Ольга Чигиринская - Ваше благородие
Через минуту он вернулся.
— Капитан… — секундное замешательство, — Товарищ капитан, товарищ старший лейтенант… Вас просят зайти…
* * *…Князь откровенно зевал.
— Слушай, я уже носом клюю, — пожаловался он. — Долго мы еще будем вилять, как маркитантская лодка? Почему десантники снимаются и идут вниз? Здесь будет что-нибудь или нет?
— Будет, — пообещал Артем. — Бери Миллера, Сидорука, Хикса. Возьми всю взрывчатку, какая осталась. Спустись вниз и взорви эстакаду за Чучельским, на двести девяносто второй.
— Ничего себе! ЗА Чучельским, а не НА Чучельском?
— Да, ЗА, а не НА.
— Зачем, ты мне можешь объяснить?
— Сейчас сам все поймешь. Кашук, связь со штабом бригады.
— Десять секунд, — из бесчисленных рукояток на пульте штабс-капитан выбрал нужные и привел в одному ему понятное положение. — Наденьте наушники. Нажмите на эту кнопку.
Иметь в своем распоряжении самую мощную в Крыму станцию иногда полезно. В штабе бригады ситуацию с Грачевым узнали через двадцать секунд — ровно столько времени понадобилось Верещагину на то, чтоб ее изложить.
Война в горах имеет свою специфику. Перекрыв дорогу, втиснутую между обрывом и крутым склоном, взвод при наличии достаточного количества боеприпасов может держать а хоть полк. Двести девяносто вторая трасса, соединявшая Симферополь с Гурзуфом, была одной из трех, ведущих из столицы на Южный берег. По ней и собирался отступать (эвфемизм слова «драпать») в Симферополь генерал Грачев.
Но!
За Чучельским перевалом дорога раздваивалась. Одна из трасс вела в Симферополь, а вторая — в Национальный Парк, где и заканчивалась тупиком. Оттуда, правда, можно было повернуть и выехать к Изобильному, все на ту же двести девяносто вторую. Но их уже будут ждать, ждать возле хребта Конек, потому что по разваленной дороге, где не пройдут БМД, пройдут «Бовы». Срежут путь, пока красные будут делать петлю от национального Парка, устроят засаду или встретят ударом в лоб.
Что и изложил в своем кратком сообщении командиру 1-го горно-егерского батальона капитану Карташову капитан Верещагин.
То, что Карташов оказался его знакомым по офицерскому училищу, было даже не везением, а просто закономерностью. В пределах бригады практически все офицеры друг друга знают если не по имени, то хотя бы в лицо. Ровесники с вероятностью в 70% вместе учились в Карасу-Базаре. Офицеры штаба бригады знали Верещагина, он знал их, а с командиром батальона, Максом Карташовым, они даже какое-то время жили в одной комнате общежития. Хотя друзьями не были. Чисто деловые отношения: одолжи бритву, не видел мои часы, твоя очередь убирать, е — функция от d или от t? Между ними было много общего — возраст, социальное положение, перспективы по службе — но они все же слишком сильно отличались друг от друга, чтобы мирное соседство переросло хотя бы в приятельство. Максим не разделял увлечения скалолазанием, не углублялся в психологию или военную историю дальше, чем того требовала программа и не любил заумную музыку «Пинк Флойд».
Услышав коллегу на частоте штаба бригады, Карташов был слегка ошарашен, и в ситуацию вник не сразу.
— Ты там что, со всей своей ротой? — не понял он.
— Я здесь один. Почти один. Долго объяснять.
— Две сотни десантников и один ты? — не понял Карташов.
— Да, где-то так. Они принимают меня за своего.
Это было настолько невероятно, что Карташов заподозрил ловушку. Но Верещагин с самого начала говорил по-английски, что ему вряд ли позволили бы, говори он под дулом.
— Как вы там оказались, сколько вас там вообще?
— Семеро.
— Что вы там делаете?
— Солдат, не спрашивай. Теряешь время, Максим! Тебя ждет засада, это раз, я свяжусь позже, это два. Конец связи.
Он снял наушники.
— Кашук, можно сделать так, чтобы я с ним связывался по «уоки»?
— Вы можете связываться со мной, а я подключу игрушку к пульту.
— Годится. Делай.
— То, что вы задумали — безумие.
— Вся эта затея — безумие. Но не можем же мы сидеть на своей жопе, пока ребята будут их гнать.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Кашук. — Один батальон роли не сыграет.
