Комонс (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Он кивнул.

– Захватили, конечно. Но тут наши возможности ограничены. У них какая-то нечеловеческая система криптографии, а специалистов у меня нет – ты же помнишь, мы работаем неофициально. Вся надежда на пленника, не может быть, чтобы старший группы не был знаком с шифрами…

«Волга» тормозит, заворачивает во двор. Неприметный гражданин в тёмном пальто, околачивающийся возле ворот кивает – проезжайте. Дядя Костя загоняет машину на стоянку, мы выходим.

– Рюкзак оставь, нам ещё тебя, на Речной везти.

Запирать машину генерал не стал. Ещё бы, во дворе такого дома можно не опасаться ни хулиганов, ни угонщиков.

…я так и не решился рассказать всё. Предположение у меня есть, но озвучивать его пока рано – надо проверять, анализировать, восстанавливать обрывки воспоминаний.

Потому что если я прав – вся эта история предстаёт перед нами в совсем новом, неожиданном свете. А если неправ… но об этом пока лучше не думать.

9

1979 год, 12 апреля.

Подмосковье, усадьба «Архангельское».

Вечер под звёздами.

Голос певицы заполнял небольшое, камерное помещение целиком. Слушатели, в массе своей, пожилые девушки, с накинутыми на плечи шалями и пёстрыми плетёными браслетами, и такие же пожилые юноши – вечные студенты, завсегдатаи творческих вечеров, бородатые, в свитерах крупной вязки «под Хемингуэя» – слушали, затаив дыхание. А Ритуля выводит цветаевские строфы страстно, призывно, заканчивая каждый куплет отрывистой, как удар степного акинака, строкой – так, что даже у анемичной барышни в крайнем ряду горят глаза, а тонкие до полупрозрачности, пальцы нервно терзают бахрому.

На дворе – конец апреля, и на горизонте отчётливо маячат переводные экзамены. Поэтов Серебряного века в программе восьмого класса нет, до них ещё год с лишком – но Галина с Татьяной Иосифовной всё равно вывезли всех желающих на литературный концерт, устроенный её знакомыми-музейщиками в усадьбе-музее Архангельское.

От нас требовалось заявить по одному выступлению от класса, и Галина конечно же, объявила конкурс идей. Я долго не раздумывал – подошёл к Ритке Дымшиц и предложил сделать песенный номер. «Стихи читать там будет каждый второй, не считая каждого первого, – убеждал я её, – а надо сделать что-то нетипичное. И, когда я напел ей, в силу своих более, чем скромных способностей, цветаевские «От стрел и от чар…» в варианте, который исполняла «Мельница» – Ритка сразу загорелась и поскакала вместе со мной убеждать нашу классную. В итоге конкурс прекратился, так и не начавшись, мы с Ритулей и двумя её подругами (гитара и блок-флейта) неделю репетировали после уроков, закрывшись в актовом зале.

Её голос в чём-то даже похож на голос Хэлависсы – мне как-то привычнее называть её Наташей, благо, в конце девяностых мы частенько пересекались на фестивалях реконструкторов-скандинавистов. Сильный, глубокий, от которого мурашки разбегаются по коже… И песня выбрана правильно, реакция зала это подтверждает.

Серёга с Миладкой сидят в углу и на песню особо не реагируют – успели наслушаться во время репетиций. Мы с альтер эго, на правах постановщика номера, стоим возле угла небольшого подиума. Отсюда видны и лица зрителей, и счастливые улыбки наших классных, и дрожание пальцев на отверстиях блок-флейты одной из наших исполнительниц, и царапины на деке старенькой «Кремоны»…

Аплодисменты, Ритуля раскланивается, довольная донельзя Галина встаёт, за ней поднимаются наши одноклассники. Я удовлетворённо толкаю альтер эго «под локоток» – а неплохо мы с тобой поработали? – и совсем было собираюсь впасть в привычный созерцательный транс. Мешает Аст – из своего угла он делает страшные глаза, указывая, то на Миладку, то на распахнутую по случаю духоты, дверь на балкон.

Ну что ж, если девушка просит – надо уважить, тут я полностью согласен со своим вторым «я». А он времени не теряет – шаркает ножкой в ответ на расточаемые Ритулей дифирамбы и бочком, состроив виноватую физиономию – «я только на минуточку, Галина Анатольевна, сейчас вернусь…» – пробирается к выходу. Вместе со мной, ясное дело.

– …Почему всё у вас про кровь, убийства, войну? Вот и эти стихи, прекрасные, конечно, никто не спорит, но ведь – «Чтоб не жил – кто юн!..» Как можно жить с таким? А вы живёте и даже в других стреляете!

…это она про мои подвиги на «конспиративной даче. Слава Богу, хоть про труп у птицефермы не знает…

Вечереет, на небе – ни облачка, и в синеве уже проступают первые вечерние звёзды. Мы стоим на длинном, во весь фасад, балконе, возле массивных мраморных перил. За спиной светятся окна малого «камерного» зала – поэтический вечер идёт своим чередом, и классная, наверное, уже с беспокойством поглядывает на дверь, за которой скрылась наша троица.

Миладка замолкла, ждёт ответа. Я тоже затаился – интересно, как среагирует альтер эго? Вопрос-то поставлен ребром…

…нет, ничего интересного – Женька обошёлся бессодержательным «ну, это как посмотреть…» В ответ в девичьих глазах плеснулось лёгкое разочарование.

– Знаешь, Жень, я не любительница фантастики, хотя, всё, что с нами творится в последнее время – это и есть самая настоящая фантастика. Но я не о том: я всегда верила, что там, – она показывает пальцем на тёмное небо, на которое уже потихоньку начали высыпать первые звёзды, – …что там живёт кто-то добрый и мудрый, и однажды они придут к нам и помогут стать такими же.

– Это тебя что, на День Космонавтики пробило? – пытается острить Аст, но Миладка бросает на него такой гневный взор, что он замолкает, и принимается лепетать что-то насчёт недавно прочитанной «Туманности Андромеды».

Не знаю, не читала… – прерывает этот поток сознания Милка. – Но ведь обидно же: столько всего понапридумывали, а на деле оказалось, что там обитают никакие не прекрасные и разумные существа, а наоборот, злобные твари, и ничего, кроме беды от них ждать не приходится.

…нет, альтер эго, придётся отвечать самому – так, как думаешь ты. Это ведь не такое уж скверное занятие – думать…

– Я, конечно, не знаю… – начинает он неуверенно, и тут его прорывает: – Права Милка, я тоже не верю, что там, у звёзд, одни только Десантники! Чтобы вся Галактика – и под властью такой мерзости? Ну, не может быть всё так погано, не может… Наверняка есть и другие!

– Другие? – хмыкает Аст. – Интересно, какие же? Как у Ефремова, «Великое Кольцо»?