Максим Шаттам - Обещания тьмы
– Боже милостивый! – сквозь зубы процедил Джек.
– Ты что, сделался верующим?
– Нет, просто я не могу этого понять, – задумчиво сказал он.
Аннабель сложила руки на груди и задумалась. Джек иногда вел себя как герой романа, которые он читал взахлеб. В такие моменты он начинал витиевато изъясняться и напускал на себя некоторую таинственность. И это раздражало.
Им понадобился почти час, чтобы добраться до северной оконечности острова. Увидев фургон телевизионщиков, желтую ленту и полицейские машины, они поняли, что приехали куда надо.
Внутри старого ангара несколько человек что-то обсуждали, судмедэксперт в белом халате фотографировал место преступления.
– Вы его искали? – спросил полный мужчина в костюме.
– Это Леонард Кеттер? – спросила Аннабель.
– В его бумажнике мы нашли права на это имя.
Аннабель склонилась над телом. Лицо Кеттера пострадало не сильно.
– Да, это он, – вздохнула она.
– Мы считаем, что это самоубийство. Эксперт обнаружил следы пороха на одежде и руках жертвы. Что-нибудь подтверждает эту версию?
Аннабель кивнула.
– Мы подозревали, что он замешан в убийстве. В нескольких убийствах, – сказал Тайер. – На него давили, и он, очевидно, не выдержал.
– Вы не будете брать образцы на анализ? – удивилась Аннабель.
– Зачем? Это же самоубийство!
– Чтобы окончательно в этом убедиться.
– А вы что, сомневаетесь? У нас все равно нет на это денег, и мне никогда не подпишут запрос!
Джек поднял брови:
– Другой участок – те же проблемы…
Аннабель смотрела на Кеттера. Красные веки, слюна в уголках губ. Пулевое отверстие, раздробленный череп.
Неожиданно ее расследование оказалось закрытым раз и навсегда. Все действующие лица были мертвы. Три самоубийства, два убийства и еще двое погибших во время штурма.
Если пресса свяжет эти события, о них заговорит весь Нью-Йорк. Полиция Нью-Джерси, Стейтен-Айленда, Бруклина и Квинса – на всех обрушатся вопросы. Придется общаться с прессой…
Это было не самое загадочное дело в ее карьере, но в нем было как-то чересчур много сюрпризов. Что поделать… Будут и другие дела. Она и надеялась на это, и боялась. Если в мире не останется преступлений, моя профессия станет ненужной. Но стану ли я от этого счастливее?
Пришло время перевернуть страницу.
Отпуск придется как нельзя кстати.
– Идем, – сказал Джек. – Пора возвращаться в участок. Здесь больше делать нечего.
Аннабель вернулась домой вечером, все еще погруженная в свои мысли. Брэди был в душе. Она вошла в ванную и увидела, что он стоит, прислонившись к стенке душевой кабины. Ванная превратилась в сауну. Она разделась и скользнула к нему под струю горячей воды:
– Ты заснул?
Брэди покачал головой:
– Я задумался.
– О чем?
– О том, как буду счастлив, когда уеду с тобой подальше от этого города.
– Во вторник я начинаю собирать чемоданы. Очень ответственное занятие.
Он притянул ее к себе и нежно обнял, а потом вышел из ванной.
За ужином Брэди почти ничего не ел и мало говорил.
Он погружен в мысли о работе. Еще не освободился от последнего репортажа и пока не погрузился в следующий. Все как обычно.
Аннабель знала Брэди лучше, чем он сам себя. По крайней мере, она так думала.
А еще его угнетает то, что он вот-вот потеряет друга. Он был к этому готов, знал, что смерть неизбежна, но боль все равно была слишком сильна.
– Дорогой, мне очень жаль, что я не подумала об этом раньше. Может быть, ты хочешь отложить наш отъезд… чтобы побыть с Пьером?
– Нет, нам с тобой нужна эта поездка.
– Знаю, но ведь он твой друг.
Брэди вдруг словно очнулся.
– Пьер умер, – сказал он. – От него осталась только оболочка, которая скоро распадется и превратится в пыль. Но настоящего Пьера уже нет. – Брэди погладил жену по голове, запустил пальцы в ее густые волосы и устало сказал: – Я уже с ним попрощался. Теперь я думаю только о нас. О тебе и обо мне. Ради нас я готов на любые жертвы.
66
Ложь была как чернозем для любви.
С тех пор как он начал лгать жене, Брэди заметил, что его привязанность к ней росла. Чем глубже он погружался в обман, тем сильнее любил Аннабель. Их почти загубленные отношения крепли по мере того, как он приближался к Племени.
