Александр Антонов - Распущенные знамёна
До Босфора оставался час ходу, когда сигнальщик заметил справа по курсу два дыма.
«Русские миноносцы, — Аккерман опустил бинокль, — Значит, поблизости находится более мощный корабль, а то и несколько. Рано он, выходит, стал потешаться над русскими – они приготовили для них с Вальтером ловушку. Вот только успеют ли они её захлопнуть? От эсминцев мы отобьёмся, а до проливов уже рукой подать!»
Видимо, командиры русских кораблей думали схоже, потому что эсминцы, оба два, дружно встали на курс торпедной атаки. Пришлось открыть заградительный огонь, выполнить маневр уклонения от торпед и, как итог, потерять толику драгоценного времени. Правда, русским задержка влетела, как у них принято говорить, «в копеечку»: один эсминец задымил и под прикрытием другого спешил покинуть поле боя.
«Эти больше не сунутся, — злорадно подумал Аккерман. — Было бы время – утопил бы и подранка, и его товарища, но не судьба!»
— Просигнальте на «Бреслау»: пусть прибавит ход, — приказал Аккерман.
До входа в фарватер оставалось совсем немного, когда, к ужасу германских моряков, стало очевидно, что туда же наперерез их курсу спешит русский линкор.
«Колчак» шёл на форсированном режиме. Берсенев понимал, что для машин это обернётся как минимум ремонтом, но упустить «Гебен» не имел права. Когда с дальномера доложили, что дистанция для дальнобойных орудий выбрана, Берсенев одновременно вслед за командой «Открыть стрельбу!» отдал команду выйти из форсированного режима.
«Не успели!» – с тоской подумал Аккерман, видя, что разрывы от залпа носовой башни русского линкора легли точно по курсу. Он приказал взять вправо, чтобы сбить вражеских артиллеристов с прицела. Однако «Бреслау» этот маневр не повторил и оказался на линии огня, за что и поплатился.
Вторым залпом русские накрыли крейсер. Сначала Аккерману показалось, что Вальтер отделался на этот раз лёгким испугом. Но вот «Бреслау» замедлил ход, и стало очевидно, что у меньшего брата «Гебена» серьёзные проблемы. Меж тем русский линкор подошёл к германским крейсерам на расстояние выстрела орудий сверхтяжёлого калибра. Средние башни линкора выстрелили в шесть стволов и на глазах поражённого Аккермана несчастный «Бреслау», который после потери хода превратился в статичную мишень, развалился на куски и уже в таком нетоварном виде пошёл ко дну.
Капитана цур зее охватило отчаяние. Лучше бы он остался там, у Бургаса, и принял бой с четырьмя старыми броненосцами и с таким же количеством эсминцев, чем оказался нос к носу с новейшим русским линкором. О корабле, названном в честь бывшего командующего русским Черноморским флотом, Аккерман до этого времени только слышал, и вот теперь увидел – в первый и, очевидно, в последний раз.
С трудом подавив огромное желание бросить барахтающихся в воде моряков с «Бреслау» – желание, продиктованное не столько страхом, сколько здравым смыслом – Аккерман отдал приказ застопорить ход и спустить шлюпки. «Вместе погибнем или вместе спасёмся, — думал моряк. — Умереть с честью лучше, чем жить с позором!»
Пушки левого борта «Гебена» открыли огонь по русскому линкору. Однако тот на огонь не ответил, продолжая следовать ко входу в фарватер, чтобы развеять у германских моряков последнюю надежду на спасение. Одновременно русские передали послание своего командира: «Предлагаю задробить огонь на полчаса, для того, чтобы вы успели закончить спасательную операцию».
Аккерману некогда было удивляться такому благородству, он просто приказал прекратить огонь.
Через полчаса Аккерман вместе с чудесным образом спасшимся Кёттнером угрюмо наблюдал за происходящими на море событиями. Русский линкор окончательно перекрыл вход в фарватер. Три эсминца, образовав полукольцо, перекрывали остальные направления. Четвёртый эсминец, повреждённый ранее огнём с «Гебена», виднелся чуть в стороне.
— Если кто и выиграл от русского благородства, — с горькой усмешкой заметил Кёттнер, так это их командир. Весь его флот находится теперь вне досягаемости наших орудий. Его же дальнобойная артиллерия накроет нас при первой же попытке двинуться с места.
— Зато, Вальтер, ты стоишь рядом со мной на мостике, а не кормишь здешних рыб, — рассудительно заметил Аккерман.
— Лучше бы я кормил рыб, а ты бы проходил сейчас Босфор! — воскликнул Кёттнер.
— Что теперь об этом говорить, — пожал плечами Аккерман, — что сделано, то сделано. Скажи лучше, почему турки не прислали нам в подмогу ни одного корабля, ты ведь тоже пытался с ними связаться?
