Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф
— Впрочем, другого я и не ждал, — буркнул шеф, отодвигая в сторону Скифа охотничий трофей. — Полезного — ноль, зато масса приключений: амнезия, драки с разбойниками, скачки, пляски, красотки…
— Плясок не было, Пал Нилыч, — уточнил Скиф. — Были песни.
— А, эти их заклинания? Ну-ну…
— Не заклинания, просто песни. Но говорилось, что есть среди амазонок женщины, Видящие Суть, которые владеют настоящей магией. Они способны защищаться от ару-интанов и защитить других. Сийя объясняла, что ни одна из ее девушек не станет сену, потому что…
Сарагоса небрежно махнул рукой.
— Ха, настоящая магия! Ты о чем это, парень? Ты толковал мне про ару-интанов, сену и шинкасов — то бишь о демонах, рабах да бандитах-работорговцах. Вот и все! Примитивный мир, наивное колдовство! Что в нем толку, э?
— А Доктор — разве не колдовство? — возразил Скиф. Сделал он это из чистого упрямства, так как, по большому счету, истина была на стороне шефа. Действительно, что толку в заклятиях против демонов? Кому они нужны — и эти мифические демоны, и заклятия? Вот если б он принес ветвь с дурманного дерева падда…
— Доктор — человек с паранормальными способностями, — тем временем пояснил Сарагоса. — Доктор — это реальность, Скиф. Его, к примеру, можно увидеть и даже пощупать… А ты видел этих демонов да рабов? Ты знаешь, какие они? Ты разведал, что стоит за всеми этими баснями? При чем тут, скажем, золотые деревья? И запах?
— Нет. — Скиф привычным жестом коснулся виска, поправил светлую прядь. — Но сену не рабы, Пал Нилыч. Я тоже сперва так решил, аналогия напрашивалась сама собой… Но у них там, в Амм Хаммате, и слова-то такого нет — рабы… Сийя называла их по-другому — лишенными душ, живыми покойниками…
— Живыми покойниками… х-м-м! Зомби, что ли? — В голосе Сарагосы вдруг послышалось любопытство.
«Чего это он покойниками заинтересовался?» — промелькнуло у Скифа в голове. Он на мгновение прикрыл глаза, увидев озаренную ярким солнцем морскую гладь, волны, набегавшие на серый песок прибрежной отмели и раскачивающие мертвое тело.
— Зомби? Черт их знает! — пробормотал он. — Мне ведь попался только один, да и тот был не живым покойником, а самым натуральным трупом. Чернокожий гребец, прикованный к скамье… И я его не разглядывал, Пал Нилыч.
— А зря! Может, и высмотрел бы что интересное. — Сарагоса, откинув голову, полюбовался очередным дымным колечком и, словно принюхиваясь, втянул ноздрями воздух. Видно, аромат крепкого табака навел его на новую мысль. Хмыкнув, он задумчиво произнес: — Вот эти твои деревья и запах… да еще купола в рощах… Пожалуй, тут что-то есть! Что-то есть! — Он резко взмахнул трубкой, роняя искры на полированную столешницу. — Ну, со временем выясним! Раз уж Доктор проложил туда дорожку, она не зарастет!
Не зарастет! — колоколом отозвалось где-то у Скифа в груди. Не зарастет! Во имя пятого ребра шайкала и святого Хараны! Он вдруг почувствовал, как невесомые волосы Сийи коснулись его лба, как пальцы ее с твердыми валиками мозолей гладят его щеку, и, торопясь избавиться от наваждения, сказал:
— Насчет запаха, Пал Нилыч… Запах-то показался мне знакомым! Будто бы… — Он сделал паузу и нахмурился, припоминая.
— Будто бы?.. — с вопросительной интонацией поторопил шеф, но голова Скифа отрицательно качнулась. Воспоминание ускользало от него, как юркая рыбка в быстрой воде; он был уверен, что запах дурманных деревьев ему знаком и что однажды ему припомнилось, где и когда он с ним повстречался. Но вдруг нахлынул нежный горьковатый аромат, ударил в голову, спутал мысли, смешал их, будто ветер в степи… Так пахла кожа Сийи, и Скиф почувствовал, что в этот миг не сможет вообразить иного запаха.
Похоже, Сарагоса догадался, что от его инструктора толку сейчас немного. Притушив трубку, он тщательно выколотил ее в большую мраморную пепельницу, затем, словно подводя итог беседе, ткнул чубуком рекордер. Зеленый огонек погас.
— Ну, давай-ка отставим демонов, заклятия и прекрасных дам и перейдем к делам серьезным… — Шеф значительно поиграл бровями, и Скифу сделалось ясно, что теперь начнется главное — то, ради чего была назначена эта встреча в тихой просторной квартире Августа Мозеля, бездельника и сибарита. Он не имел понятия, о чем пойдет разговор, ибо главными делами ему все еще казались столь внезапно прерванное странствие в Амм Хаммат, возможные претензии клиента и разлука с пепельнокудрой Сийей, царицей его амм-хамматских грез. Особенно последнее — пожалуй, впервые за восемь или десять лет он испытывал такую томительную, не отпускавшую ни на минуту тоску по женщине. Не это ли звалось любовью? «Я буду луком,, а ты — стрелой…» — припомнилось ему, и, возвращаясь к реальности, Скиф глубоко вздохнул.
