Юрий Гулин - Кодекс звезды
— Папка, а я нашу новую квартиру разглядела! — похвасталась Машаня.
— Молодец! — похвалили Жехорский, хотя прекрасно понимал: привирает. Нет, саму стройку в начале Кутузовского проспекта отсюда рассмотреть, да ещё в бинокль, конечно можно, но чтобы квартиру…
— Папка… — голос Анны-Марии чуть заметно дрогнул. — А мама любила здесь бывать?
Жехорский привлёк дочь, и та сразу к нему прильнула.
— Честно говоря, не знаю. — Жехорский невольно кинул взгляд на золотые купола Новодевичьего монастыря. — Боюсь, что она вообще про это место не знала. Мы ведь, когда её не стало, в Петрограде жили.
Какое-то время они стояли молча, любуясь открывающимся видом. Потом Машаня спросила:
— Папка, ты не знаешь, зачем по лесу геодезисты шастают?
— Если ты имеешь в виду тех, что попались нам по дороге сюда — знаю, — улыбнулся Жехорский. — Они площадку под строительство университета намечают.
— В Москве собираются строить ещё один университет? — удивилась Машаня.
— Нет, мы просто собираемся вынести существующий университет за пределы Садового кольца, — пояснил Жехорский. — Это место — одно из трёх возможных, куда он может быть перенесён.
— Хорошо бы — сюда, — мечтательно произнесла Машаня. — Я бы здесь училась…
— А вот это точно нет, — огорчил дочь Жехорский. — Строительство начнётся не скоро, и к тому времени, когда оно завершится, ты уже закончишь учёбу в университете.
— Жаль, — вздохнула Машаня. Потом как-то странно посмотрела на отца. — Можно, я у тебя спрошу?
— Спрашивай, — разрешил Жехорский.
— Правда, что ты пишешь все указы, а Вавилов их только подписывает?
— Откуда ты извлекла подобную глупость? — удивился Жехорский.
— Из Жанки Коганович! — рассмеялась Машаня. — Она меня ещё «кардинальшей» дразнит. Сказать, почему?
— Не надо, — отказался Жехорский.
О том, что заместитель председателя Государственного Транспортного Комитета СССР (ГТК) коммунист Лазарь Коганович в числе прочих недоброжелателей за глаза называет его «серым кардиналом» при Президенте СССР, ему было известно.
— Права твоя Жанка только в одном. — Жехорский взглянул на дочь. — Составлением текста указов занимается не один Президент. Для этого у него есть большая группа помощников, и я среди них. Но подписывает указы Николай Иванович сам, никто в это время у него за спиной не стоит, и уж тем более рукой его не водит. Усекла?
— Усекла! — кивнула Машаня.
— И давай-ка ты Жанку поменьше слушай, — посоветовал Жехорский.
— Так я и не хочу слушать, — вздохнула Машаня, — да приходится: она ведь за соседней партой сидит. Папка, ответь, почему её отец на тебя так сердит, вы ведь одно дело делаете?
— А с чего ты взяла, что он сердит на меня? — удивился Жехорский. — Нет, дочь, это он на себя сердит. Не понимает в полной мере Лазарь Моисеевич того дела, которое делает, а впотьмах-то работать кому уютно? Вот и сердится. А поскольку признавать этого не хочет, то и ищет виноватых вокруг себя. Не было бы меня, нашёл бы кого другого.
— А заменить его разве нельзя? — спросила Машаня.
— Вот вырастешь, выучишься и заменишь! — отшутился Жехорский. Потом решил сменить тему разговора: — Ответь-ка мне вот на какой вопрос, — обратился он к Машане, — что ты думаешь о Соединённых Штатах Америки?
— Это наш самый большой торговый партнёр и самый непримиримый идеологический противник! — не задумываясь, выпалила Машаня.
— Молодец, вызубрила, — похвалил Жехорский, — и в чём эта самая непримиримость состоит?
— В том, что у американцев на первом месте стоит жажда наживы, а у нас — жажда знаний. Папка, кончай меня экзаменовать!
— Уже кончил, — поспешил успокоить дочь Жехорский. — Тем более что ответила ты верно. То, что американцы — безусловно, великая нация — попутали приоритеты и поставили наживу впереди знаний — это их большая тактическая ошибка. Заметь, дочь, тактическая! А вот в стратегии мы с ними почти во всём совпадаем. И у нас, и у них основным государственным приоритетом является Кодекс Звезды.
— Кодекс Звезды? — удивилась Машаня. — Никогда не слышала…
— И ни от кого, кроме меня, не услышишь, — подмигнул дочери Жехорский, — потому что я его сам придумал.
— Расскажи! — попросила Машаня.
