Юрий Корчевский - Огонь! Бомбардир из будущего
– Ты, – ткнул пальцем, – засыпать шуфлой порох в ствол, сколько скажет командир.
– Вы двое, подносить ядра к пушке и закатывать в ствол.
Короче, я определил все номера расчета. Каждому указал конкретную работу и так же обошел все орудия.
– Командиры орудий, ко мне!
Подбежали все четыре. Я объяснил, что выстрел надо производить по моей команде. По команде же увеличивать пороховой заряд, по моей команде доворачивать орудие влево или вправо и поднимать ствол. Целый день солдаты учились заряжать орудия, я пытался довести это непростое действие до автоматизма, проверяя по часам с секундной стрелкой. И так три дня. Когда получаться стало неплохо, неожиданно поменял номера расчетов, тот, кто подносил ядра, стал орудовать банником, кто засыпал порох, стал таскать ядра. Скорость заряжания снова упала. В перерыве ко мне подошли командиры орудий. Помявшись, решились на вопрос.
– Ваше высокобродь, зачем номера расчетов менять? Только вроде приловчились и снова начинать?
– А сами не додумались? Представьте, идет бой. В капонир с пушкой угодило ядро, один номер погиб, другой ранен. Что же, пушка должна перестать стрелять? А кто пехоту поддерживать будет? Ваши товарищи в голом поле на неприятеля со штыком бегут, а тут и пушки замолчали. Нравится вам это?
– Поняли, господин офицер, премного извиняемся.
После перерыва дело пошло веселее, видно, командиры у себя объяснили, зачем я сделал перестановку. К вечеру, полуголые, снявшие от гари и пота мундиры и рубашки солдаты еле переставляли ноги.
С утра начал объяснять командирам, как увеличивать или уменьшать дальность стрельбы. Если у мортир угол возвышения ствола всегда одинаков – сорок пять градусов и дальность можно менять только изменением количества пороха, то у пушки лафет другой – можно менять и угол возвышения ствола. Для наглядности зарядили пушку нормальным зарядом и выстрелили. Ядро, пролетев метров триста – триста пятьдесят, взрыло землю. Теперь заряд слегка увеличили, ядро улетало заметно дальше.
– Дело в том, что нельзя все время увеличивать вес пороха, ствол не выдержит, его разорвет, можно увеличить угол наклона ствола.
Поскольку на лафете никаких приспособлений не было, величину наклона меняли, подкладывая деревянные клинья под колеса или станину. Мы подложили клинья, пушка задрала ствол. Зарядили обычным зарядом и выстрелили, ядро пролетело столько же, сколько и при усиленном заряде.
– Все поняли?
Канониры закивали. Следующим делом изменяли сектор обстрела. Вот только как объяснить солдатам, на сколько градусов повернуть орудие влево или вправо, если никто из них писать не умеет. Наконец до меня дошло – на полпальца влево или на два пальца вправо – так по моей команде они поворачивали станину орудия. Дело стало получаться. Гонял я их до седьмого пота, памятуя поговорку Суворова: «Тяжело в учении, легко в бою». Может быть, мой труд сбережет эти солдатские жизни? Вечером ко мне подошел командир полка.
– Как идут дела?
– Учимся пока, стараются ребята.
– Что-то уж больно мягко ты к ним относишься, не видел, чтобы ты их бил или через строй прогонял.
– Повода не было, коли солдат неправильно что-то делает, стало быть, командир не научил.
Командир только покачал головой и собрался уйти.
– Подождите, Иван Савельевич! Просьба у меня к вам, нельзя ли шелка хорошего купить, аршин десять?
У командира от удивления челюсть отпала.
– Это зачем еще? Никак рубахи пошить решил?
– Нет, я в Париже видел, что порох не шуфлой в ствол пушечный кидают, а заранее в мешочки шелковые отмеряют – перезаряжать быстрее получается.
Командир сначала задумался, затем махнул рукой: – А зачем нам быстро?
Я так растерялся, что не сразу нашелся с ответом. Ну и черт с ними, если сам командир полка не понимает! Вызвал фельдфебеля – нечто вроде старшины или прапорщика в современной армии, дал денег, наказал с утра сходить в лавку негоцианта и купить самого тонкого шелка на все деньги. Немного оторопев, тот спросил: – А цвет?
Тут уже я захохотал.
– Любой, лучше белый.
На следующий день, как только фельдфебель привез шелк, все солдаты превратились в портных. Один резал шелк по размеру, другие иголками, вручную, сшивали мешочки. Потом все стали развешивать порох, ссыпая в мешочки. Когда все было готово, я спросил:
– Кто догадался, для чего мешочки с порохом?
Ответом было молчание.
– Хорошо, захватите пару мешочков и идите все к орудию.
