Роберт Харрис - Фатерланд
– Как-как?
– Пограничники придумали. Кто-то намеревается ввезти что не следует. Входит в таможенный зал, видит усиленные меры контроля и кладет в штаны. Бросает все и смывается.
– А эти усиленные меры специально организованы, да? Не открываете же вы ежедневно каждый чемодан?
– Только в течение недели накануне Дня Фюрера.
– А как насчет утерянных вещей? Вы их открываете?
– Только если похоже, что там что-нибудь ценное, – снова рассмеялся Фридман. – Да шучу, шучу! Народу не хватает. На всякий случай пропускаем через рентген: понимаешь, взрывчатка, оружие. Оставляем здесь и ждем, пока кто-нибудь не востребует. Если в течение года никто не является, тогда вскрываем и смотрим, что там есть.
– Полагаю, хватает на пару костюмов.
– Что? – Фридман помял ткань рукава своего безукоризненно сшитого костюма. – На это тряпье? – Он обернулся на звук позади себя. – Похоже, тебе повезло, Марш.
Держа что-то в руках, возвращался славянин. Фридман взял принесенный им чемоданчик и взвесил на руке.
– Совсем легкий. Явно не золото. Как ты думаешь, что там, Марш? Наркотики? Доллары? Контрабандный восточный шелк? Карты с указанием клада?
– Хочешь открыть? – Марш нащупал в кармане пистолет. Если понадобится, он пустит его в ход.
Фридман казался шокированным.
– Это же услуга. Одного приятеля другому. Это твое дело. – Он передал находку Маршу. – Запомни это, штурмбаннфюрер. Услуга. Когда-нибудь и ты мне так же поможешь, как товарищ товарищу, не так ли?
Чемоданчик был из тех, какими, к примеру, пользуются врачи, с медными уголками и прочным медным замком, поблекший от времени. Тусклая коричневая кожа в царапинах, потемневшая плотная строчка, коричневая ручка вытерта до блеска годами носки, превратившись как бы в продолжение руки. Все в нем говорило о надежности и уверенности, профессионализме и спокойном богатстве. Наверняка изготовлен до войны, может быть, даже до первой мировой, чтобы служить не одному поколению. Солидная вещь. И дорогая.
Все это Марш оценил по пути к «фольксвагену». Он вышел, минуя пограничников, – ещё одна услуга Фридмана.
Шарли набросилась на чемоданчик, как ребенок на подарок к дню рождения, и разочарованно выругалась, обнаружив, что он заперт. Пока Марш выезжал за пределы аэропорта, она отыскала в сумочке маникюрные ножницы. Девушка безнадежно ковырялась в замке, оставляя на металле бесполезные царапины.
Марш заметил:
– Зря теряешь время. Придется его взламывать. Подожди, пока не приедем.
Расстроенная, она трясла сумочку.
– Куда?
Он провел рукой по волосам.
Хороший вопрос.
Все комнаты в городе были заняты. «Эдем» со своим садом-кафе на крыше, «Бристоль» на Унтер-ден-Линден, «Кайзерхоф» на Моренштрассе – все они прекратили бронирование за много месяцев до праздника. Отели-громадины на тысячи номеров и крошечные меблированные комнаты, разбросанные вокруг вокзалов, пестрели форменным обмундированием: штурмовики и эсэсовцы, люфтваффе и вермахт, гитлерюгенд и Союз немецких девушек, но, кроме них, и все остальные – национал-социалистская имперская военная ассоциация, германское общество соколиной охоты, школы национал-социалистского руководства…
У самого знаменитого и фешенебельного из всех берлинских отелей «Адлона», на углу Паризерплатц и Вильгельмштрассе, у металлических ограждений давились толпы людей, чтобы хотя бы мельком взглянуть на знаменитость: кинозвезду, футболиста, партийного наместника, приехавшего в город по случаю дня рождения фюрера. Когда Марш и Шарли проезжали мимо, у отеля остановился «мерседес», пассажиры в черном обмундировании купались в свете дюжины фотовспышек.
Марш пересек площадь, выехав на Унтер-ден-Линден, свернул налево, потом направо на Доротеенштрассе. Поставил машину среди мусорных ящиков позади гостиницы «Принц Фридрих-Карл». Как раз здесь, за завтраком с Руди Хальдером, по существу, началась его эпопея. Когда же это было? Он не мог вспомнить.
Управляющий гостиницы «Фридрих-Карл» был по обыкновению одет в старомодный черный сюртук и брюки в полоску и имел поразительное сходство с покойным президентом Гинденбургом. Он поспешил навстречу, любовно разглаживая роскошные седые бакенбарды.
– Штурмбаннфюрер Марш, какая радость! Какая радость! И оделись для отдыха!
