Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

На том и порешили. Допили взвар и разошлись спать. А поутру, чуть свет, рванули в город, утрясать наши проблемки и вопросики.

Для начала зашли в так называемую Сторожевую Башню, штаб Городской стражи города Норгенгорда и место, где проходила утренняя пересмена городских блюстителей правопорядка. Успели вовремя, и когда новая смена стражников вышла на патрулирование города, а старая отправилась на заслуженный отдых, я увидел того, кто, как мне показалось, нам подойдет. Потрепанный жизнью, около пятидесяти лет, сержант. Наверняка, ветеран армии. Но лицо не пропитое, одежда чистая и, что характерно, чувствуется — он не одинок и у него есть семья.

— Извините, сержант, — окликнул я его.

— Да, — он остановился, обернулся, и его мозолистая рука привычно легла на рукоять штатного армейского катцбальгера.

— У нас есть к вам дело.

— Если у вас проблема, — он кивнул в сторону Сторожевой Башни, — то обратитесь к дежурному, и он ее решит, а я уже сменился и мне недосуг.

— Проблем у нас нет, господин сержант, а интересуете именно вы.

— Ну–ка, ну–ка, — заинтересовался он. — Чем же это старый сержант Городской стражи Калин Тварда, заинтересовал дромов, шастающих по Норгенгорду с оружием?

— Может быть, пройдем для разговора в таверну? — я кивнул в сторону любимой забегаловки стражников «Щит Города».

— Пожалуй, — согласился сержант.

Когда мы расположились в основном зале таверны, он сразу же перешел к делу:

— Мне надо торопиться, парни, так что излагайте что хотели, по–быстрому.

— По вашему виду, — я кивнул на сержанта, — мы сделали вывод, что вы, сержант, опытный боец.

— Ха, — усмехнулся он. — Это так, но в охранники или наемники, а уж тем более в убийцы я не пойду.

— Нам нужен инструктор военного дела, а лучше два или три. Так сложилось, что хороших бойцов в городе сейчас нет, а нам надо готовить сорок мальчишек. Сами понимаете, сержант Тварда, война не на один год, и в будущем нужны будут воины, а не поэты.

— Специфика и дисциплины? — спросил сержант.

— Мечный бой, рукопашный, скрадывание, разведка, обращение с лошадьми. В общем, все, что вы только можете дать. Насколько мы знаем, в Городской страже служба сутки через двое, и если вы сможете уделять обучению мальчишек, в возрасте от десяти до восемнадцати лет, пятнадцать дней в месяц, оплату положим два империала.

— Не знаю, — засомневался он, однако предложение ему понравилось, — плата очень щедрая, но как к этому отнесется Тайная стража.

— Тайная стража отнесется с пониманием, — заверил я его.

— Ну, раз так, — сержант посмотрел на меня, протянул вперед ладонь и добавил: — Я уточню у тайных стражников, кто вы, а пока…

Что же, я догадливый, вынул из кошеля два новеньких империала, положил ему в ладонь и сказал:

— Это задаток за месяц вперед.

Деньги моментально исчезли, как и не было их никогда, а затем сержант встал и кивнул:

— Договорились. Ваш адрес?

Как и где нас найти, сержанту объяснили, и он, заметно повеселевший, отправился к себе домой. Как мне думается, порадовать супругу, которая, наверняка, частенько попиливает его насчет небольшого жалования стражника.

Следующая остановка городской рынок Норгенгорда. Здесь нет таких больших и специализированных магазинов как в столице. Но зато выбор побогаче будет. Все же изначально Норгенгорд город оружейников и северная твердыня герцогства. Опять–таки нет такого ажиотажа как в Штангорде. На весь рынок здесь только пять больших лавок. Однако каких? Самых лучших на весь край.

Мы шатались из одной лавки в другую, рассматривали мечи, сабли, палаши, ножи и кинжалы, арбалеты и луки, доспехи и щиты. Потом совещались между собой, составляли примерный список того, что нам надо, и остановились в одном месте, в лавке под названием «Северянин». Вот здесь мы скупились, так скупились и, видимо, даже, несмотря на военное время и повышенный спрос на все колюще–режущее и убивающе–защищающее, удивили продавцов. Впрочем, было чем удивить: тридцать арбалетов, десять кольчуг небольших размеров, двадцать ножей (еще десять взяли с тел бордзу в степи), десять щитов, тридцать степных сабель и много другого вооружения и амуниции по мелочи. Отдали больше сотни эльмайнорских дукатов, и обещались зайти еще, очень уж нам метательные ножи с утяжеленным острием понравились. Поэтому сделали на них заказ, сразу на сотню штук.