— Да там всё очень просто. Я имею в виду, Кодекс Звезды очень прост: светить всем!
— И это всё? — удивилась Машаня.
— А чего больше-то? В переложении на государство это означает предоставление равных прав и свобод всем, в этом государстве рождённым, всем без исключения!
Машаня задумалась, потом в сомнении покачала головой:
— Но ведь и у них — я имею в виду негров — и, если присмотреться, у нас, существует неравенство. Откуда оно в таком случае берётся?
— Вот! — поднял палец к небу Жехорский. — Откуда неравенство… Я ведь не зря давеча сказал «рождённый». Человек под Кодексом Звезды рождается свободным. Свободу он начинает терять потом. Против воли: из-за цвета кожи, классовой принадлежности, и т. п. Или добровольно: в основном, из-за лени, хотя тут можно долго спорить, и найти, в конце концов, ещё тысячи причин.
Но главная причина неравенства состоит в ненадлежащем исполнении основного закона государства, если этот закон соответствует Кодексу Звезды.
Машаня разочарованно вздохнула.
— Папка, я, честно говоря, не улавливаю разницу: с Кодексом Звезды, без Кодекса Звезды, если потом всё равно найдутся те, кто всё испортит.
— Не скажи, — покачал головой Жехорский. — Под Кодексом Звезды всегда остаётся шанс, что всё когда-нибудь наладится, а без него — полная безнадёга. Простой пример. Ты знаешь, что такое фашизм?
— Ну, да — не очень уверенно ответила Машаня. — В Италии, и, кажется, в Германии…
— Добавь сюда ещё Японию, — посоветовал Жехорский. — там, если не по названию, то по сути, то же самое. А именно: превосходство одной расы над другими, неприятие всякого инакомыслия, идолопоклонничество и прочие антидемократические «прелести». О причинах возникновения этой плесени на теле человечества много говорить не буду, скажу только: они есть, они объективны, в них надо разбираться, чтобы они не возникали впредь.
— Но пока эта, как ты её называешь, плесень, только распространяется, или я не права?
; — Права, дочь, права, — вздохнул Жехорский. — И, к сожалению, пик мощи фашизма ещё впереди. Но потом будет — и это неизбежно! — падение в пропасть. Жаль только, что эта «эпидемия» будет стоить человечеству миллионов жизней…
— Почему миллионов? — испугалась Машаня.
Жехорский опомнился. Как он сподобился втюхивать четырнадцатилетнему подростку мысли, до понимания которых не доросли многие весьма учёные дяди и тёти? Потому Жехорский постарался улыбнуться как можно беззаботнее.
— Я разве сказал «миллионов»? Извини, увлёкся. Всё это, дочь, не более чем теория, которую тебе лучше всего выкинуть из головы, потому что практика, вот увидишь, покажет совершенно иное! Ладно, давай полюбуемся ещё немного панорамой, да поедем домой. Не забывай, тебе завтра в школу!
МГУВстречу Президента со студентами и преподавателями Московского Государственного Университета пора было закачивать. Николай Иванович Вавилов второй час отвечал на вопросы аудитории, и было заметно, что он устал. Жехорский подал знак ведущему, и тот объявил:
— Ещё один вопрос и на этом будем закругляться!
Совершенно неожиданно это объявление послужило поводом для небольшого инцидента. В то время как большинство желающих задать вопрос Президенту понуро потянулись к своим местам, одна девушка решительно вышла вперёд, оттеснив стоявшего перед установленным в зале микрофоном юношу.
— Извини, но для меня это очень важно! — твёрдо сказала она.
Растерявшийся поначалу юноша попытался восстановить утраченный статус-кво.
— Для меня тоже очень важно, — заявил он, — к тому же я стоял первым!
Юноша попытался аккуратно оттеснить захватчицу от микрофона, но та, упрямо закусив губу, позицию не сдавала. В зале зашумели, послышались смешки. Ситуацию спас Вавилов, который обратился к юноше:
— Молодой человек, уступите девушке место, а я, со своей стороны, обещаю ответить и на ваш вопрос тоже.
После того, как порядок был восстановлен, ведущий предоставил девушке слово.
— Меня зовут Акгозель Мурадова, — Жехорский встрепенулся и стал присматриваться к девушке, — я студентка четвёртого курса филологического факультета.
— Я так понимаю, вы не москвичка, — сказал Вавилов, — откуда вы приехали?
— Из Туркестана, — ответила девушка, — из Амударьинского казачьего округа.
«Теперь понятно, почему я не сразу опознал в ней уроженку Туркестана, — подумал Жехорский. — Одежда, причёска — европейские, да и цвет кожи белее, чем у соотечественниц…»
