Дмитрий Янковский - Голос булата
Три масляных плошки освещали комнату мягким трепещущим светом, паренек снял перевязь и сбросил меч на стол, устало двинув плечами.
– Умаялся… – пожалела его девушка. – Тяжкий выдался день. Не мучай себя, давай спать ляжем. Погляди, какую нам постель застелили! Чай не тюфяк в пещере.
Микулка подошел к ней, ласково обнял за плечи и понял, что именно на нем отныне лежит ответственность защищать ее светлую красоту от всех бед этого дикого мира. Только нужно быть очень сильным, потому как чем больше в чем-то добра и света, тем яростнее Зло пытается растоптать, унизить, извести так, чтоб и в памяти не осталось. Даже Стрибог берег ее не так, как она хотела, значит ему нужно стать сильнее и лучше Бога.
Уже ложась, он впомнил слова Заряна: "Хоть ты и бестолковый на редкость, но и тебя любовь стороной не обойдет. Встретишь ты свою красу ненаглядную. Нечего зубы скалить, слушай, что старшие говорят! Не думай, что женщина ценит в мужчине только силу и храбрость, скорее наоборот. Хочется им видеть даже в самом лютом воине мягкость и нежность. Запомни, что рядом с девкой сила твоя не для удали, а для защиты. Так что хвост зазря не распускай, толку с этого мало. И еще одно. В любви самое главное – не обидеть. Тут понимание нужно…"
Легко сказать! Попробуй ты их пойми… Словно Боги творили женщин из другой глины, чем мужчин. Она сказала, что жить без него не хочет, а свадьбу не может справить по божески. Он ей предложил жить без свадьбы, думал утешить, она же чуть не обиделась… Прямо беда.
Он лег рядом с Дивой и прижался к ее горячему телу, голова сразу пошла кругом и он осторожно, как бы невзначай положил ладонь на ее плечо. Поворочался, словно устраиваясь удобней, и продвинул руку чуть ближе к упругой девичьей груди. Его снова начало колотить крупной дрожью, а девушка лежала не шевелясь, словно… Словно не хотела перечить.
Микулка открыл глаза и попытался дышать спокойнее. Получилось плохо, воздуха в груди не хватало. Великие Боги! Что-то не так… Не обидеть? Что-то для нее связано с обрядом у идола Лели, что-то важное, по всему видать, более важное, чем для всех других девок на свете. Защитить? Кто бы мог подумать, что придется защищать любимую от самого себя!
Он тихонько поднялся с постели, подошел к столу и решительно, чтоб не передумать, выдернул из ножен тускло блеснувший булат. Древний обычай… Паренек даже не помнил, от кого он услышал про это, но уж точно не от Заряна. Раньше, много раньше, наверно в тех сказках, что рассказывала ему мать. Он снова залез на постель, устроился поудобнее и положил между собою и Дивой меч. Все. Древний обычай. Граница. Межа. Пока не назовет ее женой перед ликом Лели, ночью между ними будет лежать отточенная сталь.
Странно, но он сразу почувствовал себя уверенней и спокойней. Не обидеть… Дива тоже расслабилась, повернулась на бок и нежно потерлась щекой о его плечо, так и уснула со счастливой улыбкой. Защитить…
Уснуть никак не получалось, тело затекло без движения, но паренек и не думал шевельнуться, боялся потревожить ее безмятежный сон. В эту ночь он почувствовал себя сильнее, чем в битве у разрушенной веси. Там он бил ворога, а тут победил сам себя.
Как-то Зарян говорил о запретах… Вроде бы после того, как наградил оплеухой, за чтение ночью. Да. Тогда он сказал, что именно запрет, а не что-то другое, отличает человека от зверя. Микулка улыбнулся и понял, что чувствовать себя человеком – приятно.
Время тянулось патокой, солнце катилось по подземному миру, скрывая свой живительный свет от людей. Не понятно было даже, минула полночь или нет. Любопытство и тревога не оставляли, в конце концов паренек не выдержал, тихонько слез с кровати, оделся, подхватил меч и закинув за спину ушедшее в ножны лезвие, вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.
Лестница быстро вывела его со второго поверха и распахнувшаяся настеж дверь выпустила в ночную прохладу. Но вместо ожидаемой тишины ночной Киев встретил молодого витязя нестройным хором самых различных звуков. Где-то жена встречала пришедшего из корчмы мужа, да так, что все собаки окрест исходились заливистым лаем, пытаясь заглушить звон посуды и крепкие удары ухватом. С одного края доносились пьяные песни рыбаков, а с другого мелодичные переливы гуслей, и над всем этим, словно завершающие движения гончара, доводящие кувшин до совершенства, разливались трели сверчков.