Я приказал сделать два выстрела подряд старым способом, когда порох засыпали в ствол специальными совочками с длинной ручкой – шуфлой. Затем еще два выстрела подряд, но уже с готовыми шелковыми мешочками. Результат последнего примера удивил всех.
– Занятно, вашбродь, – подошли ко мне командиры, – но зачем?
– Чем быстрее вы сможете стрелять, тем больше врагов будет убито, тем целее сами будете и пехотинцев сбережете.
Такие ежедневные занятия я продолжал полгода. За это время видел Петра только издали один раз. И стоило из-за этого идти в пушкари, так и медицину можно забыть. Я ждал подходящего случая, а он не замедлил появиться. Одним ранним летним утром командир полка собрал командиров.
– Государь Петр Алексеевич высочайше изволил здесь, в Кожухово, устроить учебную баталию, посмотреть хочет, поелику солдаты его в ратном деле преуспели. Кроме нашего полка будут семеновцы. Надо не ударить в грязь лицом. Командовать учениями будет генерал Гордон. Мундиры почистить, пушки надраить, солдат по лицу не бить, дабы синяков видно не было. Выполнять!
У меня по батарее синяков и так не было, вот форму поизносившуюся починить да почистить не помешает.
Через три дня в полк прибыл большой обоз людей, пролеток, экипажей. Повылазили оттуда разнаряженные генералы и прочая придворная свита. Разукрашены орденами, мундиры шиты золотом, развеваются перья на шляпах. Ей-богу, куда им воевать, хорошего бы снайпера у противника, полчаса, и конец войне. Невольно я обратил внимание – Петр не любил ездить верхом, или в возке, или пешком. Командовал Гордон. Петр забрался со свитой на холм, наблюдал оттуда. После постановки задачи Гордоном командиры рот и батарей разбежались по своим местам. Пехотинцы выстроились в три шеренги и пошли на приступ неприятеля. Гордо развевалось полковое знамя, били барабаны. Со стороны – цирк, да и только. Нам дали отмашку, и все три батареи начали стрельбу. Наша батарея показала, что полгода не зря хлеб жевала. Стреляли очень быстро, точно, чего нельзя сказать о других батареях. С холма, где был Петр, подскакал офицер.
– Кто командир роты?
Я сказал:
– Кожин.
– Сколько орудий на батарее?
– Две пушки, две мортиры.
Офицер ускакал, а мы продолжили стрельбу. Я смотрел на цели, командовал орудиями. Вдруг сзади рявкнул голос командира полка:
– Смирно!
Все застыли, я обернулся. В трех шагах от меня стоял Петр и с ним свита.
– Больно быстро и хорошо стреляешь! Кто таков?
– Кожин, государь. Если припомните, лекарь я, Лефорта лечил.
– Да, да, припоминаю. А правда ли, что на батарее четыре орудия, не верит никто, говорят – не меньше восьми должно быть, уж больно стрельба изрядная.
– Правда, государь.
Петр обошел позиции бомбардирской роты.
– И правда, четыре всего. Молодец!
Он порывисто меня обнял, стиснул в объятиях. Я чуть не задохнулся.
– Как удалось?
Я подошел к ближайшему орудию, показал шелковый мешочек для пороха. Объяснил, для чего, коротко рассказал о тренировках.
– Молодец! Выпей со мной чарку вина.
Из-за спины вынырнул ординарец, налил из бутылки вино в два здоровенных кубка.
– Упаду, – мелькнуло в голове. Но выпить надо. Кубок из рук царя – что медаль. Петр первым осушил кубок и требовательно на меня глянул. Я последовал его примеру, выпил и перевернул кубок, показывая, что он пуст.
– Вот это по-нашему, – захохотал Петр, в свите захихикали.
– Где шелк взял?
– Купил.
– А деньги откуда?
– На свои.
Петр грозно посмотрел на командира полка.
– Почему мне не сказал, такими мешочками только турки пользуются, нам еще перенимать надо, а у тебя командир роты умней тебя оказался.
Повернулся ко мне: – Проси, что хочешь! Порадовал ты меня сегодня. Нам бы таких гренадеров и бомбардиров побольше – Турции башку быстро бы скрутили.
– Дозволь госпиталь открыть в Москве, дабы лечить раненых, больных и увечных. Здание мне надо да немного денег на инструменты.
Петр задумался.
– Не время пока сейчас, на Азов скоро походом пойдем. Назначаю тебя командиром всех пушкарей в полку, обучи все бомбардирские роты, как свою. Повоюем Азов, а там можно и вернуться к разговору о госпитале. У самого такие думки были. Деньги на картузы для пороха в полковой казне возьми, дозволяю. Ну а для себя что хочешь?
– Отпуск на три дня.
– Дозволяю! Ты сегодня меня порадовал, а Гордон – так в удивлении просто, нигде в Европе так не стреляют, может, только османы.
