Ивакин Геннадьевич - Мы погибнем вчера
– Вход держать! – рявкнул Прощин.
– Хана деду, похоже. Завалило все к чертям собачьим. Нет прохода наверх, – прискакал запыхавшийся Еж.
– Как рука?
– Хреново. Онемела. И горло болит после вчерашнего.
– Водки хлебни.
– Это я завсегда… О, а Вини где?
– Тут я, Еж!
Отозвался Винокуров, стоявший возле одного окна.
Еж присел на груду деревянных обломков, полчаса назад бывших столом:
– Ты меня так больше не пугай.
– Что-то немцы не торопятся…
А фашисты и не собирались торопиться. После того, как танки не смогли забраться по крутому склону, они стали бить по церкви из тяжелых минометов.
Мины стены не пробивали. Но красноармейцам от этого было не легче. Куски кирпичей и штукатурки с внутренней стороны отлетали и били не хуже осколков.
Второму сержанту – Коновалову – прилетело в голову таким куском, что тот потерял сознание минут на пять.
Наконец, одна из мин пробила крышу, положив еще двоих бойцов.
Осколком второй у Прощина выбило пулемет из рук, изогнув ствол.
Матерясь, он отбросил его, а потом долго тряс отбитыми до синяков кистями.
– Положат нас сейчас, сержант… – подал голос Вини.
– В алтарь уходим. Там меньше достают.
Шестеро бойцов, пригибаясь, бросились на свой последний рубеж.
– Еж, скотина, ты чего там лежишь? – заорал ему на бегу комроты.
А Еж улыбался, глядя в потолок остекленевшими глазами. Прямо в лицо уцелевшему каким-то чудом, исщербленному войной, архангелу с пылающим мечом.
Осколок вошел Андрею в подбородок.
Наконец обстрел прекратился.
– Чего, вернемся? – спросил Прощина мало знакомый Винокурову боец. Вроде бы, Сизов.
– Тихо… Ждем…
И правильно сделали.
Потому как через минуту через дверь и те окна, где выбиты были решетки, в храм полетели гранаты.
Одна залетела и в алтарь.
Несмотря на взрывы, Лешка Винокуров явственно услышал ее стук о каменный пол и мгновенно представил, что может сейчас произойти и уже чуть присел, чтобы прыгнуть на нее…
Но его опередил тот самый '…вроде бы, Сизов'.
Граната глухо хлопнула под ним, подбросив тело.
Ротный страшно поиграл желваками.
– Вперед, мужики!
И…
И перекрестился на голубой до бездны глаз, один уцелевший из всей росписи.
А потом пошел из алтаря к выходу, держа наперевес винтовку с приткнутым штыком.
– Помирать-то как не охота… – вздохнул кто-то рядом с Вини.
И мужики пошли вперед.
Вини закусив губу, зашагал к выходу.
Неужели это все? Вот сейчас он умрет и все? Нет… Не все… Точно, не все!
– Ротный! А куда медальоны девать? – весело спросил он.
– В жопу немцу засунь!
– Тоже дело!
Их встретила пулеметная очередь почти в упор.
Но Лешка Винокуров успел выстрелить и даже успел увидеть – как его пуля пробила второму номеру каску, выбросив красный фонтанчик из арийской поганой головы.
А потом он умер, еще не успев упасть…
…Снаряд не падает в одну и ту же воронку дважды.
Да.
Но эта воронка была от авиабомбы.
Маринка и Ваня успели отбежать от нее метров на десять, когда снаряд ударил в нее.
Ударная волна свалила их обоих на землю. Ванютка заплакал. А Маринка, правильно рассудив, что надо бы отбежать чуть-чуть дальше, без слов подхватила его под руки, поставила на ноги и они побежали. Дальше от этого ада.
Маринка прыгнула в траншею, окольцовывавшую холм. А потом взяла Ваню и спустила его на землю.
– Страшно? – Крикнула она сквозь грохот зареванному мальчику
Он покачал головой и что-то прошептал.
– Что? Не слышу! – она машинально стряхнула с волос землю.
Она наклонилась к шепчущим что-то губам Ванечки:
– Больно…
– Где?! – встрепенулась Маринка.
Кровь уже промочила штанину – зазубренный край осколка торчал из правого бедра.
– Маленький ты мой… – вскрикнула она раненой птицей. Потом лихорадочно сняла с парнишки брючный ремень и перетянула им ногу чуть выше раны.
– Идти можешь? А ну-ка, ступи…
Иванко попробовал привстать. И упал…
– Горюшко ты мое, солнышко… А ну! Цепляйся за шею! – присела она перед ним. Ваня забрался ей на спину. – Сейчас я тебя покатаю! Ой!
Рядом снова разорвался снаряд.
– Ванюшка! Песни петь умеешь?
– Умею… – сквозь слезы прошептал он.
– Ты пой, а я побегу. Ты пой мне в ухо, хорошо?
Тот кивнул, а потом тихо так запел:
– Там вдали, за рекой догорали огни…
Взрыв! Не зацепило!
