Андрей Величко - Эра надежд
– Есть распечатка "Красного и черного", в самый раз будет, – успокоил я друга. – Плюс письма Петрарки, тоже сойдет на цитаты в подходящих ситуациях. Ну и, естественно, классика на все времена – "Повесть о Ходже Насреддине".
– Там что, тоже есть? – удивился император.
– Еще как! Вот, слушай, цитирую на память, как раз недавно перечитывал:
"Вижу, вижу – могучее солнце и прекрасная луна любуются друг другом. В сердцах кипит взаимная страсть. Они горят, они устремлены друг к другу, забывают об осторожности, пылкие взоры выдают их, кровь, прихлынувшая к лицам, изобличает их. Сладостная тайна обнажается, покровы падают…".
Или на тебе еще, если этого мало:
"О цветущая роза моих самых сокровенных помыслов! Неужели я слеп и не вижу ваших совершенств, неужели я мог бы сменить вас на какую-то другую женщину?".
– М-мм, – сомнением протянул Илья, – ладно, давай, попробую почитать.
Как уже говорилось, в феврале четырнадцатого года Анна отплыла домой, в Англию. А в апреле император предложил отметить пятидесятилетие Виктора в узком кругу, в малом императорском дворце.
Наверняка что-то надо утвердить, подумал я и не ошибся. Причем Илья не сразу перешел к делу, что в общем-то было для него не характерно, а начал со вступления:
– Друзья! Мы неплохо поработали, для того, чтобы в этом убедиться, достаточно выглянуть в окно. И сейчас, как мне кажется, каждый из нас заслужил какую-то награду. Так вот, прошу вас о таковой для себя, ведь по конституции сам я таких вопросов решать не могу.
– Можешь, – возразил я, – там черным по белому написано, что ты самодержавный монарх. А дальше идет перечень действий, от которых ваше величество должно по возможности воздерживаться. Но дело-то в чем, чего тебе не хватает?
– Времени. Я ведь не только император, но еще и ученый, и просто не могу долго существовать без своей работы. Тебе, Леша, проще, ты инженер. То есть специалист по решению технических проблем применительно к имеющимся возможностям, чем в основном и приходится заниматься. А мне, честно говоря, иногда становится просто тоскливо писать учебники, где законы Ньютона называются просто основными, и так далее. Кстати, ты мне подборку биографий по электрикам написал? А то ведь все чаще спрашивают, в честь кого названы вольты, амперы и омы.
– Как же! Знаменитые австралийские ученые Егорий Омов, Александр Вольтанутый и Эдуард Амперян отображены там во всем величии. Вот на днях с Колей Тесленко закончу, и можно будет приступать к обнародованию.
– А Джоуль?
– Так это кот Амперяна, про него во второй главе.
– Значит, – продолжил Илья, – мне надоело рассказывать, как именно кто-то раскрыл какую-то очередную тайну природы. В конце концов, я это тоже умею. И прошу у вас разрешения основать Императорскую академию наук с бюджетом примерно в пять процентов нашего годового, где я буду работать порядка десяти часов в неделю. И примерно половину того, что осталось от захваченных из будущего радиодеталей, вот список.
Нужно ли говорить, что первый министр с пастырем единогласно высказались за удовлетворение просьбы императора?
Глава 31
Третьего марта одна тысяча семьсот тридцать второго года небольшой самолет-амфибия "Пеликан" заходил на посадку в только что построенный аэропорт "Племянниково", расположенный почти сразу за Зеленоградом. За штурвалом сидел я, рядом Элли, сзади его величество Михаил Первый и его святость Викторий Второй. Остальные два места были пусты. Мы только что проводили Илью, Колю Баринова, бывшую английскую королеву Анну и еще полтора десятка давно знакомых нам людей. Куда? Никто в мире не мог этого сказать точно, и неизвестно, сможет ли когда-нибудь.
Как целую жизнь назад на Байкале на моих глазах исчезла лодка с бело-синим парусом, так и сейчас в Бассовом проливе покинул этот мир маленький, всего сто тонн водоизмещением, но великолепно оснащенный кораблик "Арго" с Ильей и прочими на борту.
Первый шаг на этом пути был сделан восемнадцать лет назад, когда Илья сообщил нам с Виктором, что хочет продолжить свои исследования, начатые в двадцатом веке.
– Хочешь еще раз убедиться, что нам можно не опасаться гостей из будущего? – спросил я тогда.