— Откуда ты знаешь, сыграет или нет? Кто дал тебе какие-то гарантии? Я хочу выгнать их отсюда. Рано или поздно кто-то из них сообразит, что здесь — самая мощная радиостанция в Крыму. Я еще удивляюсь, как меня не попросили попытаться выйти на штаб дивизии. Я полдня и ночь провел на нервах, все, больше не могу. Нужно выпереть их с горы и возвращаться в батальон. Мы свое дело сделали.
— Не выходите отсюда, — попросил Кашук.
Артем, не отвечая, встал, подошел к двери.
— Не открывайте двери никому, даже родной бабушке, — повернулся он, взявшись за ручку.
— Вы думаете, что это пройдет гладко?
— Алеша, если это пройдет гладко, я влезу на вышку и спою «Te deum».
* * *Ялтинско-Алуштинская Агломерация, 2230 — 0315
Почему все пошло криво?
Майор Лебедь снова и снова задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа.
Единственной воинской частью, контролирующей район Ялтинско-Алуштинской Агломерации, был его батальон — если не считать комендантской роты генерала Грачева, надумавшего оставить на один вечер свой штаб в Симферополе и развлечься в благодатной Ялте.
Городской голова (сам он предпочитал называться мэром и по-русски почти не говорил) был в восторге от Общей судьбы и закатил офицерам банкет. В момент начала военных действий генерал Грачев сидел с городским начальством за ужином в ресторане "Невский Проспект ", и ел устрицы с лимонным соком. Буржуйские разносолы, надо сказать, ему впрок не пошли. Когда в десять вечера половина персонала ресторана и гостиницы ворвалась в банкетный зал, одетая в камуфляж и с оружием в руках, устрицы внутри генерала настойчиво запросились обратно.
Пьяную комендантскую роту застали врасплох, а комдива едва не взяли в плен. И Грачеву пришлось признать, что если бы не ребята из батальона Лебедя, то ему показали бы, почем фунт гороху.
Но майор взял дело в свои руки. Резервисты были выбиты из «Невского Проспект а», после чего батальон начал отступать из города. Одно было плохо: упустили пленных. Нужно было сделать ноги быстрее, чем эти пленные разберут оружие и соберутся в погоню.
Через Ялту до Массандры они прошли, как пьеса Софронова через цензуру — почти без потерь. Видно было, что крымцы не хотят начинать драку в городе. Но погоня следовала за ними по пятам. Арьергард отстреливался почти непрерывно. Самое обидное — то, что, насколько майор смог заметить, эти нападающие были просто бандой вахлаков. Правда, очень большой бандой. И очень хорошо знающей эти места бандой. Они следовали за батальоном на своих вислозадых машинах, находили какие-то грунтовые дороги в горах, где БМД проехать не могли, выезжали на трассу впереди батальона и устраивали засады. Нанеся быстрый удар, они снова исчезали, а десантникам оставалось только подсчитывать раненых и убитых. На рожон эти гады не лезли, предпочитали нападать из-за угла, и майор, скрипя зубами, признавал, что эта тактика принесет им успех, если десантники не покинут как можно скорее трижды проклятую курортную зону, перевалив через Гурзуфское Седло.
Возник один неприятный вопрос: кто должен остаться в арьергарде, дав товарищу генералу и своим боевым друзьям возможность добраться до Симферополя?
Как командир, Лебедь должен был ответить на этот вопрос. Впрочем, он мог утешать себя тем, что арьергард не будет так однозначно брошен на растерзание: задержав противника на сколько надо, ребята могут отступить на Роман-Кош, а там, он видел, просидеть можно долго. Да и спецназ поможет. И с боезапасом у Глебовых парней и спецназовцев получше, чем сейчас у Лебедя… В том, что еще до утра помощь прибудет и мятеж подавят самым решительным образом, майор не сомневался.
Очередная засада была устроена в Никите, куда они свернули, сброшенные с Никитского перевала. Сукины дети со снайперскими винтовками заняли десятка два точек и планомерно расстреливали всех, кто высовывался. Дураков было мало, и тогда мерзавцы палили просто по БМД, и винтовочные пули пробивали-таки алюминиевую броню, и иногда в кого-то попадали. У мерзавцев не иначе как были приборы ночного видения. У мерзавцев было до хрена — и больше! — патронов. У мерзавцев была связь. Если бы у майора была хотя бы связь! Если бы он мог хотя бы нормально командовать своим батальоном! Но все частоты — две основные, две резервные — были забиты помехами. А впереди — м-мать его! — еще Гурзуф!
Дорога от Ялты до Гурзуфа, которую крымский водитель промахивает за двадцать минут с учетом автомобильных пробок, заняла у батальона шесть часов. За это время Лебедь потерял еще четверть личного состава.
