Сергей Шхиян - Турецкий ятаган
Потому, чем раньше мы сможем начать работать, тем быстрее можно будет добраться до пастели.
— Оставайся здесь, — сказал я Алене, когда до нашей землянки осталось метров двести. — Если там все благополучно, я тебе свистну.
— Я хочу идти с тобой, — твердо сказала она, — нам нельзя разлучаться.
— Аленушка, если там засада, то мне будет легче отбиться одному. Представляешь, если нас застукают, как ты сможешь убежать в своих сапогах? Посиди здесь, в кустах, я все проверю и позову тебя. Дел-то на четверть часа!
— Нет, я не могу остаться одна, — упрямо сказала девушка. — Я тебе говорила, что у меня предчувствие.
— Из-за твоего предчувствия я все это и делаю. Ну, пожалуйста, не упрямься.
— Нет, — твердо сказала она. — Одна я не останусь.
— Ну, хочешь, я оставлю тебе свою саблю. Тебе с ней будет не страшно. Смотри, какая она острая!
Я развязал холстину и показал ей ятаган.
— Ладно, — взяв в руку оружие, неожиданно согласилась она. — Только долго я ждать не согласна.
— Вот и прекрасно, я быстро, одна нога здесь, другая там. Ты и соскучиться не успеешь!
Оставив девушку в безопасном месте, я, не очень скрываясь, пошел к нашему стойбищу. Только подходя ближе к деревне стал продвигаться осторожнее. Кругом было так тихо, что красться по пустой местности, мне казалось, по меньшей мере, глупо. Если бы здесь были стрельцы, то спрятать лошадей им было бы попросту некуда.
Тем не менее, я не стал попусту рисковать и как только кончился густой кустарник, залег за кочкой и осмотрелся. Ничего с того времени, как мы ушли в лес, здесь не изменилось. Тогда я встал и, легко ступая, чтобы не было слышно шагов, подошел к землянке. Кол, которым я припер входную дверь, стоял точно так же там же, где я его поставил. Кроме этого, на земле не было никаких новых следов. Похоже, что пока до нас никто так и не добрался.
Больше таиться не имело смысла. Я порадовался, что смогу рано взяться за работу и, вложив пальцы в рот, свистнул Алене.
— Вот ты и попался, холоп! — радостно воскликнул за моей спиной чей-то незнакомый голос.
Я быстро повернулся. Совсем недалеко, я первым делом поразился, как я умудрился его не заметить, стоял какой-то человек с направленной в мою сторону аркебузой. Сначала я увидел не его, а это нацеленное на меня это легкое относительно мушкета или пищали немецкое ружье с дымящимся фитилем, а уже потом разглядел стрелка, державшего его в руках. Человек был невысокий, даже для своего времени, щуплый, но со здоровенной бородой и напоминал дядьку Черномора из сказки Пушкина.
— Долго же я тебя, холоп, выслеживал, — радостно воскликнул он, кажется, очень довольный эффектом который произвел.
Фигурка была, честно говоря, не страшная, а комическая и я не испытал никакого страха.
— Вы, что хозяин этой земли? — стараясь, чтобы слова звучали достаточно светски и уважительно, спросил я.
— Хозяином земли будешь ты, когда в нее ляжешь! — медленно приближаясь, сообщил он.
Шутка была не остроумной, я ей не улыбнулся и продолжал рассматривать странного человека. Он уже подошел ко мне шагов на двадцать, там остановился и глядел, прищурив левый глаз, так, как будто целился. Первым делом я подумал, что он имеет какое-то отношение к розыскной команде. Однако, судя по тому, как он себя держал, на профессионального воина это малорослый тип никак не тянул. Одежда у него была совершенно непонятного и неизвестного мне социального сословия — какая-то сборная солянка из расшитого серебряными позументами и цветными каменьями придворного камзола, облезлой боярской шапки и крестьянских опашней.
Мы смотрели друг на друга, и я видел, что он все больше раздражается. Аркебуза в его руках была достаточно веским доводом, чтобы заставить относиться к себе с уважением и я, вежливо мочал, ожидая, что он еще скажет. Наконец он скривил лицо в презрительную мину и пронзительно закричал:
— Сколько я вас, холопов, уже перебил, а вам все мало!
Теперь этот человек выглядел форменным безумцем, и я подумал, не его ли рук дело убитый хозяин землянки.
— Я не холоп, — стараясь быть спокойным, сказал я, — и мне не нужна ваша земля. Я здесь оказался случайно.
— Деревню сжег, а вам все неймется! Земли моей хотите! Подавитесь! Дам я вам всем эту землю на вечные времена! — начиная трястись то ли от ненависти, то ли от гнева, и не обращая внимания на мои слова, опять закричал он.
