Роман Юров - «Ла»-охотник. В небе Донбасса
– Я Дед, пробую набрать высоту!
Вторая девятка «Хейнкелей» уже разворачивалась, отбомбившись. Деревеньку, служившую им целью, заволокло пылью, скрыв, словно стерев ее с лица Земли. Третья и четвертая девятки были на подходе – их серые, грозные силуэты росли, увеличиваясь в размерах, вот только атаковать их пока не получалось. Две четверки «мессеров», прочно захватив высоту, держали инициативу, заставляли обороняться.
– Славка, на тебя валятся. Кот, отбей.
Пара «мессеров», блеснув на солнце остеклением кабин, потянула вверх. Но следом сразу же кинулась другая, потом еще.
– Дед, на тебя заходят, смотри, – пропыхтел Ларин. – Камыш, прикрой.
Резкий маневр размазал потроха по бронеспинке, закрыл свет под шторами век. Мигнули тающие на фоне земли белесые трассеры, и черные кресты устремились вверх, а оттуда уже разгонялась новая пара.
– Кеша, уходим вниз. Переворот.
За покрытым мелкими, противными царапинами плексигласом выплыла серая, покрытая паутинками троп земля, пятно сожженного хуторка, низкое, мелкое облако. Все это ушло под капот и вновь придавило перегрузкой. В кабине было адово пекло, пот стекал по лицу, заливал глаза, но вытереть было некогда. Сверху, со стороны солнца, начинала свое падение еще одна пара «мессеров»…
– Кот, отбей!
Попытка набрать высоту чуть в стороне кончилась неудачей. Немцы, разумеется, заметили карабкающуюся вверх пару и своевременно пресекли. Им-то удобно – знай себе пикируй да лезь обратно. Выходить из пике – это тоже, конечно, не фонтан, но все же легче, чем уворачиваться от таких смертельных качелей.
Две «лавочки» прошмыгнули навстречу по левому крылу, задрав носы, встретили атакующих огнем. «Мессера» отвернули, но вверху, расплываясь на фоне грязно-синего осеннего неба, переворачивалась еще одна пара. Третья девятка сбросила бомбы и начинала неторопливый разворот. Сопровождавшее их звено «мессеров» с ходу кинулось в бой, неожиданной атакой едва не завалив Ларина. Стало совсем тоскливо.
– Камыш подбит! – В голосе Славки отчетливо звучала паника. – Черт! Черт!
– Отходите! Прикрывай его!
За «лавочкой» Камошни тянулся густой дымный хвост. Они со Славкой отвернули на восток, а следом голодными пираньями кинулись немецкие истребители.
– Дед, вы как? – голос Соломина раздался резко и неожиданно. – Мы подошли, будем бить бомберов.
– Давай, – прохрипел Саблин, – лупите четвертую девятку! Мы истребителей пока держим. Верней, они нас! Смотри, там, над «Хейнкелями», еще пара шастала.
– Разберемся, – легкомысленно бросил Лешка. – Я одиннадцатый, атакуем…
Снова пронеслась пара «мессеров», другую, заходящую на Кота, удалось отогнать огнем пушек. Сереге уже досталось – его «лавочка» оставляла белесый след вытекающего бензина.
– Зажгли! – торжествующий рев Соломина больно ударил по ушам. – Горит с-сука!
«Мессера», до этого непрестанно клевавшие группу Саблина, вдруг «засуетились», четверо из них повернули на север, к бомбардировщикам. Силы сравнялись.
– Отходим! Смотрим! Леша, звено к тебе ушло. Мы попробуем набрать высоту. Славка, ты как?
– У Мишки мотор стал! – Ларин трещал скороговоркой. – Прыгнул! Меня двое зажали. Остальные куда-то к вам ушли.
– Черт! Тебя не вижу. Если недалеко, пробуй под нас уйти, поможем. – Виктор зло сдавил ручку. Бой протекал неудачно, все сильнее смахивая на разгром.
– Принял!
Стороной пронеслась пара «мессеров», но они тоже устремились на север, туда, где Славкина эскадрилья трепала вражеские бомбардировщики.
– Готов второй! – радуясь победе, звонко закричал Парфенов, командир звена из второй, и тут же озадаченно зачастил: – Одиннадцатый, четверка подходит! Командир…
Соломин ему не ответил. Бой второй эскадрильи проходил далеко – видно было, как носятся маленькие, похожие на букашек самолеты, но разобрать, кто есть кто в этой каше, не получалось. Зато нашелся Ларин – его «лавочка» промелькнула слева ниже, на фоне расползающегося облака.
– Кот, помоги двадцать второму, я прикрою. Кеша, держись!
Увидав заходящие в атаку «лавочки», «мессеры» бросили Славку и удрали. Верхняя четверка тоже что-то подрастеряла воинственный пыл. Они кружили немного в стороне и примерно на километр выше, похожие на стервятников, готовых в любой момент спикировать на добычу, однако атаковать не спешили.
– Двадцать второй, тридцать первый, набирайте высоту! Одиннадцатый, как вы?
