрешенным. Яков казался сейчас почти человеком – если бы не ощутимые волны жара, исходящие от него, и сияющие потусторонним огнем глаза. Карл Поликарпович вынул руку из кармана и опустил вдоль тела. И сказал, неторопливо подбирая слова:
– Я и вправду больше половины не понял из того, что ты сказал сейчас, да это и не важно. Что вне нашего разумения – то и не поймешь. Но стрелять в тебя не буду. Я, возможно, старый дурак, но мне казалось, что я знаю тебя, и ты был моим другом… да и сейчас, странное дело, так же думаю. И верю тебе, Яков. Верю в то, что ты пытаешься как-то обхитрить вселенский закон, Рок, Судьбу… Я не фанатик, не крестоносец… – Клюев замолчал и, спохватившись, запрятал крест обратно под ремень, и прикрыл пальто. – О том жалею, что в помрачении и вере в собственную правоту спустил курок там, внизу.
– Не могу тебе запретить по-христиански оплакивать его и раскаиваться в содеянном, Карл… – Яков едва касаясь, положил руку на плечо Клюева. – Но Жак сам виноват, что не сумел объясниться. И… – Он посмотрел на солнце. – Тебе пора, друг мой.
– Что будет-то теперь? – Спросил Карл Поликарпович, согласно кивнув.
– Все пойдет по плану. И… либо получится, либо нет. Тут уж никакие твои поступки ничего не изменят. Да и мои тоже… Ступай вниз, Карл.
Клюев чуть ли не жалобно посмотрел на Якова, качнулся вперед, в неосознанном желании обнять друга, но тот не пошевелился, и лицо его осталось таким же бесстрастным; и Карл отступил.
– Да-да… вниз.
Он спустился к кабинке и, забравшись в нее, дернул рычаг. В голове был какой-то туман, мешанина из образов и обрывков слов. Локи… Один… боги и омела, змея и чаша. Доехав до пояса «Бриарея», Карл вышел из кабинки; почти сразу за этим услышал шелест. Сверху свалилась веревка – похоже, Яков обрезал часть противовеса, чтобы Карл, если вдруг передумает, не добрался до него. Не в силах превозмочь чувство вины, Клюев подошел к обломкам перил и взглянул вниз: там, у штабеля с трубами, суетились полисмены.
«Видать, тело обнаружили… – подумал Карл. – Теперь не отвертеться… да и не собирался я отказываться от сделанного, наворотил, так отвечать придется».
И он медленно пошел к следующему подъемнику.
Внизу его встретили полисмены, вооруженные, в отличие от первых, не только дубинками. Правда, на Клюева револьверы покамест не наставляли. К нему подошел пожилой полицейский с седыми усами и вежливо сказал:
– Старший констебль Доусон. Сдайте, пожалуйста, ваше оружие.
Карл Поликарпович покорно кивнул. Вынул двумя пальцами за рукоять свой «Бульдог» и протянул констеблю. Полисмены заметно расслабились, затем один из них достал наручники, а другой защелкнул их на запястьях Клюева.
– Должен уведомить вас, – сказал Доусон, – что вы обвиняетесь в нарушении общественного порядка и угрозе применения оружия в адрес полисменов при исполнении. Возможно, если будет впоследствии заявлено, в проникновении на территорию охраняемого… кхм… научного объекта.
Клюев кивал, и лишь несколько секунд спустя до него дошло, что происходит нечто странное.
– И все? – Спросил он.
– Все. – Подтвердил старший констебль. – Вам грозит штраф, а также от пяти до десяти суток тюрьмы.
Карл Поликарпович пошатнулся. Он и предположить не мог, что подкосит его в конце концов именно облегчение. Будто камень с души свалился, в висках застучало, и он вдруг понял, что все это время сжимал зубы почти до боли.
К Доусону подбежал один из охранников, что-то зашептал на ухо. Тот повернулся к Клюеву, осмотрел его критически, словно сверяя с неким выдаваемым каждому служителю закона стандартом «настоящего джентльмена».
– Мы не имеем сейчас возможности переправить вас с острова. Придется подождать, пока мероприятие не будет окончено, и зрители не уплывут. Сэр, вы можете мне пообещать вести себя разумно и не пытаться бежать?
