Стилист - Геннадий Борисович Марченко
— Юра, ты же хочешь, чтобы я у тебя всегда была красавицей? Ну скажи, хочешь?
— Конечно, Галина, но ты и так для меня самая красивая женщина на свете, — он её нежно приобнял, стараясь не повредить причёску и макияж. — Если хочешь, то возьми несколько уроков, я не против. А теперь, наверное, молодого человека нужно отпустить, и нам уже пора собираться на праздник. Сколько мы вам должны?
Вопрос о стоимости моих услуг прозвучал как — то неожиданно, тем самым заставив меня слегка покраснеть.
— Галина Леонидовна, право, не стоит…
— Алексей, — вступила Брежнева. — Помните, я обещала, что не обижу вас? Вот, держите.
Она протягивала мне две сиреневых цвета купюры, а я не мог решиться их взять.
— Галина Леонидовна, вы и так уже французские духи мне подарили…
— Лёша, я же говорила, они у меня и так простояли бы ещё лет десять, пока бы не выдохлись. А в нашей стране каждый труд должен соответственно оплачиваться. Я считаю, что услуги чемпиона Москвы стоят не меньше 50 рублей. Или берите, или я на вас обижусь, и на уроки макияжа можете не рассчитывать.
— Ну хорошо… Только давайте тогда договоримся, что занятия по макияжу будут бесплатными. Вы и так уже, если честно, расплатились за несколько уроков вперёд, хотя, думаю, нам понадобятся два, максимум три занятия.
— Юра, ну вот что с этим молодым человеком делать… Ладно, уговорили, Алексей. Кстати, с наступающим вас!
— И вас тоже с наступающим! И кстати, я бы посоветовал вам, Юрий Михайлович, сменить рубашку и галстук.
— А что, не подходят?
— К тёмно — синему костюму — нет. Поверьте мне как… как профессионалу.
— Что ж, давайте посмотрим мой гардероб.
Покидая гостеприимную квартиру, я положил в карман пальто сложенный в несколько раз тетрадный лист с жирно написанным на нём номером домашнего телефона Брежневой. Галина Леонидовна вручила мне его на прощание, пояснив, чтобы в случае возникновения каких — то проблем я смело набирал её номер. Почему бы и нет, мало ли, в хозяйстве всё сгодится. Правда, смущало подозрение, что она на меня, скажем так, запала, поэтому придётся вести себя с ней очень осторожно, держать дистанцию.
Я спустился в метро и двадцать минут спустя вышел на станции «Новокузнецкая». Вскоре я заходил в подъезд дома, откуда началось моё путешествие в этот мир, достал блокнот, и вывел карандашом на листе: «Небольшая компенсация за позаимствованные у вас в середине сентября одежду и деньги. С Новым годом!» После чего вырвал лист и завернул в него вручённую Брежневой 25—рублёвую купюру. Немного подумав, со вздохом положил туда и вторую, затем опустил самодельный конверт в почтовый ящик. Пусть для несчастных Яхонтовых это станет новогодним подарком от пришельца из будущего.
* * *
В это же самое время Игорь Николаевич Кистенёв сидел на маленькой кухонке своей новой квартиры, глядел на стоявшую перед ним початую бутылку «Арарата» и задумчиво крутил в пальцах окончательно разрядившийся айфон. Три дня назад его бойцы прошли боевое крещение, и теперь у него имелась собственная небольшая армия. Во всяком случае, ему хотелось в это верить. Крещение, впрочем, по меркам криминальных 90—х выглядело несерьёзным. Парням только и требовалось, что проникнуть на танцы в Дом культуры имени Горбунова, затеять драку с превосходящими силами противника и покинуть место битвы, избежав задержания сотрудниками органами правопорядка.
Встреча была назначена в подвале дома Кистенёва в 11 вечера. К тому времени Игорь Николаевич успел как следует исследовать подвальные помещения. Вдоль стен проходили трубы отопления, пол был земляным, но хорошо утрамбованным, и забранные в металлические сетки лампочки, что удивительно, исправно горели. К тому же в подвале имелась маленькая комнатушка с отдельным выключателем, в ней хранились какие — то ящики, которые можно было использовать вместо стульев.
Ведущая с улицы в подвал неприметная, обитая железом дверь находилась под навесом, да ещё по пути к ней нужно было спуститься на несколько ступеней вниз. Дверь оказалась заперта не на навесной замок, а на ключ, который вставлялся в замочную скважину и хранился у управдома — дотошного пенсионера, ветерана войны и вдовца Петра Ильича Лушникова. На просьбу одолжить ключ в первый раз тот поинтересовался, зачем это новому жильцу нужно. Когда тот заявил, что хочет убедиться в исправности труб отопления и готов, если что, поспособствовать устранению проблем, Пётр Ильич сказал, мол, сам он регулярно, раз в неделю, спускается вниз и проверяет, всё ли в порядке, но если жилец хочет в этом убедиться, то согласен стать его проводником. Ключ от подвала постоянно находился на связке, на проволочном колечке, которое Лушников не выпускал из рук. Однако на следующий день Кистенёв вновь заявился к управдому.
— Пётр Ильич, там кошка в подвале орёт, видно, пролезла туда как — то, а выбраться не может. Одолжите ключ, я сам по — быстрому сбегаю туда — обратно.
Лушников в этот момент сидел с маленьким внуком, поэтому, скрепя сердце, всё же выдал ключ жильцу с просьбой управиться побыстрее и ничего в подвале не трогать. Хотя что там можно было потрогать кроме горячих труб… Десяти минут Игорю Николаевичу хватило, чтобы сделать пластилиновый слепок ключа с обеих сторон. На следующий день он заехал к Семёну Марковичу (от домашнего телефона тот принципиально отказывался), и выведал у него адресок человека, способного по слепку изготовить ключ. К вечеру Кистень уже держал в руках ключ от подвального помещения, в котором теперь намеревался периодически устраивать собрания своей небольшой армии. Свою квартирку он пока светить не хотел, а парням сказал, что сам живёт в нескольких кварталах от штаб — квартиры.
Те после драки в «Горбушке» заявились в возбуждённом состоянии, и не особо потрёпанные, хотя у Андрея под левым глазом сиял красочный фингал. Собрались они в той самой комнатушке с ящиками.
— Вижу, что драка удалась, — улыбаясь, констатировал Кистенёв. — Но, прежде чем мы с вами завтра отправимся к моему знакомому мерять импортные спортивные костюмы и кроссовки, вы должны сделать ещё кое — что.
С этими словами он достал лист бумаги с небольшим текстом, написанным шариковой ручкой и протянул её Макару, попросив прочитать вслух.
— Я, Бердычев Макар Викторович, — начал тот, — вступая в ряды отряда «Сокол», клянусь быть честным, храбрым и дисциплинированным, быть готовым отдать жизнь за товарища, исполнять любой приказ