— Погодите, — попытался я хоть как-нибудь его отвлечь и сделал два шага вперед, — если вам не правится, что я на вашей земле, то я уйду!
— Уйдешь! — затрясся он. — Изгадил мне все, а теперь уйдешь!
— Да о чем вы толкуете? Я тут случайно оказался…
— Фильку-холопа ты зарыл?! Землю мне истоптал?! Кто позволил! Крамолу сеешь!
Он окончательно впал в безумие, кричал, приплясывал на месте и целился в меня из своей аркебузы. Что он может сделать в следующее мгновение, было совершенно непонятно. Фитиль дымился, расстояние между нами было подходящее для выстрела, но никак не для рукопашной схватки, и я растерялся. Дать пристрелить себя обыкновенному сумасшедшему, не самое удачное окончание «политической карьеры». Я лихорадочно думал, чем его можно заговорить и как отвлечь, чтобы подобраться на бросок.
— Так это вы Фильку застрелили? — спросил я, делая вперед еще один маленький шажок. — Меткий выстрел!
Комплимент явно ни достиг цели, мой визави пропустил его мимо ушей, но маневр заметил:
— Стой на месте, холоп! Я все вижу, все знаю! Молись Господу за душу свою грешную! Скоро ты предстанешь перед грозным ликом его и ответишь за все свои преступления!
Более дурацкую ситуацию сложно было придумать. Чокнутый слышал только себя и в любой момент мог выстрелить. К тому же меня заклинило, как говорится, «на нервной почве» и не получалось найти неординарный выход из ситуации. Броситься на него, было бы чистым самоубийством. Не попасть в человека из аркебузы с такого состояния, нужно было очень постараться. К тому же я не знал, какой дрянью она заряжена. Если картечью, то при выстреле шансов у меня вообще не оставалось — разнесет на клочки.
— Погодите кипятиться, — сказал я и приветливо помахал рукой, — какие еще преступления? Если хотите, я сейчас же уйду отсюда. А за то, что ходил по вашей земле заплачу ефимку.
Однако это предложение вызвало новый взрыв ярости. Псих подпрыгнул на месте и строя гримасы, начал ругать меня последними словами. Что его на этот раз так рассердило, было совершенно непонятно. Я знал, что логика у душевнобольных своя и чтобы договориться до чего-нибудь путного, нужно найти у каждого его Ахиллесову пяту, но делать это в положении, когда в тебя вот-вот выпалят, было не совсем комфортно.
Я попытался воспользоваться его ненавистью к пришельцам и, таинственно подмигивая, предложил:
— Боярин, хочешь, покажу, где я закопал Фильку? Мы его вместе выроем и выкинем с твоей земли?
Заманчивое предложение, увы, не получило отклика. Бесноватый вскинул свою железную трубу и стал теперь целиться в меня с плеча. В это момент новое обстоятельство еще сильнее осложнило ситуацию. За спиной у психа я увидел Алену. Она подкрадывалась к нему сзади, держа в вытянутой руке ятаган. Что она с ним собирается делать, я не понимал, но ее присутствие здесь было совершенно лишним.
— Молись, холоп, пришел твой последний час! — закричал псих, держа аркебузу у правого плеча, а левой рукой собираясь прислонить к запалу дымящийся фитиль.
— Погоди, не стреляй, — отчаянно крикнул я, боясь упустить момент, отскочить в сторону.
Алена уже находилась в десяти шагах от ненормального. Тот, увлеченный моим расстрелянием, ничего не видел и не слышал. Я стоял перед ним, как голкипер в створе ворот во время пенальти, пытаясь угадать в какую сторону падать, и девушка мне мешала, невольно отвлекая внимание.
Наконец наступил момент истины. На полке ружья вспыхнул порох, я бросился в сторону и, уже падая, увидел вспышку и услышал громоподобный выстрел.
Глава 12
Сначала я открыл глаза, и только потом почувствовал, как меня гладят чем-то мягким по щеке. В землянке была настежь открыта входная дверь, и ее светлый прямоугольник, показался тем самым сияющим тоннелем, который, по рассказам людей, побывавших в состоянии клинической смерти, видят умирающие.
— Где я? — задал я самый банальный в таких случаях вопрос.
— Тихо, лежи спокойно, — ответил мне голос Алены. — Все хорошо.
Сознание начало возвращаться, и мне удалось поднять глаза на девушку. Я понял, что лежу на нашей лавке, а она сидит рядом и гладит меня по щеке ладонью. Девушка была жива-здорова и это сразу успокоило.
— Где бесноватый? — спросил я, опуская тяжелые веки.
— На дворе лежит, там, где я его убила, — спокойно сказала Алена.
— Ты серьезно? — воскликнул я, попытался приподняться, но грудь пронзила острая боль, и почти помутилось сознание.