– Нет, – покачал головой Илья, – это и так ясно. Путешествие в параллельный мир невозможно, по крайней мере в рамках моей теории. Допускается исключительно перенос в прошлое своего же мира, Причем точно в тот момент, когда от него только-только начинает отпочковываться еще один вероятный вариант. Наш новый мир по отношению к тому, откуда мы родом, прошлым уже давно не является. Своего же будущего у него пока нет, мы, собственно, его и создаем. А вот прошлое – есть, и тут, кажется, возможны интересные варианты.
Больше Илья на эту тему не говорил, из чего я сделал вывод, что у него ничего не получается – как потом выяснилось, ошибочный. Но Академия и без исследований свойств времени выдавала неплохие результаты, так что Илья явно работал не зря. Однако два года назад он позвал меня в гости, сказав, что есть тема для серьезной беседы.
– Посмотри на меня, – предложил друг, – и прикинь, какому году двадцатого века соответствует мой вид.
– Примерно восемьдесят восьмому, – вынужден был признать я.
Да, за последние десять лет Илья здорово сдал. Он ведь появился тут на двадцать лет раньше нас с Виктором, да и в прошлой жизни начал стареть раньше меня.
– Никакой лейкемии у меня вроде нет, но это дело такое… даже если ее не будет, еще что-нибудь образуется. В общем, мой здешний путь явно подходит к концу. Советую обратить особое внимание именно на слово "здешний".
– Получилось? – ахнул я.
– Да. Вчера был первый успешный заброс крысы. Сразу после него ее удалось вернуть, и к вечеру она сдохла от старости – точно как в тот раз.
– И куда сейчас получилось?
– Примерно на двадцать тысяч лет назад.
– Ого!
– Мне тоже так кажется, но в истории нет точки ближе.
– Там же питекантропы!
– Сам ты питекантроп, там уже давно кроманьонцы. Но, возможно, где-то еще сохранились неандертальцы.
– А это еще кто такие?
– Люди, у которых объем головного мозга больше, чем у современного человека, но они почему-то исчезли. Если верить антропологам, внешне довольно похожие на меня.
Илья помолчал и закончил:
– Разумеется, тут еще много неясностей, но, по предварительным прикидкам, для их преодоления потребуется не больше полутора лет. Так что подумай, хочешь ли ты идти со мной. Виктору уже предлагалось, он отказался.
М-да… Если бы подобный выбор встал, когда мне останется всего ничего от жизни, как Илье, может, я и согласился бы. А может, и нет. Но сейчас…
Бросать детей, страну и дело всей своей второй жизни ради того, чтобы начать третью?
Я открыл было рот, чтобы последовать примеру пастыря, но вовремя заткнулся. Ладно, мне уже никуда не надо, хватит того остатка, что доживу тут, тем более что дел невпроворот, а осталось мне никак не меньше двадцати лет. Но Элли-то зачем лишать шанса? Без меня она никуда не отправится, тут и думать не о чем.
Когда я рассказал жене про предложение Ильи, она растерянно сказала, что, конечно, пойдет со мной куда угодно. Но я достаточно хорошо знал свою половину, чтобы заподозрить полное отсутствие энтузиазма по данному поводу. И вскоре выяснилось – она готова отправиться в неизвестность только для того, чтобы не расставаться со мной, а вообще-то ее эта идея не прельщает.
– Но у меня-то было уже две жизни, а у тебя…
– Тоже две! Одна до встречи с тобой, вторая после. Ничуть не хуже, чем две твоих! У меня тут дети, внуки, ателье, киностудия… Куда мне от них? Или ты считаешь, что я у тебя уже старая?
– Окстись, родная, – с чистым сердцем сказал я. Действительно, в свои пятьдесят с небольшим лет Элли выглядела потрясающе. Когда она появлялась с сыном, те, кто не в курсе, думали, что это его девушка.
Под конец Элли немного поплакала у меня на груди, а с утра я пошел к Илье.
– Так и думал, – кивнул он. – Тогда у меня к тебе будет просьба. Есть человек, который уже согласился последовать со мной. Но просто так покинуть свое место он не может. Догадываешься, о ком я?
– Анна решила отправиться к кроманьонцам?
– Да. И от тебя требуется так обставить ее исчезновение, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов.
– Сделаем, – пообещал я. И улыбнулся, вспомнив самое начало их странного романа.
Илья тогда часто писал ей послания, но однажды сломал правую руку и попросил, чтобы очередное я отстучал лично.
– Перед ребятами-радистами неудобно – признался император. – А в посольстве отец Юрий, он все понимает.
И вскоре я, стараясь не ржать в голос, морзил:
"О цветущая роза моих самых сокровенных помыслов…"
Но лет семь назад Анна была поставлена в известность о существовании радио, за полгода выучила азбуку Морзе, и теперь для беседы с Ильей тет-а-тет ей достаточно было зайти в наше лондонское посольство.