– Даю слово. – Твердо ответил Клюев. Наручники с него не сняли, но набросили сверху форменную куртку одного из полисменов; затем отвели в сторону от «Бриарея», проходя за спинами у зрителей. Они старались не привлекать излишнего внимания, впрочем, это было довольно легко – все присутствующие внимали речам сэра Картрайта, стоящего на сцене.
Карл Поликарпович улыбался.
– … эта блестящая разработка послужит человечеству. Здесь присутствует представитель Британской Империи, лорд Баррет, генерал-адъютант Его Величества короля Георга Пятого. Он заверил меня, что Империя горда тем, что будет первой из мировых держав, кто возьмет шефство над этим уникальным изобретением. Что, тем самым, доказывает… – Председатель Совета явно уже не знал, что еще можно сказать, и это его сильно раздражало. Опоздание – или даже неявка, – мистера Шварца заставила его, сэра Картрайта, выглядеть клоуном, развлекающим публику перед выступлением более важной фигуры. Текст с листка он прочитал весь, целиком, и теперь пытался потянуть время. И все чаще грозно поглядывал на своего помощника, который лишь с виноватым видом разводил руками и, в свою очередь, косился на «Бриарея».
Джилл раздумывала, как бы побольнее пнуть Томпсона, а затем вывернуться и убежать. И почему мистер Клюев ничего не предпринимает? Председатель продолжает свою речь, правда, нервничает. А, может как раз наоборот, русскому фабриканту удалось задержать Шварца каким-то образом?
Сэр Картрайт, призвав на помощь все свое хладнокровие, сухо улыбнулся переднему ряду зрителей и завершил речь. В конце концов, если их ждет провал – расплачиваться придется Шварцу. Сам он сделал все, что было в его силах.
– Я представляю вам «Бриарей», дамы и господа. – Сказал председатель и, первым начав сдержанно хлопать в ладоши, отошел от микрофона.
Под гром аплодисментов головы присутствующих повернулись к гиганту, одетому наполовину в леса. Повисла пауза. Ничего не происходило.
На сцену выбежал помощник председателя и смущенно пробормотал в микрофон:
– Дамы и господа, мистер Шварц сейчас наверху, производит последние приготовления. Все в порядке, он не ремонтирует или что-то в этом… кхм, то есть – наверняка это будет какой-то сюрприз. А пока я предлагаю вам попробовать прохладительные и горячие напитки, которые…
Раздался громкий хруст, будто отломилась половина острова. «Бриарей» едва заметно пошевелился, но движение его, казавшееся таким пустяковым, заставило леса вздрогнуть и начать проседать. Все, как один, задрали головы; Томпсон ослабил хватку и Джилл выскользнула из его рук, правда, отбегать не стала, а вслед за остальными всмотрелась в бесчувственное лицо великана.
Над островом прогремел голос – металлический, ровный и равнодушный.
– ЛЮДИ. Я ПРИВЕТСТВУЮ ВАС.
У Джилл отчего-то пробежал холодок по спине. И еще – она могла поклясться, что в этом обезличенном голосе все же узнала знакомые нотки.
– Я ЗНАКОМ С ЗАДАЧЕЙ, ВОЗЛОЖЕННОЙ НА МЕНЯ. НО ХОЧУ ПРЕСЕЧЬ ВСЯКОЕ НЕДОПОНИМАНИЕ. Я НЕ СЛУГА И НЕ ПОДЧИНЯЮСЬ НИКОМУ. ПЕРЕЧЕНЬ МОИХ ХАРАКТЕРИСТИК, КОТОРЫЕ ЗАЧИТАЛ СЭР КАРТРАЙТ, АБСОЛЮТНО ТОЧНЫ. КРОМЕ ОДНОЙ – Я ДЕЙСТВУЮ В ОБЩИХ ИНТЕРЕСАХ, А ПОТОМУ ПРИКАЗЫВАТЬ МНЕ НИКТО НЕ МОЖЕТ. ИЗВИНИТЕ, ЛОРД БАРРЕТ, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ГЕОРГА ПЯТОГО. И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ.
Сэр Картрайт медленно достал платок из нагрудного кармана смокинга и промокнул лоб.
