Андрей Смирнов - Рыцарь
Когда мы уже выезжали из ворот, Ги спохватился:
— Я кое-что забыл, — и развернул коня, — я вас догоню.
Но мы дальше не поехали, а стали ждать его перед замком. Когда наконец мой приятель вновь показался в проеме ворот, я заметил, что он вытирает лезвие меча тряпицей.
Я тяжело вздохнул:
— Ты все-таки его прирезал?
Тамплиер с улыбкой качнул головой. Я продолжал смотреть на него, ожидая продолжения.
— Если этот Бенедикт и впрямь задумает отомстить кому-нибудь из нас, вряд ли теперь он сможет это сделать. Денег у него больше нет… а оружие без больших пальцев рук держать не слишком-то удобно.
Нет слов.
— Впрочем, — продолжал Ги как ни в чем не бывало, — наследника он себе зачать все-таки сможет, потому как оскоплять его — как ты предлагал поначалу — я все ж не стал. Это ведь все-таки Европа, Андрэ, а не Палестина. Если мы выкинем здесь что-нибудь подобное, нас просто не поймут.
Глава четвертая
Вот уже четвертый день подряд копыта наших коней поднимали пыль с дорог Каталонии. Горы стали ниже, затем вовсе остались за нашими спинами.
Выяснилось, что Ги более-менее разбирает испанский язык, хотя и не так хорошо, как я. То, что я понимаю и даже сносно умею разговаривать на испанском, было для меня приятным открытием. В моем родном двадцатом веке я никаких языков, кроме родного русского, не знал, а в школе по английскому всегда имел твердую тройку. А Андрэ, оказывается, полиглот.
Мне стало интересно, где мой «предшественник» по телу успел выучить испанский язык. Улучив момент, когда ни Ги, ни его оруженосцев не было поблизости, я заговорил на эту тему с Тибо.
Тибо забеспокоился. Он вообще начинал беспокоиться и переживать, когда в силу обстоятельств речь заходила о моей потерянной памяти. В обычной жизни он об этом быстро забывал — привык, притерпелся к моему изменившемуся характеру — и вспоминать о последствиях поединка с де Бошем решительно не желал. Приходилось крепко наседать на него и прямо-таки вытягивать нужную информацию.
— Так это… — сообщил он мне наконец, почесав в затылке, — учитель ваш был испанец.
— Какой еще учитель?
— Которого батюшка ваш специально для вас с Жераром из Испании выписал. Они же, испанцы, народ такой… Военный. Шибко повоевать любят. Потому и доспехи и мечи изготовляют самые лучшие, и сами энтими мечами ловко махать умеют…
— Ааа… Учитель фехтования.
— Ну да, я про что и говорю, ваша милость! — торжествующе заключил Тибо.
Я только вздохнул.
Время от времени мы нагоняли других путников и расспрашивали, не знают ли они, где находится замок Альгарис. Выяснили, что замок этот находится на юге Каталонии. Наконец, хозяин постоялого двора, где мы остановились, выдал определенную информацию.
— Через три дня будете, — сообщил он. — Это во владениях графа Альфаро.
Одарил нас довольно недружелюбным взглядом и ушел.
Ги пожал плечами.
— Странные они какие-то, эти испанцы… — Он разрезал бараний бок, поданный хозяином к нашему столу, и впился зубами в сочное, приправленное чесноком мясо. — Фуф фы с фобой фафтанемся…
— Чего-чего?
Ги прожевал то, что было во рту, и повторил:
— Тут мы с тобой расстанемся, Андрэ. Под Сариньеной находится одно из наших командорств. Может, я там и останусь. А может, и нет. Посмотрим. Тебе со мной ехать резону нет никакого, а сообщить родственникам Родриго о его смерти ты и без меня, думаю, сможешь.
— Смогу.
— Я не знаю, на сколько там задержусь. Но, как выберусь, обязательно заеду к тебе. Ты ведь тоже не сразу с этой Анной обратно через Пиренеи отправишься? Она же, черт побери, дама… А дамы, — он сделал неопределенное движение пальцами, — копошиться любят. Но если ты все-таки обратно сразу поедешь и по дороге меня не встретишь — пошли весточку.
— Обязательно.
— И знаешь что: как разберешься с этой наследницей Родриго, возвращайся-ка обратно. Тут же война назревает, слышал? Я тут поговорил с одним доном… Собственно, война бы уже давно началась, если б один из приближенных эмира Альмансора не развернул против него свои войска…
— Хочет сам называться эмиром?
