Ведьмина ночь - Екатерина Лесина

— Ничего. Мы вот Дива проведать пришли, — Свята, кажется, нисколько не испугалась.

— Кто вас вообще пустил⁈

— Никто, — Свята выдержала взгляд ведьмы. — Мы сами пустились.

— Немедленно покиньте палату! — а вот Цисковская сорвалась на визг, правда, тотчас взяла себя в руки. Она сделала глубокий вдох. Глаза прикрыла, смиряя ярость и заговорила иным, спокойным тоном. — Ему хуже. И ваше присутствие может…

Парень сделал глубокий вдох и открыл-таки глаза.

Золотые.

Мать мою… прости, мама, но я в жизни не видела золотых глаз.

— Див! — взвизгнула Свята. — Он… он…

Он закрыл глаза.

Запикали приборы, заставив Цисковскую позабыть о нас и броситься к парню.

— Тихо, — я оттащила Святу, которая явно готова была помогать, хотя о помощи её никто не просил. — Не мешай ей.

Сила целительницы ощущалась горьким ветром. Она клубилась, обнимая, ощупывая Дивьяна, который снова лежал смирно, будто и не было ничего.

Смолкли приборы.

И…

— Ты, — Цисковская повернулась ко мне. — Подойди. Будешь ассистировать.

Что?

Да она в своем уме…

— Момент, — Цисковская почувствовала мое смятение. — Нельзя упустить. Это важно. Просто держи.

Что держать?

Хотя…

— Тут ведь врачи…

— Только дежурный, да и тот окулист.

— А…

— Это тихий город, — она сжала голову парня руками. — Здесь редко что происходит, потому да, оборудован госпиталь отменно, но в остальном… так, смотри, это питающие потоки. Давай, подключайся.

Я никогда…

Нас ведь до настоящей целительской практики и не допускали, потому что силенок у нас не хватило бы. Да, кровь заговорить, первую помощь оказать или там целительский амулет общего профиля активировать я могу, но и только.

Впрочем, сейчас я видела эти самые потоки.

И собственные парня, хрупкие, истончившиеся до крайности. Таки тронь и порвутся, даже не тронь, просто… любой всплеск силы может по ним ударить. А я свою почти не контролирую.

Но…

Она тянется к той, другой, что выходит из рук Цисковской, дополняя, свиваясь единым жгутом, который дальше распадался на тысячу нитей, а уже те бережно обвивали энергетические линии парня.

Все как на плакате.

Удивительно.

Вот восходящие энергетические потоки.

Вот нисходящие…

— Так и держи, — в голосе Цисковской мелькнуло одобрение. — А ты… как тебя звать?

— М-марика.

— Говори с ним.

— О чем?

— Не важно. Главное говори. Смотри на него. И постарайся подстроиться под дыхание. Он вдыхает, ты вдыхаешь, а потом, как получится… я тебе скажу, что дальше.

— Я не знаю, о чем говорить!

— Да хоть сказку рассказывай! Или песни пой. Главное, он реагирует на твой голос… где ты эту девицу взяла?

— В магазине, — честно ответила я, стараясь не отвлекаться. Сила уходила. Через Цисковскую, в парня… через него, но будто в пропасть, потому как тонкие нити его энергетического каркаса не становились толще, да и вялый источник все так же поблескивал искоркой, которая того и гляди погаснет.

Не погаснет.

— Я… я сессию сдала, — шмыгнув носом, сказала Марика. — Петь не буду, извини. Слуха нет совершенно. Я когда-то хотела в актрисы пойти. Или в певицы… начала дома тренироваться, так соседские собаки выли.

— Это ничего, — вмешалась Свята, которая явно не могла смириться с тем, что из всех тут лишь она не при делах. — От моего пения они вовсе разбегаются.

— Поэтому пошла на экономический… как… мама сказала, а я не знала, кем хочу стать, если не актрисой… ну и тоже пошла. В модели попробовала было, но сказали, что я слишком толстая, а худеть…

— Чушь какая! — не выдержала Цисковская, на мгновенье отвлекшись. — У тебя нормальный вес, даже я бы сказала, что телосложение астеническое.

— Я пробовала худеть, но как-то не получалось, что ли…

— И радуйся.

— А сессию вот на отлично… не скажу, что нравится, но может, потом найду призвание. Если жива останусь.

— А с ней что? — поинтересовалась Цисковская, бросив на Марику быстрый взгляд.

— Дурость давняя, — ответила я Цисковской. — Обряд провела. На суженого…

— Стало быть… отлично! Просто отлично. Теперь держи, смотри, может, пойти всплеск, если так, то постарайся погасить.

— Я…

— Времени нет. А ты говори, что смолкла?

— А еще я волонтером быть хотела… в приюте помогать. Для животных. Но они меня почему-то боятся… особенно собаки.

