Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
Кто знает, не вспомнил ли в свой последний час Москалев, погибая в новом окружении под Уманью, странного дивизионного комиссара с его непонятными речами, со слепым до безрассудства и все же реальным планом, не подумал ли, что все могло повернуться иначе и не он сейчас бы расстреливал последние патроны из самозарядной винтовки, готовясь к смерти, а немецкий генерал, застигнутый врасплох со всем своим штабом, поднимал бы перед ним руки, сдаваясь в плен…
Ничего этого не предвидя, Воронцов, убедившись, что все идет по плану, подозвал батальонного комиссара.
— Я сейчас отлучусь. Передайте генералу, что все остается в силе. Когда будете готовы — начинайте движение. Проводите на соединение с вашей группой. Пусть принимает командование у майора Карпова. Начало операции — как условлено. Я вас найду…
Он уже садился в броневик, когда к нему подбежал лейтенант Долгополов.
— Товарищ комиссар, а как же мне со старшиной? Мы с вами. Вам нельзя одному ехать…
Воронцов твердо было решил, что не будет брать с собой никого, чтобы потом, возвращаясь домой, не оставлять бойцов одних в глубоком тылу. Но, глядя на лейтенанта, он изменил свое решение. На войне быстро привыкаешь к людям, мало ли что может случиться? В одиночку и машину из колдобины не вытолкнешь. А как быть потом, он сообразит исходя из обстановки. В крайнем случае — кто или что помешает ему забрать лейтенанта и старшину с собой, если не будет иного выхода? Не форзейли же…
При этой неожиданной мысли он усмехнулся.
— Хорошо, Долгополов. Зовите старшину…
Глава 8
Вновь броневик неспешно пылил по дороге. Воронцов стоял, опираясь спиной о кромку правого люка, лейтенант сидел за рулем, а старшина Швец шевелился и погромыхивал какими-то железками в тесной коробке пулеметной башни.
Как известно, обстановка на войне — дело темное, даже и в сравнительно спокойные моменты, а уж тем более — в разгар ожесточенных маневренных боев. Броневик, взревев мотором, пробуксовал в песке, выскочил на крутой перегиб дороги, и Воронцов буквально в двух десятках шагов увидел перед собой целое стадо тяжелых мотоциклов «Цундап», именно стадо, потому что двигались они во всю ширину дороги без всякого видимого порядка, грохоча выхлопами, окутываясь струями и клубами синего дыма, на каждом — по три веселых немца образца сорок первого года, которым война еще в охотку и в удовольствие, напрочь свободные от неарийских мыслей, настроенные только на скорую и неизбежную победу.
Каски свалены в коляски, рукава закатаны до локтей, воротники расстегнуты, наверное, и фляжки со шнапсом уже далеко не полные…
Воронцов еще только начал реагировать, а старшина, не успев даже упереть в плечо приклад пулемета, нажал на спуск.
Длинная, патронов на тридцать, очередь прошла поперек колонны, вышибая из седел и водителей, и стрелков.
Потом Швец поймал обтянутую черным дерматином подушку приклада и стал стрелять прицельно.
На дороге мгновенно возник завал, несколько мотоциклов вспыхнули высокими факелами светлого пламени, задние еще пытались развернуться под пулями, но ни времени, ни простора для маневра у них не оказалось.
Безусловно, немцам не повезло, просто невероятно не повезло. На их стороне были все шансы, только один какой-то — против. И он как раз и выпал.
Полсотни солдат — против троих, пятнадцать пулеметов — против одного. В любых других условиях тут бы и говорить не о чем было. Развернулись бы веером и прямо с колясок изрубили струями пуль жестяную броню, закидали гранатами, не дали бы никому выскочить.
Подвел сбой по фазе. Если бы немцы первыми оказались на гребне — тогда все! Впрочем, и это еще неизвестно. Скорость реакции тоже кое-что значит. Старшина Швец пять лет служил в кавалерии, воевал с басмачами, бывал в сабельных рубках, умел на полном аллюре поднимать зубами фуражку с земли, без промаха бил в цель с седла из карабина и нагана. Так что и при прочих равных молодые подвыпившие немцы могли не успеть. А дальше уже понятно. Кинжальный пулеметный огонь с предельно короткой дистанции, практически в упор, способен вырубить толпу и побольше этой. И растерянность, конечно, и паника — все, спрессованное в секунды. И принимать осмысленные решения уже некому.
Меньше чем за минуту старшина расстрелял два двойных диска, и вдруг стрелять стало не в кого. Много мятого железа и тела, лежащие по одному и грудами, как кого застигли пули.
