Андрей Буровский - Ад закрыт. Все ушли на фронт
Этьен спустился вниз, отвалил кованую задвижку. Двое сразу вошли… Этьен ждал, что один из них скажет условное слово: «конгресс». Но двое молчали, и Этьену начало приходить в голову, что происходит что-то нехорошее. Хозяин протянул было руку, чтобы опять заложить задвижку… И тут же его руку самым невежливым образом отбросили. Звук шагов… И в крохотной прихожей появились еще два человека. Вошедший первым извлек огромный, как показалось Этьену, пистолет с невероятно толстым стволом и приставил к его голове.
Лакомбат знал, как надо вести себя с грабителями, он давно оборудовал в нужном месте кнопку для вызова полиции. Этьен поднял руки, не делая резких движений.
– Деньги наверху, – четко, спокойно сказал он.
– Ты можешь успеть вызвать полицию, – так же четко, спокойно произнес держащий пистолет. – Тогда мы уйдем, это верно. Но ведь твой сынок спит в соседней комнате, верно? И дочка тоже. Убить их мы в любом случае успеем.
Этьен привалился к стене: словно огромная резиновая рука стиснула горло. А человек с усмешкой кивнул бедолаге на лестницу. Так, не опуская рук, двинулся Этьен обратно в кухню, слыша за собой чужие шаги нескольких человек.
Его посадили, почти швырнули на обычное место. Один из вошедших взял в руки сочинение Троцкого… Другой зачем-то включил газовую плитку и что-то на нее положил.
– Где шеф? – так же спокойно, четко спросил человек с пистолетом. Впрочем, оружие он сразу опустил. – Где твой всадник и как его зовут?
Этьен молчал. Сердце безумно колотилось, во рту пересохло. Он знал: выдавать нельзя никого. Но и чувствовал: эти не отпустят.
– Где твой всадник? – чуть более грозно сказал главный.
Этьен молчал.
Человек усмехнулся, пожал плечами.
– Можешь не бояться начальства, сегодня последняя ночь Приората, – так же четко заговорил главный, будя смертный ужас в сердце Этьена. – И для его боевой организации тоже пошла последняя ночь. Имей в виду – мы все равно узнаем, что нам надо. И при этом тут будет очень тихо.
Этьен назвал имя, которое и должен был назвать в таком случае.
– Он врет, – тихо сказал по-русски Петя.
– Ты врешь, – повторил Франсуа по-французски. – Где твой всадник?
Этьен назвал еще одно имя. Франсуа засмеялся.
– Нет, назови настоящее.
Теперь «гость» говорил громко, в полный голос. Этьен понял: начинают будить его семью. Он представил сыновей в руках пришедших, и тогда из его горла само собой, почти без участия воли, вырвалось имя… Всего одно имя, не больше. Потом, правда, пришлось еще уточнить, где искать этого человека.
– Не врет, – констатировал Петя.
Почтенный негоциант Филипп Маур, обитатель пригорода Ле-Перрье, давно спал в это позднее время. Снились ему винтовки – те самые, что лежали в подвале его дома, и которые он не успел раздать троцкистам. Что писал Троцкий, Филиппа интересовало не больше прошлогоднего снега, но вот что у троцкистов может не хватить оружия, его беспокоило. Это могло обеспокоить и его начальство, а неприятных объяснений с начальством многопочтенный негоциант чрезвычайно хотел бы избежать. Только что можно поделать, если курируй троцкистов, не курируй, а оружие берет хорошо если каждый четвертый из них?!
Филипп Маур так крепко, хорошо спал, что не сразу проснулся. Пришлось вылить ему на голову воду из кувшина для умывания; даже после этого с четверть минуты он только лягался и мычал. А когда открыл глаза, в спальне горела настольная лампа, жена забилась в угол двуспальной постели, смотрела безумными глазами. Прямо в физиономию Филиппа оказался направлен пистолет. Держал его человек с очень решительным лицом. Другой, такой же решительный, что-то тихо объяснял его жене, еще двое стояли у двери и у окна. В спальной сразу же сделалось тесно.
– Где твой коннетабль? На кого работаешь? – спросил человек с пистолетом. Голос был равнодушный, глухой. Человек говорил так, словно испытывает к Филиппу сильное отвращение.
Филипп начал думать, куда делась его вставная челюсть, и прикидывал, как бы позвонить по хорошо известному ему телефону.
– Шли бы вы домой, ребята, – сказал он невнятно, по причине отсутствия челюсти. – Районный комиссар не одобряет такого поведения.
Один из вошедших тихо, ехидно засмеялся.
– Районный комиссар многого не одобряет – например, вооружения боевиков, – уточнил человек с пистолетом. Филипп безошибочно определил, что главный тут не он, но именно этот все спрашивал. – Где твой коннетабль?