Микулка вышел с княжьего двора черным ходом, не желая привлекать излишнего внимания стражи и пологая дорожка повела его вниз, на Подол.
– Верно! – подбодрил его Голос. – Если хочешь узнать новости, то Подол для таких дел самое место. Правда ночью тут ходить для здоровия вредно, но зато выведать можно многое. Только меч припрячь, с ним ты как щенок в доспехе – сплошное несоответствие. В Киеве далеко не каждый муж с мечом и в сапогах, а у тебя, молодого, сразу и то, и другое.
Не смотря на позднюю ночь улицы не были совсем уж пустынны. Паренек зашел в проем меж домами и ругаясь пристроил оружие под рубахой ножнами вверх, чтоб если что, сподручнее было достать. Только вышел на свет, со спины сразу пристроились два мужика, шли шагах в десяти, медленно но упорно, а рожи не предвещали ничего доброго. По всему видать, приценивались к сапогам, но покупать собирались едва ли.
Паренек решил, что незнакомец со вторым Кладенцом не мог быть киевлянином, а если и был, приобрел меч недавно. Иначе Белоян бы давно почуял. Тоесть по любому это для Киева новость – либо новый человек явился, либо старого небыло-небыло, а нынче вернулся.
Да и вообще, не зная броду, в воду соваться не след! Прибыл в Киев, а ничего про сей град не ведает. Чем тут люд дышит, что говорят о князе новом и том, который был до него?
Помнится, Зарян баял, что самые лучшие новости на базаре и в корчме. Для базара чай поздновато, а вот в корчму зайти самое время. Правда с княжьего пира живот был полон, как кошель татя после удачного дела, но кружка квасу и эээ… половина утки еще бы влезли. Микулка с сожалением ощупал пояс – снова десятиалтынную бляху придется изводить. Зато хватит и на квас, и на утку, хотя тутошние цены могут быть выше, чем в весях, всеж таки стольный град.
Шаги сзади угрожающе приблизились и паренек пошел бодрее, не желая ввязываться в глупую свару. Он поискал глазами корчму и в конце улицы разглядел освещенные оконца – в своем доме в такой час зазря огонь палить не станут, видать там корчма и есть или что-то на нее шибко похожее.
Под гору идти было легко, только потемки мешали, а лужицы, полные звезд, так и норовили прыгнуть под ноги, грозя выпачкать новые сапоги. Позади задышали сипло, не привыкли к быстрому шагу, паренек презрительно сморщился и еще прибавил ходу. Тоже мне, тати… Того и гляди, попадают как утомленные кони.
Он дошел до низкой хатки, источавшей в ночь аппетитные запахи и толкнув тяжелую скрипучую дверь, вошел в густую дымную полутьму.
Народу было много, там и сям за столами сгрудились по пять-шесть человек, оживленно гутарили, тыкая друг в друга волосатыми пальцами. На тех, кто сидел меньшим числом, поглядывали неодобрительно, а одиночек откровенно сторонились. Микулка прислушался к говору, подумывая к кому бы подсесть, но тут его окликнули и он удивленно повернулся на голос, разглядев в полутьме за столиком необычную четверку.
– Гляди! – молвил длинноволосый витязь восхищенно блеснув глазами. – Да это никак Микула, тот что скачку по утру выиграл!
– Да не… – возразил огромный бородатый богатырь в широкой белой рубахе. – Чего ему тут шататься, он на пиру, небось Владимиру гм… пятки лижет.
– Волк прав… – спокойно кивнул третий. – Это Микулка.
– Если Ратибор сказал, – уверенно вставил четвертый, перед которым на столе лежала огромная сабля, – значит так и есть. У него глаз вдесятеро острее наших. Проходи, Микулка, садись. Негоже доброму молодцу в дверях простаивать.
Паренек неуверенно подошел и уселся на свободный краешек лавки.
– Отчего же не сесть, коль хорошие люди приглашают…
– Мне бы так хороших от плохих отличать. – саркастически усмехнулся тот, кого назвали Ратибором. – Еще бы лет двести прожил.
Нос у него был сломан в двух местах, а в теле, не смотря на скромный размер, чувствовалась застывшая скорость молнии.
На столе стоял добрый кувшин ола и несколько блюд с самой разной снедью.
– Да ты его не слушай. – отхлебнул из деревянной кружки длинноволосый Волк. – Это он не в духе. А когда в добром настрое, лучше нет собеседника.
Ратибор улыбнулся и махнул рукой.
– Льстит, зараза. Ладно, давай знакомиться. Это наш воевода, – кивнул он на бородатого великана, – Витимом кличут. Витим – Большая Чаша. Это от того, что малопьющий. Скока ни пьет, все ему мало.
