Осколки недоброго века - Александр Владимирович Плетнёв
– А вы часом не забылись? Вы – господин Мотоно, и ваши хозяева в Токио? Между нашими странами, между прочим, война! А мы с вами, господин Мотоно, ещё не на мирных переговорах!
Всегда тактичный, предпочитавший обтекаемые и приличные формы в разговорах, Николай вдруг заговорил выверенно жёстко, не скрывая презрения:
– Вы, японцы, так стремитесь стать вровень с великими западными державами, столь желаете влиться в цивилизованное общество, но… О, да! Восток дело тонкое, у вас имеются ещё и собственные, азиатские правила! Правила ведения войны, Сунь-цзы и прочее… когда ночная атака рейда Порт-Артура без объявления войны это совсем не вероломство, а такая-эдакая самурайская хитрость! Да?.. Но я не стану следовать хитро-изысканными восточными путями, а поступлю грубо. Мои генерал-адмиралы неоднократно предлагают… я отказывал, но, пожалуй, соглашусь!
Деревянно-бумажные японские города будут хорошо гореть после обстрелов корабельной артиллерией! А казаки на улицах Токио отрезвят излишне агрессивные самурайские головы!
И без того не выдерживая тон дипломатии, последние слова государя прозвучали особенно резко!
Японец буквально замер, побледнев, затем, медленно темнея лицом, пробормотал, выходя за рамки, презрев условности:
– Этого никогда не будет. У Ниппон… у Японии много богов (это прозвучало, как «много сил»)! Подданные Тэнно не смирятся с бесчестием, не уступят ни при каких обстоятельствах…
– Обстоятельства уже наступили!
– Против восстанет весь дух японского народа, каждый крестьянин, не только кадровая армия – все умрут, но…
– Вот-вот! Кто-то из мудрецов, возможно из восточных, сказал: «Выход есть всегда, даже если этот выход – смерть». Очень, знаете ли, в духе и философии японцев.
– Это сказал…
– Неважно! – прогремел император, перебивая: – Вам известно имя Акаси? Полковник Акаси Мотодзиро? Который с территории Швеции занимается организацией подрывной деятельности внутри России?
Мы!.. Мы воюем с вашей армией и флотом, но не посягаем на ваши устои и законную власть! А ваши спецслужбы связались с революционерами и заговорщиками, финансируя их, способствуя подрыву самого существования государства российского! Вы запустили такой разрушительный механизм, что даже после окончания войны нам эту кашу ещё долго придётся расхлёбывать! Что говорите?! В войне все средства хороши? Так мало того! Подзуживаемые вами террористы-народовольцы посягают на саму императорскую власть! На жизнь императора! На жизнь всей императорской семьи!
Романов на миг замолчал, вперившись в собеседника, ожидая реакции – японец либо взял себя в руки, снова натянув бесстрастную маску, либо…
«Да я ж для него белый варвар! – пришёл неожиданный вывод. – Не Тэнно-микадо, а в лучшем случае какой-то варвар-помазанник. Ах ты, сын узкоглазой собаки!»
Как всегда дав волю своему гневу, даже если он не выплеснулся наружу, а остался всего лишь в виде мысленных ругательств, Николай обрёл спокойствие, заговорив медленно и вкрадчиво:
– Вы как будто, господин Мотоно, не совсем понимаете существенность сиих фактов. Хорошо, я проведу доходчивую аналогию. Представьте, что российская служба диверсий и контрразведки организовала в Японии переворот с целью смещения правящей династии Мейдзи и убийства божественного Тэнно!
Скажете, гайдзины в Японии не смогут шпионить и проворачивать делишки по причине своей расовой отличности? Так есть ханьцы! Вы сумели настолько наследить в Китае, что там многие хотят отомстить. Предложения услуг жандармским и другим нашим службам на территории Поднебесной поступали неоднократно, можете не сомневаться. Слышали, наверное, даже ихэтуани-боксёры зашевелились.
