Неправильный боец РККА Забабашкин - Максим Арх
— Спасибо!
Подарок от боевого товарища оказался, по меньшей мере — царский. К тому же очки оказались не простыми, а с затемнёнными стёклами. Только как-то странно они были затемнены — неравномерно.
Присмотрелся более внимательно и немного расстроено вздохнул. К сожалению, стёкла оказались не затемнённые, а просто грязные.
А Садовский тем временем продолжил:
— У нас в деревне, значится, на машине Степаныч работал, на элеваторе. Так вот, он как ты, слаб на свет смотреть был. Старенький он, Степаныч-то, годков за шестьдесят так уж точно было. Ну и как солнечный день — так он обязательно грузовик свой либо не дотянет под загрузку, либо перетянет. Не видел толком, потому что элеватор-то наш прям вот на солнце и смотрит, считай весь день. Ну вот он и скумекал, берестою горящей стекло на окулярах подкоптить. И помогло ведь! Сразу и начальник ругаться на него перестал, да и ему легше. Я тут… Ну, нашёл. И чуточку задымил их — а то тебе бить врага не сподручно совсем!
— Спасибо! — вновь от всей души поблагодарил я. — Очень кстати!
Потёр стёкла. Оказалось это не грязь, а действительно копоть.
«Факелом, что ль, подкоптил? Или берестой? Но вроде бы затемнены»
Очки, конечно, были не новыми, а сам рецепт затемнения, мягко говоря, был странным.
«Но кому сейчас легко⁈ Главное глаза в помещении течь не будут и это уже прекрасно!»
Вновь повертел в руках сокровище и недолго думая, натянул на лоб. Кожа удобно легла на лицо. Брезентовый ремешок с петлями пришлось чуть-чуть подтянуть. Не дотягивала по объёмам голова Забабашкина до фрицевской хари, которой ранее принадлежал сей оптический прибор.
«Заодно и от водицы немного прикроют. Сейчас же дожди почти постоянные — умучаюсь протирать лицо каждый раз, а тут специально для того и сделано, чтобы водитель не получал от каждой лужи. По случаю, неплохо бы притрофеить ещё парочку-другую подобных вещиц. Что называется: на всякий пожарный. А то вот так оно бывает — раз, и остался совсем слепой. От солнца шарахаюсь. Моргаю и плачу, как красна девица или вампир какой».
Надел столь нужный «девайс», вновь поблагодарил добытчика и, изо всех сил борясь с зевотой, словно зомби пошёл искать вожделенный закуток, в котором есть не менее вожделенная кровать.
Глава 22
Тревожная обстановка
Воронцов не обманул. За мной действительно пришли. И я даже немного выспаться успел.
— Товарищ комиссар, вас вызывает командир дивизии, — доложил вестовой.
«Комиссар?» — удивился я такому слову, применённому к моей персоне. Но тут же вспомнил, что Воронцов перед боем во всеуслышание заявил, что я теперь именно что комиссар отряда.
Я точно не знал, в чём конкретно заключается моя новая «работа» согласно уставу, но помнил, что это что-то типа политработника, и что теперь, если и не самый главный, но тоже командир.
Посмотрел на свои наручные часы, что оказались не на руке, а на стуле, что стоял у батареи. Они показывали полдень.
«Неплохо поспал», — сказал я, пытаясь вспомнить, как, и главное, когда я сумел эти часы снять.
Рядом с часами обнаружился флакончик капель с пипеткой и мотоциклетные очки. Под флаконом записка: «Капли для глаз. Капать три раза в день». Закапал, после чего нацепил очки. Видеть стало значительно лучше, и я, покрутив головой, впал в ступор. Полусонный взгляд с удивлением обнаружил, что переодет я не в грязные бинты и лохмотья, в них ходил последнее время, а во вполне новое нижнее бельё, под которым проглядывались чистые бинты, коими были замотаны раны.
«И как же это я так перемотался, да и переоделся?» — задал я себе риторический вопрос и напряг память.
Через долгую секунду стали всплывать смутные воспоминания. Вроде бы во сне меня то ли мыли, то ли протирали мокрыми полотенцами, а потом чем-то смазывали и заматывали раны бинтами.
В одном из обрывков сна, я будто бы видел, что сидящая с папиросой в зубах товарищ Предигер говорит, что на Забабашкине, мол, всё заживает как на собаке.
Слова могли бы показаться в тот момент обидными, особенно несведущему человеку. Но вот только тоном они были сказаны тёплым и даже слегка восхищённым. И главное, в той фразе было вовсе не сравнение с собакой, а констатация факта, что раны заживают. И это было очень хорошо.
Конечно, сейчас, в общем и целом, я чувствовал себя, мягко говоря, неважно. Была лёгкая тошнота, головокружение, а также боль по всему телу. Но было это всё не так, как вчера, когда от боли я порой буквально сжимал челюсть, стачивая зубы.
Сейчас было больно, но в меру. И боль эту я вполне мог терпеть.
Мысленно поблагодарив медперсонал за помывку и перевязку, огляделся и увидел, что на другом стуле лежит чистая форма.
Не став задаваться вопросом, откуда она взялась, надел её, а затем, обнаружив под кроватью ботинки и обмотки, закончил полный образ бойца РККА образца 1941 года.
Перед тем, как идти в штаб, решил найти Клубничку. Попросил вестового обождать, а сам, подойдя к медсестре, что проходила по коридору, поинтересовался, где я могу найти Алёну.
Оказалось, она работала всю ночь и теперь спит.
Тогда я поинтересовался о здоровье начмеда.
К счастью, с той тоже всё было более-менее нормально. Рана от пули, что ей досталась, оказалась навылет, кость была не задета, и выздоровление руки должно было пройти нормально.
— Сейчас она тоже отдыхает, — сказала медсестра.
Поблагодарил девушку, попрощался и, повернувшись к вестовому, произнёс:
— Ну что, служивый, а вот теперь я свободен. Пошли в штаб, что ль. Где он находится? Далеко идти?
— Пятнадцать километров, за городом, у речки, — прошептал вестовой.
— Ну ни хрена себе, — обалдел я от такой новости.
А вестовой сделал два шага по коридору, открыл дверь палаты и произнёс:
— Товарищ комдив, Забабашкин прибыл, — повернулся к ошеломлённому мне
