Роман Злотников - Генерал-адмирал. Война
— Приехали, ваше высочество.
Я отвлекся от воспоминаний и посмотрел в окно. Да уж, жиденько. А впрочем, чего ожидать-то? Чай, не
Москва и не Санкт-Петербург, а всего-навсего Вышний Волочек. Тысяч тридцать населения. Из них все, кто сумел добраться сюда, за десять километров от города, — здесь. А таковых немного. Лошади на «тракт» не допускаются, а автомобилей в Вышнем Волочке вряд ли больше сотни будет… Плюс с тысячу приглашенных, половина — журналисты. Хоть и великое событие — ну, по моему мнению, — а все ж в глуши.
Я выбрался из машины, опираясь на руку Севы, моего единственного охранника. С тех пор как в 1920-м, сразу после выборов, я покинул все официальные посты, от охраны отказался. И ушел я громко, заявив, что не верю в политическую систему, при которой все серьезные решения принимаются демагогами, доказавшими умение не столько делать дело, сколько красиво вещать во время предвыборной кампании, и принимаются эти решения не по мере возникновения необходимости в них, а в соответствии с графиком выборного цикла. Большинство населения до сих пор считало, что я был ярым противником Конституции и что Николай ввел ее наперекор воле своего одиозного дядюшки. Впрочем, это только добавляло племяннику популярности, чего я и добивался, если честно. Хотя в моем заявлении не было ни слова неправды…
В толпе журналистов зашебуршились, задергались, полыхнуло несколько магниевых вспышек.
— Ваше высочество! — заорал кто-то из толпы. — Ответьте на пару вопросов!
Я усмехнулся и двинулся к ним. Надо же, многие в «трансваалях», прижились тут наши штаны…
— Скажите, эта дорога останется вашим единственным предприятием в области дорожного строительства или вы планируете продолжить? — выкрикнул кто-то, едва я приблизился.
— Господа, наши демократические управители довели страну до ручки. У людей нет работы и нет возможности заработать себе и детям на кусок хлеба. Многие предприятия останавливаются, людей выбрасывают на улицу. Как можно в такой ситуации просто сидеть на деньгах? Конечно, мы будем продолжать. — Я говорил негромко, сберегая горло — оно с утра слегка побаливало…
Ну да, все верно — у нас кризис. Не Великая депрессия, конечно, но тоже не сахар. Безработица уже подскочила до десяти процентов трудоспособного населения и продолжает расти. Все как я Николаю и говорил. Правда, нам удалось продержаться после войны не пять лет, а почти одиннадцать, за это время экономика скакнула больше чем в два раза, а в страну иммигрировало более десяти миллионов человек — в основном из Германии, Франции, с Балкан. Из Германии приехало около четырех миллионов, я сам вывез порядка ста тысяч, лучших — химиков, технологов, металлургов, оптиков, судостроителей, инженеров, техников и прочих. Их руки и мозги в немалой степени и помогли нам так солидно подняться… Ну и ученых, естественно, я продолжил переманивать. Как немецких — Эйнштейна, Нернста, так и других. Бор, например, и Резерфорд тоже приехали с бо-ольшим удовольствием. Черт, аж зло берет, как вспомню, что в той истории, которую здесь знал только я, в эти годы авторитет только что образованного СССР лежал ниже плинтуса, и во многом именно поэтому с нами и торговать-то никто не хотел, не то что к нам переселяться. Наоборот, отсюда бежали. В революцию и последовавшее за этой трагедией время Россия потеряла гигантское количество выдающихся людей — авиаконструктора Сикорского, изобретателя телевидения Зворыкина, генетика Тимофеева-Ресовского, будущего Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева. Впрочем, потеря выдающихся умов — это еще не так страшно, Россия всегда была богата талантами. Страшнее, что уезжали миллионы простых людей, вследствие чего в СССР, государстве, на заре своего существования планировавшем приравнять смертную казнь к высылке за границу, власти в конце концов были вынуждены пойти на введение так называемых «выездных виз», то есть разрешения покинуть страну. Иначе она могла вообще остаться без граждан…
Да что там говорить, если приблизительно в это время, а даже еще и много позже основными противниками Красной армии, которая, как пели тогда, «от тайги до британских морей» была «всех сильней», считались так называемые «белофинны» и «белопо-ляки». Именно к войне с этими столь могучими врагами, на самом деле представлявшими собой всего лишь пару отделившихся провинций бывшей Российской империи, она мужественно и упорно готовилась. Ой, из какой же задницы пришлось выбираться моей стране, загнанной туда всеми этими строителями «светлого коммунистического завтра»… Слава богу, у нас тут сейчас дела обстояли прямо противоположным образом.