Аккуратный азиат в костюме лондонской моды давно уже засунул свои бумажные протесты в портфель.
Упоминания о божественном Тэнно в столь оскорбительном контексте требовали, чтобы посол был потрясён.
Он и был потрясён! Потрясён безмерной печалью. И не гипотетическим фактом убийства (здесь играло иное мировоззрение, иной взгляд на кончину вообще), предрассудки европейца о бремени жизни и величии смерти нашли лишь одну болезненную точку – гибель микадо от руки грязного китайца была бы позорна!
Круглые линзы очков вдруг запотели, будто ватой тумана отгородив реальность.
«Я волнуюсь, – подумал сорокадвухлетний японец. Что-то ему подсказывало – в этой неожиданной импульсивности белого царя кроется невероятная провокация, – но если я хочу сохранить шаткие предпосылки к прекращению войны, то не стану включать его вызывающие намёки в отчёт. Пойду на личное унижение, лишь бы уберечь от унижения микадо. Слишком много горячих голов в окружении императора Муцухито, думающих о чести, но безрассудно забывающих стратегические истины, что давно премированы мировой политикой. Судьба ”Восходящего солнца” ступила на зыбкую почву и может оказаться подвешенной на тонких нитях неопределённости».
…А сквозь белую вату домыслов продолжала литься патетика российского царя:
– Я возьму на себя все обязанности, что налагают на меня моё звание и должность. И моя совесть! Именно совесть… большая политика такая субстанция, касаясь которой всякий раз надобно заботиться о нравственной гигиене.
На стыке
Разбудили адмирала в это утро рано, высыпав на голову первые вести: что-то намечается!
Досель устойчивая связь вдруг периодически зашумела наведёнными помехами, участились перехваты вражеской «морзянки».
Сам Рожественский приказывал Иессену эфир покуда не глушить, всё с тем же заделом – пусть супостат говорит вдоволь, лишь бы выманить!
Японские разведчики беспрепятственно транслировали сообщения, общаясь с мощными базовыми станциями. Тем не менее от Иессена сообщения легко прорывались на приёмники «Аскольда», наконец в 11:30 выдав коротким, заранее обусловленным кодом сигнал, лишь подтверждающий появление главных сил противника.
Началось!
Затем последовало более подробное донесение с примерным перечислением вымпелов, классификаций кораблей, координатами, курсом. Тут и всплыла некая неожиданность от Камимуры… или Того, коль он там главный мозг и начальник.
Предполагая очевидный выход главных сил противника из Сасебо, Рожественский именно от этой конфигурации строил свои планы.
Японская эскадра появилась от Симоносеки.
– Шесть вымпелов броненосные крейсера, – чётко докладывал флаг-офицер, – отдельными отрядами бронепалубники – ещё пять или шесть вымпелов. И неизменная свора миноносцев на подхвате.
– Всех собрали, – проронил Игнациус.
– Кроме броненосцев, – поправил Коломейцев.
– Очевидно, – Рожественский сместился к карте. – Где сейчас Иессен?
– Вот тут, – указал «флажок», – почти в середине линии «Симоносеки – Фусан». Камимура двигается от метрополии с намерением отрезать Иессена от западных румбов.
– Иессен…
– Намерен прорваться на соединение с «Аскольдом» и «Богатырём». Рейценштейн уже спешит навстречу.
– Поспешим и мы, – с тихой решительностью проговорил адмирал.
На кораблях били «боевую тревогу»!
Положение не стало сомнительным. Заранее обнаружив сильные дымы, Иессен мигом просчитал ситуацию, бросив отряд на зюйд-вест, намереваясь проскользнуть мимо Цусимы. Конечно, рискуя быть прижатым к островам.
Всё шло к тому, что боя на параллельном схождении не избежать.
Можно сказать, что столь чаянная операция входила в главное действо… первой фазы.
* * *
Камимура Хиконодзё был совершенно уверен в своих силах и