– В небе ясном заря догорала…
– Пой, Ванюшка, пой!
– Сотня юных бойцов… – шептал тот.
'Лишь бы не в спину ему' – Маринка тяжело дышала, перепрыгивая – нет! – перешагивая бугры и яминки новгородской земли.
А падать приходилось:
– Ванюшка, терпи! – кричала Маринка, когда снаряд рвался близко от них. И она падала в грязь плашмя.
А когда они спустились вниз и отошли метров на двести, она оглянулась.
Холм был похож на взорвавшийся вулкан.
– Выбрались, кажется… – прошептала Маринка. – Ванютка, ты как себя чувствуешь?
Он уже не плакал. Он просто закрыл глаза, а лицо его было мертвенно бледным.
– Ваня… Ванечка! – потрясла она его за плечо.
Он приоткрыл одно веко и улыбнулся уголком губ.
– Жив… – Она лихорадочно ощупала его тело. Нет. Больше не ранен. Только штанина промокла кровью до сапожек.
Марина глубоко вдохнула… Выдохнула…
– Ыыыыыааааах! – девчонка взвалила мальчишку на плечи и понесла дальше.
Шаг – раз. Шаг – два. Шаг – раз. Шаг – два. Колючку обойти. Наши траншеи. Сто лет назад сюда прыгали. Не помню когда. Шаг – раз. Шаг – два…
– Ванютка, сказки знаешь?
Он едва кивнул.
Она положила его на землю. Спрыгнула в окоп. Потом стащила вниз.
– Ванечка, расскажи мне сказку!
– Жили-были…
– Жили, Иванко, жили… Кто жил? – Маринка почесала зудящую щеку. Грязь налипла. Брызгами.
– Дед и баба… – сонно сказал Иванко. – Тетя Марина, у меня ножка болит…
– Терпи, Ванечка, терпи… Только терпи.
Она снова стала его поднимать на плечи и вдруг заметила, краем глаза, вещмешок, оставленный кем-то из бойцов.
– Подожди… – она подползла к мешку. Открыла его. Бинт! Пошарила еще. Стрептоцид!! Вывернула мешок наизнанку. Больше ничего…
'Рояль в кустах…' – подумала она. – 'Везение в разных фантастических книжках? Невероятное? Читала, читала… А вот на те вам, маленькое чудо! Мы дойдем, обязательно дойдем! И насрать на ваши рояли!'
Вернулась к Ване, потом достала маленький ножик, подаренный ей где-то и кем-то, распорола брючину. Засыпала рану, с виднеющимся оттуда осколком, порошком. Потом стала бинтовать. Осторожно бинтовать. Стоило задеть железку, как мальчишка начинал дергать ногой.
– Терпи, Ванечка, терпи, хороший мой, – погладила Марина мальчика по мокрым волосикам. – А теперь, снова покатаемся. Так кто там жил-был?
Растревоженная рана сильно, видимо, болела. Пацан только ревел в голос. А потом чуть тише, тише… И совсем затих.
В глазах уже темнело. Ползти – сил нет. Идти – тем более.
Шаг – раз. Шаг – два… Шаг – раз. Шаг – два…
Она рухнула без сил, не дойдя метров пятьдесят до ближайшей палатки.
Ее заметил часовой.
Пост он бросил, закричав:
– Санитары!
А потом она пришла в себя, когда под нос сунули нашатырный спирт.
– Ванечка… – Первое было ее слово.
– К операции готовят. Девочка, ты молодец.
Марина отмахнулась:
– Где?
Пожилой санитар показал ей, куда идти.
Пошатываясь, она побрела в сторону зеленой брезентовой палатки. Вокруг бегали люди. Что-то кричали. Она плохо слышала их.
– Надеюсь, артерию не пробил… Скальпель! Тебя как зовут?
– Дядя Еж меня Иванко звал. А дядя Петер – Ханс…
– А мама?
– Ванюткой…
– Ванютка… Ты потерпи сейчас… Чуточку потерпи… Ладушки?
– Оладушки…
– Что?
– Дяденька, не убивайте меня…
– Ванечка, да что ты! Валера, ты?
– Марин, держи его. Гладь по голове и разговаривай.
– Привяжите его, хотя бы…
– Уже.
– ААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!
– Баю-баюшки-баю…
– МАМАААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!
– Не ложися на краю…
Что-то звякнуло в кювету.
– Зажим…
– ААААА… АААА… ААА… – взахлеб, вскриками…
– Тампон…
– АА…
– Шьем!
– Аааа… Аааа…
Не видеть бы этого никогда больше. На живую. Пацана восьми лет. Не делать бы никогда…
– Бинтуем. Сестра, хлеба ему.
Медсестра оторвала мякиш от буханки, облила его спиртом, обернула тряпочкой и сунула Ванютке в рот.
Валера стащил маску. В окровавленном, когда-то белом, халате, опираясь на костыль, он присел на чурбан, вытянув раненую ногу.
– Жить будет. Бедренная не задета. Ты как?