Может быть, потому, что над ними нависла опасность?
Любая измена когда-то становится явной.
Любой риск приводит к катастрофе. Или к победе.
Пришло время раз и навсегда победить свои страхи и залечить раны. Пьер не ошибся: он указал путь, на который Брэди с готовностью вступил, и он не сворачивал с него, хотя пейзаж вокруг становился все более мрачным. Он преследовал Племя, надеясь разрешить свои сомнения. Что с ним произошло во время этого путешествия? Увидел ли он отражение собственных пороков? Нашел ли проход в зазеркалье?
А что, если Племя было его проклятием?
Нужно победить его, чтобы вновь обрести гармонию.
Брэди притворился спящим. Он не хотел, чтобы жена начала задавать вопросы. Пока он держался хорошо и был уже близок к цели. Сейчас он не мог позволить себя разоблачить. Сегодня все решится. Он покончит с этим до их отъезда, до их отпуска.
Он подождал, пока Аннабель соберется на работу, и только тогда встал.
– Не хотела тебя будить, – сказала она. – Я не знала, пойдешь ли ты в студию, ведь сегодня воскресенье.
– Я схожу за фотопленкой для нашего путешествия, а потом мне нужно напечатать последнюю партию фотографий для статьи о Гауди, – солгал Брэди. – И тогда уеду со спокойной душой.
– Хорошего тебе дня.
Он взял ее за руку.
– Сегодня я позабочусь об ужине, – сказал он. – У нас будет настоящий романтический вечер.
Аннабель улыбнулась, обняла его и ушла.
Пьер был мертв.
Но мониторы, стоявшие вокруг его кровати, показывали обратное.
Он не реагировал на слова Брэди. Тот провел у его изголовья четыре часа, стараясь привести его в чувство, и не заметил даже самого слабого движения.
Он перебирал возможности.
Возможно, смерть Пьера решит все проблемы. Племя распадется или забудет о нем. Тогда нужно просто ждать. Это был первый выход. Самый трусливый.
В полицию он твердо решил не обращаться. Он ни за что не расскажет Аннабель о своих демонах.
В полдень Брэди вышел купить сэндвич и вернулся обратно в палату.
Остается только один этап, сказал Пьер. И что тогда? Племя оставит его в покое?
Нет, Пьер хотел столкнуть меня с самыми тайными моими желаниями, чтобы я отдался инстинктам и безграничному наслаждению…
К чему стремился Пьер? Вернуть мужчине его первобытную силу, чтобы защитить человечество от все более жестких ограничений сексуальности? Пьер боялся, что со временем, всего через пару столетий, чистое наслаждение, свободное от чувства долга и условностей, вообще исчезнет.
Нет, ему на это плевать! Он всегда был убежденным эпикурейцем, и рак лишь усилил эту его сторону. Значит, он просто сошел с ума…
Брэди вспомнил, что две недели назад Пьер говорил о свойственной мужчинам агрессии и предсказывал саморазрушение человечества.
Он хотел вернуться к примитивным инстинктам, чтобы наслаждаться все отпущенное ему время… Или он действительно считал, что это путь к спасению?
День клонился к вечеру, а Брэди так и не принял решения. Время от времени он тихо обращался к Пьеру:
– Ты должен мне кое-что объяснить, и ты это знаешь. Ты затащил меня в эту петлю, теперь помоги выпутаться. Скажи, что это за чертов последний этап. Ну же, очнись, сделай это, ты мне это должен.
Но все было напрасно.
К шести часам вечера Брэди потерял всякую надежду и положился на волю случая. Если Пьер не предложит ему никакого решения, значит, он будет ждать. Не вмешиваться. Надеяться, что Племя о нем забудет.
А я? Смогу ли я забыть о них?
Он этого не знал и надеялся только на то, что отпуск поможет ему избавиться от кошмара. Его ярость пройдет…
И вдруг он услышал:
– Последний этап. Уничтожить нить… которая привязывает тебя к обществу.
Пьер лежал с закрытыми глазами. Брэди наклонился к нему.
– Какую нить? – спросил он, чувствуя, что по спине от ужаса льется холодный пот.
– Племя… Мои мальчики… Они сделают это. Доверься им.
Его было еле слышно.
– Что это за нить? – повторил Брэди громче.
– Твоя жена, – прошептал Пьер.
Брэди бросился на него и схватил за ворот больничной рубахи. Веки Пьера слегка приподнялись над расширенными зрачками.
– Что они с ней сделают? – крикнул Брэди.
– Как только я дам… им… сигнал…
