Илья Тё - Абсолютная альтернатива
Действовать я решил прагматично, руководствуясь банальной истиной: самый простой план является самым надежным. Не мудрствуя, я отыскал ближайшее средство, способное удовлетворить мой «убийственный» интерес.
После некоторого размышления я заключил, что простейшим способом уничтожить несколько десятков лиц в тесном бункере являются не мина и не динамит, а элементарная пехотная граната, возможно — связка гранат, способная разорваться в замкнутом пространстве бункера при закрытых дверях. Действительно, к чему было возиться с расчетом мощности динамита, со взрывателями и проводами, когда устройство, как раз и предназначенное для массового поражения пехоты в замкнутом пространстве, уже давно было придумано местными инженерами?
Выбрав потенциальное оружие, я принялся анализировать принятое решение с разных сторон и изучать на предмет исполнимости и реальности. Прежде всего меня волновали ТТХ ручных гранат, применяемых немецкой армией в 1917 году.
Энциклопедия выдала на запрос об оружии довольно пространный ответ.
Как оказалось, на вооружении германской армии на март семнадцатого состояло несколько видов гранат, основными из которых были фугасная граната «Stielhandgranate 15», именуемая в окопах «колотушкой», и осколочная «Kugel 13», или граната-шар.
К началу войны гранаты в Германии рассматривались не как элемент вооружения пехоты, а как средство для крепостной войны, что и сказалось на особенностях ручных гранат тех времен. Кугель представлял собой переработанную, но почти не измененную идею трехсотлетней давности — литой чугунный шар диаметром 7 сантиметров с ребристыми насечками симметричной формы и проволочной петелькой под запал. Как пехотное оружие Кугель был почти ни на что не годен из-за своей массы и шарообразной формы, делающей малоудобным как переноску, так и метание в цель. Мне, впрочем, Кугель не подходил по иным причинам: заряд гранаты-шара включал примитивное вещество на основе черного пороха и обладал крайне невысоким фугасным действием, что, разумеется, не соответствовало моим целям.
Граната-колотушка подходила больше. Прежде всего, «Модель-15» имела более простую конструкцию, что внушало веру в ее техническую надежность. На длинной деревянной рукоятке размещался широкий металлический цилиндр со взрывчатым веществом. На конце рукоятки имелась простая, удобная чека (все тот же шарик на проволоке), объем цилиндра обеспечивал мощность гранаты, а длинная рукоятка — удобство ее метания. Но меня, конечно, интересовали другие показатели: большой жестяной цилиндр гранаты заполнялся сложным взрывчатым веществом, а не просто черным порохом. «Модель-15», таким образом, не была рассчитана только на осколочное воздействие и являлась фугасной — что и требовалось для закрытого помещения кайзеровского бункера.
Ближайшие к дворцу колотушки находились в сумках стрелков, расположившихся возле переезда через речку, отделяющую парковый комплекс Сан-Суси от пригородов Берлина. Лейб-гвардейцам во дворце колотушки не полагались, полицейским и жандармерии, охранявшим парковую зону, — тем более. Потсдамский армейский склад раскинулся только в километрах двадцати от дворца в бараках ближайшей военной части. Однако в самом Потсдаме располагались резервные подразделения Первой гвардейской кавалерийской дивизии, присланные сюда отдохнуть с фронта примерно месяц назад. В зимний период, пока над окопами тишиной звенело затишье, подобные «ротации» войсковых частей применялись во всех сражающихся армиях, в том числе в немецкой, в русской, в австрийской и даже турецкой. Части с передовой по очереди отправлялись в столицу или в прифронтовые провинции, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Соответственно, находясь на отдыхе, обстрелянные полки усиливали «внутренний контроль» над страной.
Вместе с Первой кавалерийской здесь же, в Потсдаме отдыхали полки Тридцать девятой пехотной дивизии, а также стрелки Шестой бригады Ландвера. И те, и другие располагались ближе к Сан-Суси, нежели выбранные мной кавалеристы, однако в одинокие разъезды по территории вокруг парка пускали только драгун.
Ближайший обнаруженный мной конный разъезд состоял из шести человек. Четверо, удобно расположившись за мостиком в небольшой выемке, сидя на досках, крутили сигарки и неспешно о чем-то болтали, а двое, сидя верхом, столь же неспешно объезжали местность по кругу — от моста до ближайшего поворота, скрывавшегося за домами, и обратно. Осуществлялся объезд, очевидно, периодически и поочередно, поскольку лошади остальных четверых «дозорных» стояли тут же, привязанные возле моста. Так что мне в некотором смысле повезло — убивать одновременно всех шестерых было бы сложнее. А так, отряд сам разбился на две неравные группы. Территорию вокруг Потсдама, наполненную войсками, охраняли без рвения — тут не могло быть врагов, кроме разве что таких экзотических, как я.