Буквально через несколько секунд эфир разорвал панический крик Парфенова:
– Прыгай скорее, прыгай!
Словно подстегнутые этим воплем, «мессера» перевалились через крыло и устремились вниз.
– Кеша, крути! Принимаем в лоб! Быстрее, быстрее доворачивай…
Скользнули белесые огоньки трассеров, быстро тая вдали, стремительные тени прошмыгнули у правого крыла. Прошмыгнули и потянули на северо-запад, удаляясь.
– Набираем высоту, смотрим. – Продолжать бой не хотелось – маневрирование с предельными перегрузками полностью вымотало. С топливом было тоже не густо, но уходить было рано.
– Одиннадцатый, что у вас, – запросил Виктор, – как обстановка?
– Помогайте, – за Лешку ответил Парфенов. – «Мессера» зажимают.
– Принял. Кот, уходи домой. Двадцать шестой, пойдешь с двадцать вторым. Поворот триста! Идем с набором!
Но «мессера» снова драться не захотели. Они еще загодя повернули на запад и скоро растаяли среди редких, серых облаков. В небе стало как-то пусто, и лишь разбомбленная деревня, слабо курящаяся дымками пожаров, напоминала о прошедшем бое. Деревня и некомплект машин в шестерках – машин второй эскадрильи осталось только пять.
– Одиннадцатый, кого потеряли? – спросил Виктор.
Радио несколько секунд молчало, потом глухо, безжизненно ответил Парфенов:
– Лешку сбили. Сгорел…
Дым в землянке был таким плотным и густым, что казался осязаемым. Эскадрилья, дожидаясь комэска, нещадно курила. Настороженная, мрачно-взъерошенная, хмурая. Дождавшись, летчики сползлись из углов, окружили…
– Ну как? – жадно спросил Славка. – Какие новости?
Виктор швырнул шлемофон на стол, плюхнулся на лавку. Достал папиросы, но вонючий воздух землянки отбивал желание курить, саднило горло.
– Херовые новости, – буркнул он. – Звонили только что. По Коту нормально… уже ремонтируют, вечером прилетит. А вот Мишка… нету больше Камошни. Говорят, нашли, а он мертвый уже…
В землянке стало тихо. Рябченко стянул шлемофон, остальные и так были с непокрытыми головами.
– И по Соломину непонятно. Самолет нашли, а его нет. Ищут. Вот такие пироги с котятами…
В небольшую хатенку штаба набилось полковое руководство, и в тесном помещении стало не продохнуть. Сперва было просто тепло, потом душно, теперь и вовсе жарко. Стояли и, обливаясь потом, слушали начальство. Сидеть не хватило бы ни стульев, ни места.
– «Илы» будут работать здесь, – Марков тыкал карандашом в карту, – их прикроют «Яки» из шестьсот одиннадцатого, а наша задача – заблокировать аэродром вот здесь. Время блокирования – с десяти до десяти двадцати. Потом отход курсом сто двадцать, вот сюда, с тем, чтобы прикрыть штурмовики на отходе. Товарищ Саблин, это задача вашей эскадрильи.
Начштаба долго рассказывал задачи каждой эскадрильи, дважды перечислил частоты для связи, четко разложил все по полочкам, но и утомил всех.
– Вопросы? – спросил он в конце своего монолога. Это «вопросы» прозвучало как «аминь».
– Разрешите, товарищ майор! – Саблин дождался шубинского кивка и продолжил: – Я хотел бы узнать, как продвигаются поиски Соломина?
– Мы проверили ближайшие госпиталя, – ответил Марков, – проверили место падения, опросили свидетелей из местных. Его нигде нет. Полагаю, что искать дальше бессмысленно.
– Я уже знаю, что если меня собьют, то в полку не почешутся, – вскипел Саблин. – Отписали похоронку, внесли в приказ, и все! Помер Максим, да и хер с ним?
– Да как вы… – Лысина у Маркова побагровела.
– Разговорчики! – прикрикнул Шубин и припечатал: – Саблин прав! Соломина будем искать и найдем!
Выходя из штаба, Виктор столкнулся с Ольгой. Последние три дня ее сильно изменили. Она словно выцвела, осунулась, постарела и стала похожа на призрак с серым лицом и красными выплаканными глазами.
– Про Лешу моего ничего не слышно? – с затаенной надеждой спросила она.
– Пока тихо, – вздохнул Виктор, – но мы найдем. Видимо, сидит где-то. Задержали до выяснения…
Она недоверчиво кивнула, и Виктор, избегая лишних вопросов и неизбежных слез, поспешил к своей машине…
…Аэродром был пуст. Не взлетали, взметая с полосы пыль, быстрые «мессера», не носился по стоянкам перепуганный технический люд. Не было ничего. Капониры, лоснящиеся черноземом, были пусты, никто не копошился у серых, дощатых лачуг, заменявших вспомогательные строения. Лишь эти капониры да разбитая до черноты взлетная полоса говорили, что это именно аэродром. И похоже, он был брошен.