— Какое там… — Ги махнул рукой. — У эмира войска в десять раз больше. Никто не может понять, на что надеется этот мальчишка… Юсуф, кажется, его зовут… В переговоры он ни с кем не вступает, а командует своими людьми на редкость бездарно. Эмир его, конечно, раздавит, но на это потребуется некоторое время. Так что оборачивайся поскорее. К самой потехе приедешь.
Я покачал головой:
— Не могу. Я ведь дал Родриго слово, что прослежу, чтобы с Анной все было в порядке. Так что какое-то время придется пожить в Лангедоке.
Ги огорчился. Но данное слово (слово, которое один благородный человек дал другому благородному человеку) — это вещь серьезная.
* * *Мы расстались на перекрестке дорог. Ги поехал на запад, в Сариньену, я — дальше на юг, к замку Альгарис. Снова, как и в начале моего путешествия, в Лангедоке, я был один в незнакомой стране, без спутников и друзей. Только верный Тибо, мой пузатый Санчо Панса, следовал за мной.
По дороге я думал о племяннице Родриго. Как она выглядит? Сколько ей лет? Путешествие с приятной молодой девушкой может доставить немалое удовольствие. И я уже его предвкушал. Почему-то я был уверен, что родственница Родриго именно такова. Среди испанок много красавиц даже в низших сословиях, а уж среди благородных…
Без всяких приключений мы добрались до реки Эрбо и переправились через нее, наняв лодку в одной из прибрежных деревень. По пути я пытался расспросить о замке Альгарис и о его хозяйке, но не слишком успешно. Дорогу мне показывали, но не более. Местные жители, похоже, недолюбливали чужих и всячески уклонялись от разговора. Так думал я, пока не увидел замок… Вернее, развалины замка.
Его взяли штурмом. Причем относительно недавно: и года не прошло. Правая стена была полностью разрушена, две башни из четырех разбиты. Донжон дочерна обгорел. Я не стал лазать по руинам: ясно, что никого живого там не было, а все, чем побрезговали победители, наверняка растащили крестьяне из местной деревеньки.
А вот с ними я был не прочь потолковать.
Но они со мной — нет. Стоило мне задать вопрос о замке, как эти люди становились глухонемыми. И даже серебряная монета не могла развязать их языки.
Я так ничего и не выяснил, пока не наткнулся на араба, дом которого стоял в стороне от деревни. Араб был христианином, о чем красноречиво свидетельствовал железный крест, выставленный напоказ, поверх рубашки. Вообще, в Испании можно было встретить множество ему подобных — мавров, принявших христианство, или европейцев, перешедших в сарацинскую веру. За пять столетий беспрерывных войн тут все перемешалось…
— Этот пес разорил их, — вызывающе посмотрев на меня, процедил араб.
— Какой пес?
— В этих землях есть только один пес, кабальеро.
— И кто же он?
— Дон Альфаро де Кориньи, будь проклято его имя!
— Я вижу, ты его сильно ненавидишь.
Мой собеседник прищурился, как это умеют делать только арабы. На лице его отчетливо читались ярость и ненависть.
— Мой брат был человеком дона Яго Альгариса, — сказал он наконец. — Ему не посчастливилось — он остался в живых, когда этот дьявол взял замок.
— И что же стало с твоим братом?
— Его колесовали, как и других людей дона Яго. Так же поступили и с самим доном — да благословит Господь саму память об этом человеке!
Да, невеселая история.
— В замке жила благородная девушка, — сказал я. — Ее звали Анна. Что произошло с ней?
— Вы говорите о племяннице дона Яго, кабальеро?
— Да.
— Про то, что с ней стало, лучше и не спрашивать. Да покарает Господь этого дьявола Альфаро…
— Она мертва?
— Я не знаю, кабальеро. Ее увезли.
— Значит, она в замке Альфаро?
Араб оглянулся и осенил себя крестным знамением:
— Лучше не произносить лишний раз этого имени.
Я усмехнулся:
— Почему? Опасаешься, что он может услышать?
— Да, — с самым серьезным видом ответил этот человек. — Он колдун и сын Иблиса… то есть Сатаны. Говорят, его отец вызвал Сатану и подложил под него свою жену — и от того союза жена его и понесла…
Я снова усмехнулся.
Ну конечно, прямо от Сатаны… На следующий день после смерти Роберта де Вигуэ я услышал от торговки яблоками подробный рассказ о том, каким первоклассным колдуном был Роберт Волк и как он мог по желанию превращаться в волка или в птицу. Похоже, здесь было то же самое.
Видимо, сознание простого человека этой эпохи не допускало мысли, что тот или иной мерзавец может быть просто мерзавцем. Нет, он обязательно должен быть еще вероотступником и колдуном. Как же без этого…