После того как покупки были отправлены к нам домой, мы уже никуда особо не торопились и, гуляя по рынку, просто приценивались к продуктам и одежде. Хорошо это, когда никуда не надо спешить. На душе спокойно, есть куда вернуться, есть чем заняться, а главное — в жизни появилась цель.

Как–то, в Штангорде еще, я услышал речи уличного философа–проповедника, рассказывающего людям о своей системе взглядов, стержень и основа которых принцип непротивления злу. Забавный человечек, и как это может быть, что зло, должно остаться безнаказанным? До сих пор не понимаю.

Конечно, этот философ говорил о том, что есть некая высшая справедливость, которая и покарает злого человека. Но по мне, так это полная чушь. Взять хоть тех же рахов, как пример. После всего того зла, что они посеяли в бывшем Дромском каганате, мы и есть для них высшая справедливость. Пусть, может быть, мы сгинем, так и не сумев что–то изменить и исправить. Но это будет в бою. Так говорит мое сердце. Так говорит моя душа. Так думает зверь во мне. И так должно быть. Хочется верить в победу, и мы в нее верим, но смерть принять готовы, если уж так случится.

Кстати, не только мы трое так думаем. Но и штангордцы, которые за свою родину дерутся, и даже разбили рахские войска под Стальгордом. Да и жрецы Белгора, помнится, как услышали речи того философа, так сразу его спеленали и, наверняка, на исправительные работы отправили. Чтобы не смущал умы граждан своей поганой придумкой. Оно ведь с этого все и начинается, я так думаю. Десять человек сплюнули и дальше пошли, а один вслушивается, смысл для себя ищет. За ним другой, третий, а там глядишь воевать–то с врагом и некому уже. Одни непротивленцы остались.

— Стой! — голос Курбата прервал мои размышления.

Я повернулся и увидел, как он ухватил за руку чумазого паренька лет пятнадцати. Понятно, уличный воришка–карманник попался. Между прочим, весьма вовремя. Пора нам на местных паханов выходить.

— Отпустите! — истошно закричал парнишка, и попытался вырваться, но от горбуна не сбежишь.

Наклонившись к нему, я резко вскинул перед ним пальцы веером, и прошипел в лицо, как учил Штенгель:

— Ша! Ты чего, паря, попутал? Совсем масти не различаешь? Под кем ходишь?

Паренек, услышав знакомые обертоны речи, успокоился, дергаться перестал и ответил:

— Под Косым хожу, он здесь за порядком среди братвы смотрит.

— Веди, разбор учинять будем.

— Да, вы чего, — воришка напрягся, — на вас узоров нет, одеты как все. Как вас отличить? Давайте краями разбежимся, я вас не видел, вы меня, а?

— Нет, паря. Веди к старшему. Разговор к нему есть.

— Так бы сразу и сказали, а то разбором пугаете, — ответил карманник, зыркнув из под бровей. — Пуганные мы, и не таких видали.

Хата местного пахана по кличке Косой находилась совсем рядом, небольшой глухой тупичок рядом с рынком, а в нем полуподвал. Мы спустились вниз и застали некрасивую картинку. Корявый мужик неопределенного возраста с сальными волосами и такой же одежде, прижал в углу молодую девчонку лет семнадцати и разрывал на ней одежду. Девчонка сопротивлялась и что–то кричала. Однако наверху ее никто не слышал. А здесь в подвальчике, кроме самого Косого, сидели за изгаженным столом два упырка. По виду бродяжки и попрошайки, которые с азартом подбадривали пахана. В том, что корявая морда, пытающаяся изнасиловать девушку, и был Косой, сомнений не было. Достаточно на его морду посмотреть.

— Э–э–э, — пробасил Курбат и, подскочив к Косому, одним резким рывком откинул его от девушки в сторону. — Ты чего творишь, падла?

Косой быстро вскочил на ноги и, вытирая кровь из рассеченной щеки, выдохнул:

— Вы попали, сопляки! Кто такие!?

— Про Кривого Руга слышал? — спросил я.

— Ну, — Косой принял некое подобие боевой стойки, а его шавки встали по бокам.

— Гну, — резко ответил я. — Мы из его банды. Будем жить в городе, пришли к тебе, посмотреть, что за человек. А ты беспредел творишь. Что за дела?

— Кривой Руг далеко, а у нас свои законы. Девка мне должна, и теперь отработает по полной.

— Сколько? — обернувшись, спросил я девушку.

— Три серебрянки, — потерянно ответила она, пытаясь прикрыться разодранным в клочья серым платьем. — Мы здесь наверху в каморке живем, беженцы. Заняли денег у него, — она кивнула в сторону Косого, — а отдавать нечем. Мы все вернем, — быстро затараторила она, — но позже, как отец вернется.