— И неоднократно! — подтвердил Кёттнер. — Но ответа так и не получил.
В это время к ним подошёл вахтенный офицер и протянул Аккерману бланк телеграммы. Тот прочёл и передал бланк Кёттнеру.
— Значит, турки вышли из войны, — сказал тот, закончив читать. — Теперь понятно, почему они не стали нам помогать.
Вновь подошёл вахтенный офицер.
— Русские подняли сигнал, — доложил он. — Требуют спустить флаг. Дают час на размышление.
— Весьма разумное требование с их стороны, — Кёттнер повернулся к Аккерману: – Что ты намерен делать?
Вместо ответа Аккерман отдал приказ вахтенному офицеру: – Спускайте шлюпки и готовьте корабль к подрыву!
«Германцы спустили шлюпки. Явно готовятся покинуть корабль. Будут взрывать? Чёрт их знает… Взрывом может накрыть шлюпки… Но топить всяко будут, а мне он нужен целым!»
Берсенев опустил бинокль и прикусил нижнюю губу. Мысль, видимо, заработала чётче, поскольку он сразу же подозвал старшего офицера.
— Валентин Петрович, распорядитесь поднять сигнал для «Гебена»: «В случае затопления корабля все шлюпки с командой будут уничтожены!»
Новиков был растерян.
— Но…
— Никаких «но»! — отрезал Берсенев. — Выполняйте приказ, товарищ капитан третьего ранга!
— Он не посмеет! — горячился Кёттнер.
— Может, и не посмеет, — задумчиво протянул Аккерман. — Но рисковать я не вправе. Поэтому старшие офицеры останутся на борту до взрыва. Топить шлюпки с матросами и младшими офицерами они точно не станут! Разумеется, — командир «Гебена» повернулся к Кёттнеру, — это касается только офицеров «Гебена».
— За кого ты меня принимаешь?! — возмутился Кёттнер.
Старшие офицеры в парадной форме выстроились на баке, чтобы их было видно в бинокли.
— Вот, чёрт!.. — пробормотал Новиков, и, оторвавшись от бинокля, кинул взгляд на Берсенева. Тот оставался внешне невозмутим.
— Прикажите шлюпкам отваливать! — распорядился Аккерман.
В это время к нему подбежал радист.
— Почему не в шлюпке? — прервал рапóрт радиста командир «Гебена».
— Срочная телеграмма из штаба флота, герр капитан цур зее! — доложил тот, протягивая бланк телеграммы.
По мере чтения лицо Аккермана покрыла смертельная бледность.
— Господа! — обратился он офицерам, которые смотрели на него с тревогой. — Кайзер отрёкся от престола! — Голос его сорвался, но он сумел совладать с собой. — Государства, которому мы присягали, больше не существует. Поэтому умирать нам не за что. Верните экипаж на борт, — приказал Аккерман старшему офицеру, и спустите флаг, мы сдаёмся!
— Вот чёрт!.. — совсем другим тоном повторил недавнюю фразу Новиков, видя, как сползает с мачты флаг кайзеровской Германии.
Он снова посмотрел на командира. Тот и теперь был невозмутим.
«Стал бы он топить шлюпки, взорви германцы корабль? — подумал старший офицер. — Поди теперь, узнай!»
Глава одиннадцатая
В отеле «У коменданта» нынче было шумно. По случаю победоносного для русского оружия окончания Великой войны (она же Империалистическая, она же Вторая Отечественная, она же Первая Мировая), нынешним днём в Георгиевском зале Зимнего дворца состоялось первое в истории советского правительства вручение наград. Нелёгкую ношу (в Зимний дворец для получения наград были приглашены 122 награждённых!) взвалил на свои плечи лично Председатель Совнаркома Ульянов (Ленин), поскольку Председатель ВЦИК Мария Спиридонова, в силу своей более чем заметной беременности была от этой процедуры освобождена. В течение нескольких часов Владимир Ильич крепил к мундирам и пиджакам и привычные глазу обывателя Георгиевские кресты, и пока ещё экзотические ордена Боевого Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и Орден Почёта, вручал наградное оружие.
На состоявшемся после церемонии награждения лёгком фуршете (всё-таки страна испытывала определённые трудности, и шиковать в такой ситуации сочли неверным) Георгиевские кресты 1-й степени можно было наблюдать на мундирах генералов армии Брусилова и Духонина; ордена Боевого Красного Знамени украсили френч товарища Сталина и мундиры генерал-полковников Фрунзе и Абрамова, генерал-лейтенантов Тухачевского и Жехорского, контр-адмирала Берсенева; Орден Трудового Красного Знамени красиво смотрелся на лацкане пиджаков Главного авиаконструктора России Сикорского и председателя ВОК Ежова; Орден Красной Звезды тускло отсвечивал на мундирах сразу трёх полковников: Кравченко, Бокия и Абрамовой.