– Моего шефа зовут Пьер Вале… – процедил сквозь зубы Филипп Маур. – Вряд ли вы его застанете в Париже, но если застанете, то в ресторане «У Максима». Он бывает там с обеда и до вечера.
Двое из вошедших тихо, обидно засмеялись.
– Нет-нет, – замотал головой главный. – Нам нужен не партнер по поставкам строительных материалов… Нам нужен твой коннетабль в Приорате, а именно его боевой части.
– Господа… – развел руками Филипп, – господа! Вы находитесь в страшном заблуждении!
Он еще собирался сказать, что впервые слышит про какой-то там Приорат, когда получил чувствительный тычок в скулу глушителем, накрученным на ствол пистолета.
– Вы ничего не добьетесь насилием! – Это прозвучало не так внушительно, как могло бы прозвучать, сиди вставная челюсть во рту, но все-таки солидно и почтенно.
– Насилие? – удивился ударивший его боевик. – Насилие мы будем чинить не над тобой. Твой сын – лейтенант в сорок четвертом полку, верно? Мы будем творить насилие над ним и вот над ней.
Филипп рассчитывал, что жена поднимет крик, ее кинутся успокаивать, и он успеет нажать кнопку сигнала на стене. Кнопку, которая сработала бы не в комиссариате полиции, а в совершенно другом месте. Но жена молчала; Филипп и жалел, что она молчит, и уважал женщину за ум.
– Господа… – продолжал выкручиваться Маур. – Господа, мой сын служит Франции…
И тут жена все же сорвалась на крик.
– Дурак! – закричала жена. – Старый дурак, ты погубишь нас всех, вот и все!
– Не погубит, – заверил главный жену. – Не погубит, потому что вы, мадам, этого не допустите.
– Не трогайте сына… Он ничего не знает о делах папаши, он ни при чем…
– Вы понимаете, что нам надо? Вот и скажите все, что знаете.
– Не смей! – рявкнул было Филипп и еще раз получил по физиономии пистолетом.
– Смелее, мадам, – подбодрили жену боевики. – И заодно скажите, где тут у вас сигнализация? А то ваш супруг сообщит о нашем приходе, и придется вас всех убить.
– Кнопка сигнализации – справа от постели. Кнопка для полиции – в кабинете, эта – для его организации.
– Предательница… – процедил Маур. На этот раз его не стали бить, просто ехидно засмеялись.
Филипп Маур знал, что женился на умной женщине, но и представить себе не мог, сколько она знает о его тайной жизни. Главный что-то сказал другим не по-французски. Маур не понял, а это Петя заверил:
– Она не врет.
Альбан Сен-Котейль как раз собирался домой. Он часто бывал в этом квартале и всегда брал самых молодых из девиц. Альбан не одобрял уличной проституции, никогда не водил девок в дом: болезни… отвратительное воспитание… нечистоплотность… А в доме приличного человека нечего делать всяким тварям. От них – насекомые, волосы и потеки грязи в ванной комнате. Да еще наведут мелкое вокзальное жулье, заберутся и что-нибудь сопрут. Он любил возвращаться в свой дом: и из поездок, и из таких вот походов в публичные дома. Приехать домой и лечь спать, чтобы проснуться одному, в удобной кровати, когда солнце уже просвечивает сквозь шторы. Не одеваясь, подойти к окну, отдернуть штору, и пусть на стенах пляшут солнечные пятна сквозь листву старого вяза. Сварить себе кофе, а потом выйти и погулять, раскланиваясь с соседями…
Соседи на него нарадоваться не могли и хорошо понимали, что новый владелец дома – не простой человек.
Во-первых, к элегантному, аристократичному Сен-Котейлю приходили только такие же как он: хорошо одетые, почтенные, источая запах хороших духов и больших денег.
Во-вторых, при нем квартал сделался намного безопаснее и несравненно почтеннее. Уличные попрошайки и розничные торговцы вдруг моментально исчезли. Подростков, склонных воровать велосипеды или цветы с участков, предупреждали только один раз. Воры забрались в дом к мадам Дюбуа – а потом все вернули и очень извинялись перед почтенной вдовой. Даже мелкие мошенничества при продаже газовых баллонов или ремонте в домах словно сами собой сошли на нет.
И при этом оставался месье Сен-Котейль совершенно не высокомерным, доброжелательным человеком, всегда открытым для соседей. Одним он посоветовал очень хорошего мебельщика. Другим помог проделать реконструкцию в саду. Третьему ссудил денег – под честное слово, без процентов.
Одним словом, Альбан Сен-Котейль был человеком серьезным и очень полезным для квартала. Одни считали его крупным государственным чиновником на пенсии, другие – предпринимателем, который долго жил в колониях. Третьи – аристократом, чье происхождение невероятно и загадочно.