Дождавшись, пока конная пара скроется с глаз, и выбрав для себя наиболее крепкого «верхового», я быстро догнал его, рухнул внутрь черепа и затем мысленно осмотрел захваченную территорию.
Очевидно, атака осталась незамеченной для всех, кроме объекта вторжения. Чуть покачнувшись в седле от мгновенной потери координации, мое новое тело прикрыло ладонью лицо и шумно вдохнуло воздух.
— Что с тобой? — удивился напарник.
— Нехорошо, — удивляясь произнесенным немецким словам, отвечал ему я, — знаешь, у меня что-то с палашом, посмотри.
С этими словами я аккуратно вытянул клинок из ножен и, подняв стальную полоску над головой, кивнул на нее подбородком. Сталь заиграла на солнце.
— Ничего не видишь?
— Рехнулся? Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!
— Об этом! — воскликнул я и резким ударом правой рубанул ему в центр лба.
Опыта кавалерийской рубки у меня не было, я понятия не имел, как разрубить человека от плеча до пояса или смахнуть с молодецкой оттяжкой голову. К моему удивлению, удар в лоб не расколол череп несчастного надвое (как, мне казалось, должно было произойти), однако оказался достаточно эффективным. Несчастный немец безмолвно рухнул замертво, по лицу его побежала тонкая струйка крови.
Не мешкая и не ожидая, пока кто-то из возможных очевидцев поднимет тревогу, я спрыгнул с лошади и торопливо обшарил подсумок убитого. По счастью, там, как и ожидалось, лежали три искомые мной гранаты. Тут же я перебросил их в свой подсумок, затем еще раз пересчитал добычу. И у меня, и у сраженного мной гвардейского драгуна имелось ровно по три «колотушки» — прусская педантичность здесь не подвела. Ударная сила в шесть пехотных гранат радиусом действия в пятнадцать метров каждая была достаточной, чтобы убить двадцать человек в комнате площадью десять на десять метров.
Удовлетворенно кивнув, я вскочил на коня.
— Убит, убит! — завопил я во весь голос и выскочил из-за поворота.
Четверо у моста немедленно оживились. Отбросив самокрутки, они потянулись к винтовкам. Увидев товарища, во весь опор несущегося к охраняемому мосту, драгуны чуть приспустили стволы, однако смотрели на меня настороженно.
— Что с Густавом?
— Пристрелили!
— Да кто?
— Догадайся!
С этими словами я достиг моста и с энергией, достойной лучшего применения, обрушил на вопрошавшего свой палаш, все еще багрящийся кровью незнакомого мне Густава.
Направо! Налево!
Два стрелка умерли, едва успев догадаться, что станут жертвами собственного товарища.
Третий, стоявший чуть дальше, успел судорожно дернуть затвор и выстрелил вскидкой. Пуля пробила мне легкие, и тело предателя выпало из седла. Точно за мгновение до этого я выскользнул из всадника.
Не думая ни о чем, поднялся в воздух и вонзил свой разум в тело только что уложившего меня удачливого стрелка.
— Вот сволочь! — заорал мне четвертый драгун, выскакивая из-за моста. — Я все видел, Карл, это измена, измена!
Он подбежал ко мне, и мы оба задумчиво посмотрели на труп моего бывшего реципиента, лежащий у нас под ногами.
— Конечно, — заметил я и снова передернул затвор, чуть развернув ствол оружия к очередному напарнику. — Измена, она и есть.
— Что? Как? — Тот глупо взмахнул винтовкой, но я выстрелил раньше.
Взмахнув руками, пятый солдат рейхсвера свалился под мост, в воду.
Быстро перебрав сумки, я напихал себе еще шесть гранат, затем, торопясь, что выстрелы вызовут слишком много внимания, снова взлетел на коня.
Местность вокруг лежала относительно безлюдная — с двух сторон мост окружала рощица, с третьей через парк дорога вела во дворец, и только с четвертой стороны, как раз с той, откуда я прискакал, зарубив первого верхового драгуна, открывался вид на пригороды Потсдама. Там стояли несколько одноэтажных домиков, хозяева которых, привлеченные выстрелами, наверняка уже пялились на меня расширенными от ужаса зрачками.