– Добрый день, герр Брокер. Дело у меня к вам непростое. Нужна комната.
Брекер в отчаянии всплеснул руками.
– Никакой возможности! Даже для такого важного клиента, как вы!
– Да полно, герр Брекер. Должно же быть у вас что-то в запасе. Нас бы устроила мансарда, чулан. Вы бы оказали величайшую услугу имперской криминальной полиции…
Брекер старческими глазами оглядел их багаж и остановил взгляд на Шарли. В глазах блеснул огонек.
– А это фрау Марш?
– К сожалению, нет. – Марш взял Брокера под руку и под подозрительным взглядом старого портье отвел его в угол. – Эта молодая дама располагает важнейшими сведениями, но мы хотели бы допросить ее… как бы вам сказать?
– В неофициальной обстановке? – подсказал старик.
– Именно! – Марш достал все, что у него оставалось от сбережений, и зашуршал купюрами.
– Естественно, криминальная полиция щедро вознаградит вас за эту «неофициальную обстановку».
– Понял. – Увидев деньги, Брекер облизнул губы. – И поскольку это касается безопасности, вы, несомненно, предпочли бы обойтись без некоторых формальностей, скажем, регистрации…
Марш, перестав считать, вложил всю пачку во вспотевшие руки управляющего.
В награду за банкротство Марш получил комнатку судомойки под самой крышей. Добраться туда можно было с третьего этажа по шаткой черной лестнице. Им пришлось подождать внизу минут пять, пока из комнаты выселяли девушку и меняли постельное белье. Марш отклонил многократные предложения господина Брокера помочь с багажом и не обращал внимания на похотливые взгляды, которые старик бросал в сторону Шарли. Однако он потребовал, чтобы их накормили – принесли хлеба, сыра, ветчины, фруктов, термос с черным кофе. Управляющий обещал принести лично. Марш попросил оставить все это в коридоре.
– Конечно, это не «Адлон», – заметил Марш, когда они остались одни. Комнатка была душной. Казалось, что все тепло гостиницы, поднявшись вверх, скапливалось под черепицей крыши. Встав на стул, он открыл чердачное окно и спрыгнул, осыпаемый тучей пыли.
– Кому нужен «Адлон»? – Она обняла его и крепко поцеловала в губы.
Как было сказано, управляющий оставил поднос с едой за дверью. Карабканье по лестнице почти доконало его. Сквозь трехсантиметровые доски Марш слушал его хриплое дыхание, а потом удаляющиеся шаги. Убедившись, что старик ушел, он забрал поднос и поставил его на хрупкий туалетный столик. В двери не было замка, он сунул стул в дверную ручку.
Марш положил чемоданчик Лютера на жесткую деревянную кровать и достал складной нож.
Замок был предназначен выдержать именно такой приступ. Прежде чем открылась застежка, пришлось повозиться целых пять минут, к тому же сломалось одно лезвие. Он поднял крышку.
Снова этот бумажный запах – запах давно не открывавшейся картотеки или забытого хозяином ящика письменного стола. И что-то ещё – похоже, антисептик, лекарства.
Шарли стояла за спиной. Он ощущал на щеке тепло её дыхания.
– Неужели пустой?
– Нет, не пустой. Полный.
Он достал носовой платок и вытер вспотевшие руки. Потом опрокинул чемоданчик вверх дном, вытряхнув содержимое на покрывало.
4
ЗАЯВЛЕНИЕ, СДЕЛАННОЕ ПОД ПРИСЯГОЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЕКРЕТАРЕМ МИНИСТЕРСТВА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ШТУКАРТОМ
(4 машинописные страницы)
В воскресенье 21 декабря 1941 года ко мне обратился со срочной просьбой о личной встрече советник по делам евреев министерства внутренних дел д-р Бернард Лозенер. Он сообщил мне, что его подчиненный, помощник советника по расовым вопросам д-р Вернер Фельдшер, слышал из «вполне надежного источника, от одного из друзей», что недавно эвакуированные из Берлина тысяча евреев зверски убиты в Румбульском лесу в Польше. Далее он поставил меня в известность, что испытываемое им возмущение не позволяет ему оставаться на нынешнем посту в министерстве и поэтому он просит перевести его на другую работу. Я ответил, что займусь выяснением этого вопроса.
На следующий день по моей просьбе меня принял обергруппенфюрер Рейнхард Гейдрих в своем кабинете на Принц-Альбрехтштрассе. Обергруппенфюрер подтвердил достоверность информации д-ра Фельдшера и настаивал на том, чтобы я раскрыл её источник, поскольку такие нарушения мер безопасности нетерпимы. Затем он отпустил адъютанта, сказав, что хочет поговорить со мной на доверительной основе.