Авторитет России в настоящий момент был очень высок. Это до войны кое-кто из наиболее известных ученых мог себе позволить покривить губы в ответ на предложение поработать в России, а сейчас даже самые именитые считали честью такое предложение получить. Ну а условий, которые я обеспечил в своем Русском физическом институте, ни один университет мира создать не мог42. И место живописнейшее — куда там Швейцарии, и оборудование для исследований — ну что только душа пожелает, и университет рядышком, так что и студентов море. Более того, раз в год можешь отправиться в любой университет России, прочитать несколько лекций, пообщаться со студентами и троих самых толковых привезти к себе на полное обеспечение — будут у тебя в лаборатории трудиться и в местном университете доучиваться. А какие мастерские под боком! Черта лысого сделают — только скажи. И ведь что самое интересное: большинство немецких ученых тоже сюда, в Россию, поехали бы в той истории, которую я знал, не рухни мы тогда в революцию и гражданскую войну. Даже без подобных преференций поехали бы — уж больно грустно и голодно у них тогда в Германии было. Нет же — господа большевики и здесь нагадили…
Сейчас, вероятно, какая-то часть из тех десяти миллионов иммигрантов уедет обратно или вообще переберется куда-нибудь в САСШ или Восточную Азию и Индокитай. Но не слишком большая. Сейчас в мире везде тяжело. В Китае — война, а в Европе и САСШ положение не намного лучше. В Великую депрессию американцы пока не скатились, да и не факт, что скатятся, ибо существенная доля средств, с помощью которых и произошел «перегрев» экономики
САСШ и которые они заработали на поставках обеим воюющим сторонам, на этот раз до них не дошла. Ее заграбастали мы. Но все равно у них не лучше, чем у нас. Все то же — перепроизводство, падение спроса, безработица. Да еще и банды пошаливают. Каждую неделю газеты пишут об очередной перестрелке мафии с полицией. Ну да «сухой закон» у них там приняли точно так же, как и в той истории, что здесь знал только я. В общем, весело у них там сейчас… Поэтому я не думаю, что уедет больше десяти процентов. К тому же после падения правительства Пуриш-кевича, «воцарившегося» сразу после первых выборов в Думу и пробывшего премьером почти семь лет, новым главой правительства стал Сергей Банязин, блестящий экономист и социолог, в свое время окончивший Санкт-Петербургский университет благодаря моему Обществу вспомоществования в получении образования сиротам и детям из бедных семей. А он — парень умный и сумел выдвинуть очень приличную программу выхода из кризиса и дальнейшего развития, чем-то похожую на рузвельтовский «Новый курс». Вот и дороги строим… Так что есть шанс, что начнем выбираться. Я в эти дела не лез — макроэкономист из меня аховый, — но ситуацию отслеживал. Были у меня кое-какие планы на очередной экономический «выстрел». Вероятно, последний.
— А какие дороги вы планируете строить дальше?
Я пожал плечами:
— Сейчас совместно с Министерством путей сообщения прорабатываются перспективные маршруты. Как только определимся — известим общественность.
— Ваше высочество, — (этот голос мне не понравился, какой-то нагло-вальяжный), — а вы не собираетесь в связи с кризисом понизить плату за проезд по вашим дорогам? А то уж больно дорого для простого человека выходит…
— Платная дорога «Санкт-Петербург — Москва» — чисто коммерческое предприятие. Все просто: если я не верну свои деньги — не смогу начать новое предприятие. Поэтому цена за проезд точно рассчитана и тщательно выверена. — Я замолчал.
Но мой новый собеседник не угомонился:
— Так-таки не сможете?
Я наконец-то рассмотрел вопрошающего. Н-да, явно господин не бедствует — такую шубу бедствующий вряд ли себе позволит. Между тем он продолжил:
— Ежели газеты не врут, то общий размер вашего капитала составляет не менее пяти миллиардов рублей.
— Ну как же газеты могут врать? — делано изумился я. — Это ж просто… неприлично — врать-то. Ну вот вы же не будете это делать, так? А с чего другие-то будут?
Эта моя сентенция вызвала дружный смех. О том, что газеты врут много и, так сказать, задорно, в стране не говорил только ленивый. Нет, ленивый тоже упоминал, точно. Вот и о размерах моего состояния газеты соврали. Оно было намного больше. Уже лет пять назад, как раз на пике послевоенного разгона, я начал постепенно избавляться от своих промышленных активов (ну, кроме банковских — на них у меня были свои виды) как в России, так и в других странах, и к настоящему моменту заводы Магнитогорска мне уже не принадлежали. Как и мурманский порт. Как и Норильские медно-никелевые рудники. Как и многое, многое другое. К настоящему моменту восемьдесят процентов моего состояния было переведено в золото. Я ждал кризиса и предвидел его, а в такие периоды золото является самым надежным активом. Так что я сегодня был, вероятно, богаче любого государства на планете. Нет, не по активам, а по сумме средств, которые мог распределить в своем годовом бюджете. Но пока эти деньги ждали своего часа. Вернее, какая-то часть уже дождалась. Это журналюгам я дал уклончивый ответ, но моим дорожно-строитель-ным трестом уже были приняты к исполнению проекты подобных нынешнему «имперских трактов» Варшава—Минск—Москва с возможным продолжении до Берлина и в перспективе до Парижа, Санкт-Петер-бург—Псков—Вильно—Варшава и Москва—Брянск—Киев—Одесса. А сейчас рассматривались еще три проекта — кавказского, южноуральского и сибирского направлений. Я даже отказался от софинансирования из казны. Да, сейчас положение в стране тяжелое, люди покупают машины куда менее активно, чем три года назад, к тому же и не так уж много этих машин, и нет еще массовой привычки к автомобильным путешествиям. То есть окупаемость этих проектов составит не менее тридцати лет. Но деньги есть, в могилу я их с собой не захвачу, народу нужна работа, а стране — хорошие дороги…
