Вадим Полищук - Боевой расчет «попаданца»
— Трогай!
И успевает заскочить обратно в вагон еще до того, как машина отъезжает. Артиллерийская группа нашей дивизии расположилась между Придачей и Монастырщенкой. По одной батарее было выделено на прикрытие Чернавского и Вогрэсовского мостов. Сами мосты были взорваны еще три дня назад, а сунувшиеся на дамбу фрицы оставили на ней два подбитых танка и откатились обратно. Наши снаряды в основном идут туда. Отражая атаку немцев, а затем поддерживая десант в правобережную часть города, наши зенитчики серьезно истощили свой боезапас, вот мы его и пополняем.
Сорок минут туда, сорок обратно, двадцать минут на разгрузку, итого больше полутора часов. Полтора часа законного отдыха. Если кто-то стреляет, то кто-то должен грузить, вот мы как «безлошадные» и грузим, а у кого есть орудия, те стреляют.
— У меня руки скоро вытянутся до земли, как у гориллы.
Серега сползает по стене на пол вагона, вытягивая ноги в запыленных кирзовых сапогах. Ему никто не отвечает — устали все смертельно, даже на разговоры сил нет. Работаем вчетвером, Катерину я сразу прогнал.
— Тут ты только грыжу себе заработаешь, а тебе еще рожать.
Обиделась. А чего на правду обижаться? Надорвется она здесь на этих ящиках, таких, как она, на один ящик четверых надо, только под ногами будут путаться…
— Командир, командир!
Я распахиваю глаза. Рамиль осторожно трясет меня за плечо. Вот черт, кажется, незаметно заснул.
— Командир, машина пришла!
Вскидываю к глазам левую руку и вижу, что прошло уже почти два часа. Остальные, похоже, тоже дрыхли, и сейчас только поднимаются, потягиваются и приходят в себя. К распахнутой двери вагона уже подползает задний борт ЗиСа. Рамиль с Сашкой с грохотом откидывают борт, а мы с Дементьевым беремся за верхний ящик в штабеле.
— И-и-и, взяли!
Сорок один килограмм оттягивает руки и пригибает к доскам пола, тяжело пошел, второй должен пойти легче, а дальше опять будет становиться все тяжелее и тяжелее.
— Р-раз, два, взяли!
Сашка и Рамиль, в основном, конечно, Сашка, подхватывают следующий. Погрузка продолжается.
— Еще-е, взяли!
— Чем это от вас пахнет?
В темно-зеленых петлицах с красной окантовкой по одной «шпале» и эмблемы в виде щита с двумя перекрещенными за ним мечами. Такое впечатление, что спрашивающий сейчас достанет надушенный батистовый платочек и засунет в него свою носяру. Интересно, это неприязнь подследственного к следователю или извечный антагонизм между технической и гуманитарной интеллигенцией? Надушенного платочка у военного юриста не оказалось, пришлось ему и дальше нюхать распространяемое мною амбре. Аромат, конечно, не от Диора, а от Молотова. Хотя, насколько я знаю, сам Вячеслав Михайлович к его созданию никакого отношения не имеет. Но вот уже шестьдесят лет практически любая горючая жидкость, залитая в бутылки, носит его имя. Я к запаху уже принюхался и почти не замечаю его, а вот прокурорский морщится, непривычно ему. Ну ничего, потерпишь. Тогда на станции вонь куда как сильнее была, а все терпели. Мы уже завершали погрузку очередной машины, когда…
Ба-бах!!! Рвануло где-то совсем рядом, но от места взрыва нас отделяло несколько эшелонов, поэтому ударная волна ощущалась слабо. И сразу же над крышами вагонов взметнулось пламя и шапка густого маслянистого дыма белого цвета. Так могла гореть только какая-то химия. Рядом с нашим эшелоном стоит десяток цистерн, судя по всему, с бензином, дальше какой-то товарняк, надеюсь не со снарядами, а дальше полыхало пламя. Первым пришел в себя водитель ЗиСа — машина сорвалась с места и, громыхая незакрытым задним бортом, понеслась прочь от станции. Правильно, у него в кузове почти три тонны унитаров, а станция и так битком забита эшелонами со всякими огне— и взрывоопасными вещами.
— За мной!
Приземление на каменистую железнодорожную насыпь происходит довольно жестко, но на ногах удается удержаться. Подныриваю под сцепку между двумя цистернами, и сразу в нос бьет отвратительный запах горящей химии. Дернулся было пролезть под вагоны на другую сторону, но отшатнулся — с той стороны был просто огненный ад. Еще несколько минут, и займется этот эшелон, а рядом цистерны, а дальше вагоны со снарядами…
— Отцепляйте цистерны!