— Не удивительно. Раз…

Я напряглась.

И волну-таки поймала, которая пошла раньше, потому как до трех Цисковская считать не стала, на втором счете взяла и вытащила трубку, которая выходила из горла парня. Он снова дернулся, захрипел, и тонкие нити его энергетического каркаса вдруг полыхнули светом.

И погасли.

Но глаза он открыл. Заворчал.

И…

Отключился.

— Дышит, — сказала Цисковская, вперившись взглядом в экран. — Все-таки дышит… надо же.

И такое искреннее удивление. Твою ж… какого она трубку вытаскивала, если не была уверена, что парень сможет дышать сам? А он дышал. Сипло. С присвистом. С хрипом и клекотом в груди, но дышал.

И приборы, которые запикали было возмущенно, успокаивались.

— Все, можешь отпускать… молодец, — Цисковская снова сжала голову парня. — Мозговая активность всплесками… и это хорошо. Скорее всего, хорошо.

— Скорее всего?

— Эта активность отсутствовала. С самого первого дня. И будь тут кто другой… — Цисковская руки убрала и вытерла пальцы салфеткой. — Я бы порекомендовала… использовать материал.

Материал?

Парень лежит вон. Бледный. Худой. Но живой.

— Звучит не слишком красиво, да, — Цисковская убрала салфетку и огляделась. — Однако реальность такова, что без мозга тело — это лишь набор органов и тканей, которые весьма часто нужны другим пациентам…

Звучит и вправду не слишком красиво.

— И лучше так, чем годами смотреть, как это тело медленно угасает…

— Он живой! — Марика нахмурилась. — Живой он! Он просто… заблудился!

— Где? — этот голос заставил вздрогнуть не только меня. А я уже и забыла, что позвонила Мирославу.

Как давно он стоит?

И что слышал?

Явно больше, чем хотелось бы Цисковской. Она вон и поморщилась, бросила на меня укоризненный взгляд. Ну да, оно, может, не слишком красиво, но откуда мне было знать, не выставят ли нас отсюда, запретив возвращаться.

— Извиняться не стану, мое мнение вы знаете, — ответила она спокойно.

— Ему лучше?

— В какой-то мере, определенно, — Цисковская склонила голову. — Давайте побеседуем не здесь. Все-таки парень все еще слаб, да и чем больше людей, тем больше заразы. И поверьте, в его состоянии хватит банального ОРВИ. Так что…

— Я останусь! — сказала Марика, не повернув головы. — Я… не могу уйти. Понимаете?

— Понимаю, милая, — тон Цисковской изменился. — Конечно. Ты можешь остаться. Я распоряжусь, чтобы принесли обед. Или тебе еще что-нибудь? К слову, его пока не корми, может подавиться. После интубации глотательный рефлекс нарушен.

— Я тоже побуду, — робко попросила Свята. — Ну… если это не очень повредит. А вдруг ему хуже станет…

— Не станет. Хуже в ближайшие часы точно, а там будет видно. Идем.

Цисковская развернулась, не удостоив меня и взглядом, впрочем, как и Мирослава, который любезно отступил, пропуская меня вперед.

Чую, разговор будет интересный.

В кабинете Цисковской пахло травами и кофе, а так обыкновенный кабинет. Не слишком, к слову, роскошный. Да, просторный довольно и мебель добротная, но не более того. Стол. Ноут на нем. Шкаф, за темными стеклами которого проступают силуэты то ли папок, то ли книг.

Массивное кресло Цисковской.

И еще пара — для посетителей.

Мирослав развернул одно ко мне и отвесил короткий поклон.

— Итак… — Цисковская заняла свое место. — Могу я узнать, где вы отыскали эту девушку?

Мирослав кивнул, присоединяясь к вопросу.

А я что? Мне не жаль. Рассказала. Правда, получилось немного путано. И глупо, если честно. Шла, шла и нашла…

— Интересно, — Цисковская сцепила бледные руки. — Весьма…

И замолчала.

А я…

Я пыталась сложить эту мозаику. И по всему выходило, что Гор и Дивьян столкнулись с чем-то, что разрушило связь души и тела.

И Дивьяну досталось сильнее, если Гор сумел очнуться. Может, Дивьян и нашел это… эту вещь? Вещь определенно. Главное, что тело попало в больницу, а душа оказалась где-то… вовне?

Заблудилась.

И пыталась выбраться.

А тут Марика с обрядом, открывшим врата туда, куда здравомыслящим людям соваться не след. Главное, что она подарила этой душе свою силу, и кровь, и привязала её к собственной. А вытянуть — не вытянула.

Эти мысли я и озвучила.

— Похоже на правду, — согласилась Цисковская. — Наина… когда все случилось, мальчика возила к роднику, тот связи крепит.

— А вы?

— А я не имею привычки рисковать здоровьем пациентов. Этот родник…