Сдернутый с места грохотом пулеметов, Воронцов вывалился через правую дверцу наружу, дернул затвор автомата. На другую сторону выскочил лейтенант с револьвером.
— Вроде все, товарищ дивкомиссар… — крикнул из башни старшина, поводя стволом.
Воронцов тоже не видел никакого шевеления. Кто убит — убит, а живые если и есть, то затаились.
Для Дмитрия все произошло слишком внезапно. Вот тебе и неторопливая война! Мотоцикл исправный, пулемет, пару автоматов, патроны…
А сам сел за руль и начал разворачивать броневик. «На сей раз повезло, вывернулись, — думал он. — Спасибо старшине. Но теперь бы дал бог ноги унести, потому что, если это разведка, за ней следует серьезная часть. Но на карте-то моей ничего в этом районе не обозначено. Что получается? Мои здесь действия уже настолько меняют реальность? Тогда через сутки-двое карты вообще можно выбрасывать, потому что все пойдет совсем по-другому? Вот и парадокс: знание прошлого ничего не дает тому, кто в нем оказался, поскольку для него оно становится неопределенным будущим. Неужели форзейли этого не заметили? Или как?..»
Вдали бахнуло несколько выстрелов. Воронцов вышел из броневика. Швец махнул ему рукой: все, мол, в порядке. Потом они с лейтенантом выкатили на дорогу мотоцикл, стали что-то грузить в коляску.
Минут через пять старшина подошел, и не просто так, а с двумя автоматами на плече, в левой руке он, как рыбу на кукане, нес десяток магазинов в узких кожаных пеналах, а в правой — гроздь обтянутых сукном продолговатых не по-нашему фляжек.
Свалил все добытое добро внутрь броневика, перевел дух.
— Живых нет, товарищ дивкомиссар. Там один лейтенант у них был, остальные рядовые и унтера.
— А в кого стрелял?
— То так, из жалости. Пользы с них не было… Я там мотоцикл подготовил, загрузил кой-чего. И еще пошукаю…
Воронцов понял, что если дать ему волю, то по своей старшинской натуре Швец нагрузит броневик так, что рессоры не выдержат. И по-своему он прав. Но не в данном случае.
— Хватит. Ты что, лавку открывать собрался?
— Та товарищ комиссар, жалко же… Добра столько, а шо оно дальше будет?
— Сказал — хватит. Давай лучше с лейтенантом вперед проскочите… У немцев карта была?
— Была, да пустая…
Действительно, убедился Воронцов, типичная лейтенантская карта. Кое-как обозначена ближайшая задача и предположительно — линия боевого соприкосновения с советскими войсками.
— В общем, проскочите на пару километров, посмотрите. И сразу назад. Объезд искать будем. Не зря же они тут катались…
Воронцов едва успел перекусить, как из-за поворота, нарастая и отдаваясь гулом в органных стволах сосен, донесся гул терзаемого на неподходящей передаче мотора. «Цундап» выскочил на закругление дороги, как глиссер, с веером песка из-под заднего колеса. Старшина почти лежал грудью на руле, выкручивая манжетку газа, а лейтенант, выставив ногу вперед, собирался выпрыгивать из коляски.
— Товарищ комиссар, немцы! Близко, метров пятьсот! Транспортеры и танки. Много…
— Давай вперед, не останавливайся! — махнул рукой Воронцов. Включил вторую скорость, резко взял с места. «Как у «жигуля» приемистость, — отметил Воронцов, — и песок нипочем. А старшина чего так виляет, никак с рулем не справится?»
Разогнавшись, броневик резко полез на очередной пологий подъем. Через открытую дверцу Дмитрий то и дело поглядывал назад. Из-за поворота, где они только что были, появился низкий, скошенный и пятнистый лобовик полугусеничного «Бюссинга». «Это ерунда, — подумал Воронцов, — от этого уйдем, у него парадный ход тридцать километров…»
С угловатого железного корыта прогремела первая очередь.
Возможно, все дальнейшие события развернулись бы совсем иначе, если б местность имела здесь другой рельеф. Но дорога протянулась впереди совершенно прямой линией, сжатая с обеих сторон лесом, и, наверное, очень хорошо смотрелась через оптику прицелов. И сама дорога, и все, что на ней было.
Первый снаряд из танковой пушки ударил далеко впереди, но ведь то был первый. Наводчику не нужно даже менять установку. Достаточно неподвижного заградогня.
Так и получилось. Мотоцикл старшины буквально влетел в следующий взрыв. Его швырнуло в сторону, поволокло боком, однако осколки никого не задели. Швец сумел выровнять руль, еще прибавил газу и, высмотрев справа какой-то просвет, на полной скорости проломился через кусты и скрылся за деревьями.