Народу набежало уже прилично, в том числе и мои орлы, но вытолкать весь состав им не под силу, а единственный маневровый паровоз неисправен и стоит без пара.
— Расцепляйте цистерны по одной!
А они на автосцепке! Приходится сначала прижимать цистерны друг к другу. Какой-то старший лейтенант ломом раздвигает соединительные муфты, и только потом удается откатить цистерну. Ее рама покрыта толстым слоем жирной гадости, состоящей из нефтепродуктов и осевшей на них пыли. Руки скользят, цистерна медленно набирает ход.
— Давай! Давай!
Бегом к следующей цистерне. Вонючий белый дым выворачивает наизнанку. Рядом со мной оказывается пехотинец с вещмешком и винтовкой за спиной, но без пилотки.
— Браток, не знаешь — что горит?
— Каэс, ее запах.
Горит целый вагон с бутылками КС, температура такая, что ближе десяти метров не подойти. Уже горят соседние вагоны, вот-вот загорится эшелон на соседнем пути.
— Давай! Давай!
Еще одна цистерна откатывается на безопасное расстояние. Вагон на соседнем пути уже горит, его пытаются тушить всем, что попадает под руку: водой, щебнем, железнодорожными тужурками и красноармейскими гимнастерками. Жар стягивает кожу.
— Давай! Давай!
Руки скользят по жирной гадости. Командир с двумя шпалами пытается командовать тушением пожара, но его мало кто слушает. Бегом обратно. На следующей цистерне слой гадости уже начинает плавиться и капать с рамы на пропитанную маслом землю. Оставаться на этой стороне невозможно, сматываюсь на противоположную.
Пожар захватывает новые вагоны, но и количество народу, принимающего участие в тушении, тоже растет, появились первые зачатки в организации. Страшно подумать, что будет, если пламя доберется до вагонов с боеприпасами. Откатываем товарные вагоны, КС успела прогореть, и дым становится черным, заодно и распространение пламени прекращается.
Короче, станцию отстояли, вагонов двадцать сгорело, не больше. Ожогов много было, но нашим повезло, обошлось, только запашок от нас шел… А еще меня волновал вопрос — чем руки отмыть? Смешно сидеть у еще дымящихся углей в десятке метров от вагона со снарядами и думать о чистоте рук! Как все-таки странно человек устроен. Или это защитная реакция на пережитую смертельную опасность. Меня, например, только минут через двадцать-тридцать трясти начинает. Так что терпите, товарищ военюрист, разговор, как я понимаю, нам предстоит долгий.
За трехчасовой разговор этот носатый выел большую часть моего ума. У меня самого шнобель не из маленьких, но я же не сую его во все дырки, тем более, если эти дырки в чужой голове. А этот сует, не стесняется. Никак не могу понять: то ли работа у него такая, и он ее добросовестно выполняет, то ли у него природная склонность к этим делам. Нарвался бы я на него год назад — он бы меня точно расколол, но сейчас я в местных реалиях уже пообтерся, на бытовых мелочах меня хрен поймаешь. Да и бабушкины рассказы о довоенной ленинградской жизни неожиданно помогли. Как выяснилось, носатый прокурорский в Ленинграде успел побывать и по центральным улицам пройтись. Но я-то по ним много лет ходил, благо центр города за последние сто лет практически не изменился, только названия некоторых улиц поменялись.
А ведь я у него даже не обвиняемым, а вроде как потерпевшим по делу прохожу. Начальство дивизионное решило дать делу ход и обратилось в гарнизонную прокуратуру. В суматохе боев про существование этой организации все забыли, а она, оказывается, есть и продолжает есть. И не только ест, но и дела расследует. Наше вот тоже, потому что вроде изменой Родине здесь не пахнет, так, одна часть у другой трактор отжала, почти бытовуха. Гаубичники в глухой отказ ушли, знать ничего не знают, ведать не ведают. Какой такой трактор-шмактор? Не на того, однако, напали.
— Повезло тебе, сержант, нашел я постового, который у вас документы проверял, не убили его, не ранили, и он вас вспомнил, времени немного прошло.
И не только милиционера он нашел, но и запись в журнале, куда записывали проходящую через мост технику. А там не только номер СТЗ, но и фамилия старлея осталась, теперь они не отвертятся. Но и наше слабое место он нашел — все ходил вокруг да около, как мы трактор обратно вернули? Но тут уже я уперся: встретили свой трактор на большой дороге, попросили вежливо его вернуть, и нам его отдали.
— Ну не верю я, что трактор вам просто так отдали! Не было такого на моей памяти, до стрельбы иной раз доходило.
— Так вы оружие наше проверьте, экспертизу проведите, мы из него последний раз стреляли пару месяцев назад.