Однако любопытство его тоже не дремало, и потому он, навострив уши, принялся искоса разглядывать сосредоточенную физиономию шефа. Он надеялся, что сейчас, быть может, ему откроется краешек загадки — тот самый секрет, о коем он размышлял во время недавних странствий в Амм Хаммате, тайна фирмы «Сэйф Сэйв», ее странных клиентов и странных сотрудников, среди которых сам Скиф, инструктор за номером ноль-пять, числился уже три недели. Он словно бы ждал чуда, и это ощущение, тревожное и острое, вдруг затопило его, изгнав ненадолго амм-хамматские миражи.
Сарагоса, неторопливо набивая трубку, сказал:
— Хочу порасспросить тебя кое о чем… Помнишь, ты говорил о предчувствии всяких бед? Словно бог с жалом змеи…
— …стоит за твоим плечом, — закончил Скиф, испытывая легкое разочарование: сейчас он с ббльшим удовольствием потолковал бы об иных материях. — Да, помню. A'xap а'на ритайра ден кро… Харана!
— Да, Харана… Но мы называем это иначе: дар дайнджера, предвидение опасности.
Шеф произнес это «мы» легко и небрежно, так что Скифу оставалось лишь догадываться, о ком идет речь: не то о самом Сарагосе и Докторе — главных фигурах в фирме «Спасение», не то обо всем ее необычном персонале, включая пожилого умельца дядю Колю, не то об иных загадочных личностях, ему пока неизвестных. Но шеф продолжал говорить, и времени для раздумий не оставалось.
— Тебя дважды ранили, и оба раза ты чувствовал звон в ушах… или что там к тебе приходит… За какое время? Я имею в виду, за какое время до события?
Скиф машинально потер шрам на предплечье.
— Трудно сказать, Пал Нилыч. В тайге, пожалуй, было предчувствие задень… и всплеск, мощный всплеск в последние секунды, перед тем, как зек с заточкой бросился на меня. Во время таиландской операции в висках гудело суток за двое — здорово гудело, словно колокол гремел. Ну и еще, когда я решился уйти…
— Демобилизоваться? — уточнил Сарагоса.
— Да. Постоянное давление тут и тут. — Скиф коснулся виска и затылка. — Больше месяца, Пал Нилыч.
— А как сейчас? Здесь, дома, и в Амм Хаммате?
— Все нормально.
— Нормально, х-м-м… — Сарагоса покивал головой, машинально разгладил пальцем лохматые брови и спросил: — Еще случаи были?
— Были. Ударит, громыхнет — ну, значит, надо поостеречься. А через день-другой припоминаешь: пригнулся вовремя — пуля в небо ушла, отскочил — осколок рядом свистнул, остановился, прилег — на мину не наступил. Раз в Заире…
— Обойдемся без армейских воспоминаний, — отрубил Сарагоса. — Ясно, что твой дар Божий за пару дней стрекочет по-тихому из пулемета, а коль беда на носу, бьет из главного калибра. То есть, как говорят специалисты, наблюдается резонанс перед самым печальным событием… Ну, все, как в прочих случаях, не больше, но и не меньше. — Он устремил взгляд на широкий шведский тесак, висевший на стене между двух прихотливо изогнутых малайских крисов, и Скиф не решился спросить, что это за «прочие случаи». Вдруг Сарагоса резко повернулся к нему.
— А случалось ли тебе предчувствовать чужие беды? Ну, неприятности с родителями, с товарищами по службе? Их ранения, смерть? Про других Харана этот тебе когда-нибудь звонил?
«Что ему дался Харана!» — подумал Скиф, отрицательно покачивая головой. Нет, про чужие горести бог с жалом змеи ему не сообщал — даже тогда, когда дело касалось самых близких людей. Как-то отец в одной из своих бесчисленных экспедиций сломал ногу и двое суток ползком добирался до базового лагеря — голодный, одинокий, затерянный в болотах таймырской тундры… Скифу тогда уже стукнуло двадцать, он учился на четвертом курсе, и странный дар, еще не называвшийся в те времена Хараной, для него секретом не был. Однако в случае с отцом его не посещали никакие предчувствия… Быть может, у Карчева-старшего имелся свой ангел-хранитель, что-то наподобие Хараны? Ведь он в конце концов выполз из тех проклятых болот… Скифу как-то не приходило в голову порасспросить его об этом. Он снова покачал головой и сказал:
— Нет, Пал Нилыч, другим я пророчить не могу. Ни беды, ни счастья! Мои предчувствия… они… — он замялся, пытаясь сформулировать мысль, — они сугубо личное дело… индивидуальное, так сказать.
